«Джим живет в Калифорнии и увлекается экстремальным спортом. Однако он не испытывает пределы действия гравитации или усталости. Его снаряжение состоит из затемненной комнаты, повязки на глаза, плотных заглушек в уши и восьми магнитных катушек, соединенных с персональным компьютером и закрепленных на голове повязкой с липучками.
В следующие выходные изобретатель головной гарнитуры “Шакти” Тодд Мерфи будет одним из выступающих на фестивале “Религия, искусство и мозг” в Винчестере, – наряду с суфийскими танцовщиками, музыкой Джона Тавернера, психологами, нейробиологами и фармацевтами. Ключевой момент разговора – “Эволюция, опыт и проявление религиозного импульса – что побуждает мозг выдавать его и почему?”
Рита Картер, научный консультант фестиваля и автор популярной книги по нейробиологии “Как работает мозг”, описывала ситуацию, в которой она стала “одним целым” с газовой плитой, всей комнатой и наконец – со всей вселенной»[281].
Можно ли насаждать идеи или воспоминания нейробиологическими методами? Правительства многих стран сочли бы методы управления мыслями или насаждения воспоминаний чрезвычайно полезным инструментом в борьбе с диссидентскими политическими фракциями. Они охотно взялись бы финансировать исследования в этой сфере, если бы те считались продуктивными. В сущности, в 60-х годах XX века Пентагон, по-видимому, финансировал нейробиологические эксперименты в этой области[282].
Но в 1978 году Э. Холгрен с коллегами опубликовали ретроспективный анализ ментального воздействия в 3495 случаях электростимуляции, примененной симметрично к медиальным височным долям (МВД) 36 человек. Холгрен и остальные обнаружили, что большинство случаев стимуляции МВД, а точнее 92 %, не вызывали никакой ментальной реакции – такой, как ощущения, зрительные образы, мысли, эмоциональные реакции и т. д. Эти же исследователи также сообщили, что ментальные изменения, вызванные электростимуляцией МВД, были в высшей степени непостоянными, разнообразными и специфическими. Эти результаты говорят в пользу мнения о невозможности систематически вызывать конкретный ментальный опыт (например, РДМО) путем стимуляции височных долей, как электрической, так и магнитной[283].
Вызывать конкретный ментальный опыт с помощью каких-либо технологий скорее всего невозможно. Одна из причин, как указал научный журналист Джон Хорган в недавней статье в журнале Discover, заключается в том, что каждый программирует свой мозг по-своему. Даже мозг лабораторных крыс действует по-разному в зависимости от нахождения в том или ином лабиринте, а в одном и том же лабиринте мозг каждой крысы действует по-своему. Нейробиолог из Университета Аризоны Брюс Макнотон, специалист в этой области, вообще сомневается в возможности составления словаря для расшифровки человеческой памяти – «несравненно более сложной, изменчивой и контекстно-зависимой, нежели память крыс». Как объясняет Хорган,
в лучшем случае, полагает Макнотон, можно было бы составить словарь для одного человека, наблюдая за работой его нейронов на протяжении лет, ведя учет всем поступкам и выслушивая его описание собственных мыслей. Но даже тогда такой словарь будет в лучшем случае несовершенным, вдобавок его придется постоянно пересматривать с учетом постоянно приобретаемого человеком опыта[284].
Кроме того, добавляет он, «этот словарь больше никому не пригодится». Так что такие фильмы, как «Вспомнить все», «Матрица» и «Вечное сияние чистого разума», где воспоминания просто вводят в человеческий разум, – плодотворная идея для научной фантастики, недостижимая в реальности.
Популярная наука придерживается культуры однонаправленного скептицизма – то есть скептицизма, направленного лишь в одну сторону. Она скептически относится к любым предположениям, что духовность соответствует чему-то за пределами нас самих, но удивительно падка на любые редукционистские объяснения этого явления. Поэтому неудивительно, что еще до каких-либо попыток воспроизвести результаты Персингера «шлем Бога» зажил отдельной жизнью. Научные журналисты-паломники съезжались в Садбери издалека, чтобы примерить шлем. Кому-то история со шлемом казалась не только верной и неизбежной, но и готовой к внедрению в популярную культуру и к коммерциализации.
Персингер предвидел это. Он задал журналисту Роберту Герчу вопрос: «Можно ли использовать шлем для снижения тревожности в мире, который стремительно секуляризируется?»[285] Персингер продолжал:
К умирающим от рака людям, которые не верят в Бога, мы могли бы применить эту стимуляцию, чтобы вызвать чувство целостности, способствовать ощущению личного развития. В будущем в каждом доме, почти согласно восточным традициям, можно будет увидеть место, которое, по сути дела, является личным «центром Бога», где можно сесть, «открыться воздействию», будь то с помощью шлема или без него, и стремиться к личному развитию. Может быть, мы обрели технологию, которая позволит нам разгадать последнюю из величайших загадок, изучить наше собственное «я»?[286]
Его коллега Тодд Мерфи приступил к выводу на рынок портативного, потребительского варианта шлема как устройства «нью-эйдж» для мгновенного обретения духовности. Его нейромаркетинговой целью, как он поспешил заявить, было «совершенствование духовности, а не ее замена»[287]. И действительно, вскоре «шлем Бога» оброс целой нейромифологией. К примеру, Мерфи искал способы сочетать эволюционную теорию Дарвина с буддийским учением о реинкарнации[288].
«Первое, что нам необходимо сделать, – это принять дарвиновскую теорию естественного отбора. Если мы сделаем это, то придем к выводу, что перерождение есть адаптация, внесшая свой вклад в наше выживание в некий момент истории нашего вида. И если так, значит, конкретные механизмы действия перерождения должны быть одинаковыми для всех, поскольку у всех нас есть общий с точки зрения эволюции предок»[289].
