нутренний замок». Как отмечал историк Питер-Томас Рорбах, уникальность Терезы в том, что она «единственная женщина в истории церкви, когда-либо участвовавшая в реформировании мужского ордена»[889].
Пастыри, ступайте из загона на холм, и если случайно увидите, кого я люблю больше всех, передайте ему, что я болен, страдаю и умираю[890].
Иоанн Креста о своем заключении в Толедо
Иоанн родился в бедной семье. Его отец лишился наследства, неблагоразумно женившись по любви, и умер молодым. Тихий и щуплый Иоанн помогал в местной больнице, зачастую отвлекая пациентов от боли тем, что сочинял и пел песни. Его рано привлекла созерцательная жизнь, но кармелитом ему пришлось стать втайне, поскольку его благодетели надеялись, что одаренный мальчик выберет более мирское призвание. Вскоре его привлекли реформы Терезы. Будучи не только священником, но и проницательным психологом, он служил духовным наставником многих колеблющихся молодых людей, ощущавших влечение к созерцательной жизни. Психиатр Джералд Мэй пишет:
Психологические идеи Терезы выдерживают сравнение с идеями Фрейда и его последователей XX века. Описанная Иоанном привязанность блестяще дополняет современную теорию зависимости. Образы, к которым обращаются оба, отличает универсальность, до глубины души трогающая современных искателей духовности[891].
Однако Иоанн дорого заплатил за свои озарения и преданность. В декабре 1577 года его похитили, заковали в кандалы и тайно отправили в заключение в толедский монастырь. Несмотря на попытки подкупа и угрозы, Иоанн не желал отречься от реформ. В итоге он подвергался бичеванию трижды в неделю в течение месяцев. Тереза сделала все возможное, чтобы спасти его, но тщетно. Никто не знал, где именно его содержат[892]. Одним из последствий этих страданий и отчаяния стало то, что Иоанн пережил глубокий мистический опыт, который выразил в стихах, вошедших в число лучших из когда-либо написанных на испанском языке[893].
Наконец в августе 1578 года Иоанн воспользовался случаем, чтобы совершить дерзкий побег. Перебравшись через стену, он добрался до реформированного женского монастыря. Когда тюремщики ворвались в этот монастырь в поисках Иоанна, то услышали от настоятельницы двусмысленные слова: «Будет чудом, если вы увидите здесь кого-нибудь из братьев-монахов». Чуда не произошло: настоятельница надежно спрятала Иоанна.
В 1580 году реформированным монастырям была дана отдельная юрисдикция, что помогло разрешить конфликт, так осложнивший жизнь Иоанну. Его труды «Духовная песнь», «Темная ночь души» и «Восхождение на гору Кармель» вдохновляли искателей духовности в христианской традиции на протяжении веков, хотя большинство его писем с духовными наставлениями было уничтожено получателями, опасавшимися преследований.
«Что готовит нам будущее, какая участь ждет нас, – не знаю. От небесных щедрот я жду лишь скромных благословений, на которые взглянули бы сверху вниз богатые и могущественные этого мира и не сдержали бы пренебрежения: жду доброй воли ко всем живым существам, бесконечного терпения и нежного примирения»[894].
Настоятельница, утешая молодых монахинь во время эпохи террора
В эпоху террора (1792–1794) Великой французской революции многие религиозные люди подверглись гонениям. 14 монахиням-кармелиткам и двум прислужницам монастыря в Компьени, брошенным в тюрьму в 1793 году, сбежать не удалось. Всю жизнь они посвятили служению делу мира во Франции.
Узниц обвинили в преступлениях против государства и приговорили к смерти. Поскольку у них отняли кармелитские облачения, они изготовили себе другие из уцелевшей одежды. 17 июля 1794 года в тени гильотины на площади, ныне называющейся площадью Нации, монахини встали на колени и запели гимн, повторили вслух свои крестильные и религиозные клятвы и спокойно встретили смерть. Обычно буйствующая толпа хранила полное молчание.
Мученицы-кармелитки увековечены во множестве произведений, в том числе Эммета Лавери и в опере Франсиса Пуленка «Диалоги кармелиток»[895]. Однако гораздо важнее было то, что конец эпохи террора наступил через десять дней после их казни.
«Тот, кто стремится к истине, стремится к Богу, неважно, осознает он это или нет»[896].
Философ и кармелитка Эдит Штайн
Эдит Штайн, неглупая еврейская девочка, родившаяся в Бреслау, Германия, увлекалась экзистенциализмом и считала себя атеисткой – до тех пор пока однажды не зачиталась на всю ночь биографией кармелитки и мистика Терезы Авильской. Закончив чтение, Эдит воскликнула: «Так вот она – истина!» В следующем году она приняла католичество. Преданная ей и иудаизму мать воспринимала истину, конечно, иначе, чем Эдит, и эти разногласия стали одной из множества мучительных дилемм в жизни ее дочери. Штайн писала и преподавала в педагогическом институте, работать в университете она не могла ввиду господствующего предубеждения против женщин-философов. Тем не менее ее высоко ценили как образец мирянки-католички тех времен.
Черная тень омрачила ее жизнь, когда Гитлер запретил евреям преподавательскую деятельность[897]. Штайн предложили должность в безопасном южноамериканском университете, но она считала, что в тяжелое время должна быть рядом с другими евреями. В 1933 году она ушла в кармелитский монастырь Кармель в Кельне и взяла себе имя Тереза Бенедикта Креста – в память не только об известной Терезе Авильской, но и новой Терезе, будущее которой она уже предчувствовала. В Кармеле Штайн продолжала писать книги и следить за тем, как усиливается террор против евреев. Когда в 1938 году Гитлером было принято «окончательное решение еврейского вопроса», присутствие Штайн в монастыре стало представлять опасность для других сестер, поэтому в Сочельник ее тайно увезли в кармелитский монастырь голландского города Эхте.
После вторжения нацистов в Голландию разрабатывались планы тайной отправки Штайн в соблюдавшую нейтралитет Швейцарию. Но в июле 1942 года голландская католическая церковь обнародовала пастырское письмо, зачитанное со всех церковных кафедр и осуждающее преследование евреев. В ответ нацисты арестовали всех крещеных евреев в Голландии, в том числе Терезу Бенедикту и ее сестру Розу (которая присоединилась к ней в монастыре Эхта). Женщин сразу же отправили в лагерь смерти. Тереза предвидела это и была готова к такому повороту судьбы. Один из очевидцев, еврейский коммерсант, вспоминал:
Среди заключенных лагеря сестра Бенедикта выделялась своим непоколебимым спокойствием и собранностью. Крики, метания и замешательство вновь прибывших были неописуемыми. Сестра Бенедикта ходила в толпе женщин, как ангел милосердия, успокаивая их и оказывая помощь. Многие матери были на грани помешательства, их стремительно затягивала черная и мрачная меланхолия. В тупом отчаянии они могли только плакать, позабыв про детей. Сестра Бенедикта заботилась о малышах – умывала их, причесывала, приносила еду, присматривала за ними, как могла[898].
Штайн и ее сестру отправили в газовую камеру в Освенциме в 1942 году. Если бы она жила в более счастливые и безопасные времена, она способствовала бы вовлеченности женщин в политику – эта сфера деятельности всегда привлекала ее. Однажды Штайн написала: «Этой стране… просто недостает того, что есть у нас. Ей нужно то, чем являемся мы»[899].
Три кармелитских мистика – Тереза Авильская (1970), Иоанн Креста (1926) и Тереза из Лизье (1997) – удостоены звания «учитель католической церкви». Это звание, которого за последние два тысячелетия удостоилось только 33 человека, означает, что жизнь и служение человека свидетельствуют о непрестанном учении и высокой степени духовной святости, следовательно, наставления таких людей благотворны для всех христиан. (Однако сам факт получения звания не означает, что эти учения истинны и непогрешимы, или же что их основоположники всегда вели идеальную жизнь).
Тереза Авильская и Тереза из Лизье – две из всего трех женщин, вошедших в число учителей церкви. Третьей стала монахиня-доминиканка и мистик Екатерина Сиенская (1347–1380, удостоена звания в 1970). Несмотря на ее скромное происхождение, Екатерина невозбранно порицала высокопоставленные лица итальянского общества ее времен. Так, она советовала папе Урбану VI сдерживать свой резкий и вспыльчивый нрав, если он не желает подрывать ее попытки разрешить конфликт, и не была наказана за это.
«Вы знаете, что поступили дурно, но как больная и одержимая страстями женщина, вы позволяете себе руководствоваться ими»[900].
Из письма Екатерины королеве Неаполя, подозреваемой в убийстве мужа
Тот факт, что все три женщины были мистиками, указывает на парадокс в жизни многих мистиков. С одной стороны, они ведут жизнь аскетов согласно древнему уставу, избегая мирской власти и известности. Так, ни одной из этих женщин не было позволено занимать официальную должность в иерархии католической церкви. С другой стороны, мистики зачастую пользуются значительной интеллектуальной и социальной свободой, что приводит к поразительным достижениям.