В настоящее время Мерфи работает независимо от Персингера, и пока неясно, можно ли отнести его работу к научным исследованиям. «Мы не проводим никаких официальных исследований, – сказал он недавно Бренту Рейнсу из журнала Alternate Perceptions. – Скорее, люди сообщают о своем опыте, и если он оказывается интересным, я срочно направляю их к доктору Персингеру»[290].
«Большинство институтов требуют безусловной веры, а институт науки превращает скептицизм в добродетель».
Однонаправленный скептицизм
Почему скептицизм направлен лишь в одну сторону? Многие люди, примерившие «шлем Бога», гордятся своим критическим мышлением. Некоторые даже принадлежат к официальным обществам скептиков и считаются их почетными членами[291]. Так, Сюзан Блэкмор состоит в Комитете по научному расследованию заявлений о паранормальных явлениях (CSICOP), в 1991 году она была удостоена награды Комитета «Выдающийся скептик». Сюзан считается одним из самых известных скептиков в британских СМИ. Однако уместным будет вопрос, что же это за «скептик», если он не сознает, что признанная психология внушения легко объясняет эффект «шлема Бога» без какой-либо необходимости обращаться к электромагнетизму?
Три фактора могут помочь предоставить объяснение. Во-первых, научная журналистика берет начало в культуре, где скептицизм был направлен лишь в одну сторону. Социолог Ричард Флори отмечает, что с конца XIX века журналисты начали воспринимать себя как естественных преемников традиционных религиозных или духовных лидеров. Он пишет: «Журналистика стала идеальной преемницей религии, поскольку она одна могла обеспечить надлежащее руководство и для общества, и для отдельно взятых его членов»[292]. Полагая, что материализм – это надолго, многие журналисты сочли своей задачей продвигать материализм за счет традиционных, духовно ориентированных представлений о человеческой природе. С тех пор журналистика строилась по образцу науки, с «объективностью» в качестве нового стандарта. Как правило, она демонстрировала лишь резкую критику религиозных взглядов, которые вытеснила. Как отмечает Флори,
если религию и представляли как игравшую хоть сколько-нибудь позитивную роль, то лишь с чисто функциональной точки зрения – в том смысле, что нравственные представления, характерные для религии, могли быть источником стойкости для некоторых индивидов, но не являлись авторитетом для современного общества[293].
Второй фактор – то, что явное напряжение в новом устройстве журналистики довольно рано стало очевидным. Объективность в понимании ученого отнюдь не является разумной целью для журналиста. Ответственная журналистика (точная, честная, смелая, чуткая, уравновешенная, свободная от влияния конфликта интересов) безусловно возможна. Но журналист – это субъект, который пишет о деятельности субъектов для аудитории субъектов. Какую бы позицию он ни занимал при изложении сюжета, она не исключает субъективизма. Так какова же участь объективности при новом порядке?
Объективность стала означать, помимо всего прочего, враждебное отношение к нематериалистскому подходу к РДМО. Так, по традиции научная журналистика была скептически настроена ко всему, кроме материализма. По отношению к последнему скептицизм не допускался. Выступая в качестве преемников традиционных духовных взглядов, которые они считали уже дискредитированными (не задумываясь, как и почему), многие журналисты всерьез рассчитывали, что ген, препарат, нейронная сеть и даже «шлем Бога» всецело объясняют РДМО. Казалось, остается лишь дополнить картину деталями.
Традиционные мистики не стремятся к просветлению, помогающему в повседневной жизни или способствующему необычному опыту. Они стремятся постичь высшую реальность таким образом, который стоит выше личной выгоды, мучений, любопытства, индивидуальности и даже неземной радости[294].
Как правило, мистический опыт – единственное в своем роде и редкое явление, поэтому его нелегко описать словами или образами. Возможность точно и подробно описать, что именно человек видел и испытал, как в большинстве своем делали те, кто примерил «шлем Бога», обычно указывает на то, что данный опыт не относится к мистическому[295].
Мотивация для мистика – любовь, а не любопытство. «Любовью можно постичь и удержать Его, но мыслями о постижении – никогда»[296]. Мистик учится эмпатии к другим, будь они людьми или животными, и сочувствию к их страданиям. Прочие последствия внушают подозрение.
Вопреки беспокойству Персингера о том, что мистический опыт может породить склонность к воинствующей религиозности, к мистикам эго не относится. Мистицизм, как отмечает Андерхилл,
никоим образом не интересуется прибавлением, исследованием, изменением устройства, улучшением чего-либо в зримой вселенной. Мистик отстраняется от этой вселенной даже в ее сверхъестественных проявлениях. Несмотря на заявления его противников, он не пренебрегает своим долгом по отношению ко многим, однако его сердце навсегда отдано Неизменному[297].
В главах 7 и 9 мистицизм рассматривается подробнее, а пока достаточно сказать, что большинство людей, примеривших «шлем Бога», не проявляли мистических устремлений в традиционном смысле этого слова.
И наконец, мало кто из научных журналистов имеет исчерпывающее представление о РДМО. Столетие назад сторонница британской англиканской церкви Ивлин Андерхилл написала книгу «Мистицизм» – ценное руководство по мировоззрению и практикам западных мистиков. Базовые представления о западной духовности, такие, которые можно почерпнуть при чтении подобных трудов, могли бы предотвратить немало недоразумений, ошибок, движений по ложному следу. Однако зловещим знаком служит то, что многие журналисты не видят никакой необходимости в умении разбираться в подобных вещах, даже при подготовке сюжетов о РДМО.
Наука развивается благодаря воспроизведению исследований, и в конце концов группа шведских нейробиологов попыталась получить результаты Персингера с помощью аппаратуры, позаимствованной у него же в лаборатории.