La Course du Radium (название, конечно же, следует перевести «В погоне за радием», а отнюдь не как «Курс лечения радием») изображены всадники в бурнусах, скачущие по пустыне в обреченной на неудачу попытке поймать нашего героя, ускользающего от них на биплане. Все это, конечно, была чистейшей воды фантазия. Для большинства практических целей единственными источниками подготовленного радия были два в высшей степени цивилизованных и интеллектуальных европейских города: Париж, где располагалась лаборатория Кюри, и Вена, где находился соперничающий с нею Институт исследования радия.
Однако уже к 30-м годам ХХ века накопилось достаточно доказательств того, что радий представляет серьезную опасность для здоровья. К примеру, произошел случай с «радиевыми девушками», наносившими радий на светящиеся часы. В 1925 г. одна из этих женщин подала в суд на своего работодателя, «Радиевую корпорацию США», за вред, причиненный здоровью. У нее и других девушек была привычка смачивать кисточку, с которой они работали, слюной. В результате по меньшей мере 15 сотрудниц умерли от острейшей анемии и распада тканей ротовой полости. Марии Кюри было хорошо известно о смерти нескольких французских инженеров, занимавшихся подготовкой лечебного радия, хотя в ее собственном институте на тот момент никто не пострадал. Она относила это на счет высокого уровня техники безопасности, отличавшего ее учреждение, который и в самом деле для тех лет был почти идеальным. Однако по прошествии определенного времени несколько коллег Кюри также стали жертвами лучевой болезни.
Несмотря на все более очевидную опасность, популярность радия как бренда не претерпела ни малейшего урона. Во французских аптеках можно было приобрести одеколон, пудру, мыло и губную помаду под маркой «То-Радия» «в соответствии с формулой доктора Альфреда Кюри» – либо самозванца, либо порождения воображением производителей, так как в семействе Кюри не было никого с таким именем. Относительно того, что косметика «То-Радия», преподносившаяся как «косметика, приготовленная на научной основе» и рекламировавшаяся некой Жаклин Донни, которая завоевала титул Мисс Франция в 1948 г. и Мисс Европа в 1949 г., содержала торий и радий, высказывались большие сомнения, так как в Институте Кюри в ходе проверки названной продукции не нашли ни того ни другого. По поводу многих иных продуктов не возникало даже сомнений относительно отсутствия в них всяких следов радия. Тем не менее продолжали продавать «радиевые лезвия» с претензией на «научную заточку». Реклама бренда parfum atomique[33] демонстрировала флакон с этикеткой Atome 58 с сиянием ауры. Авторам рекламы было невдомек, что элемент с атомным весом 58 – совершенно безобидный церий. От последних сохранявшихся брендов такого рода отказались в 1960-е гг. по мере нарастания общественных протестов против ядерного оружия и использования атомной энергии в принципе. Использование радия в настоящее время ограничено радиологическими клиниками.
Помещения, в котором супруги Кюри когда-то открыли полоний и радий и которое Мария позднее в своих воспоминаниях называла «дощатой лачугой с асфальтовым полом и стеклянной крышей, не способной даже толком защитить от дождя», более не существует. Наука редко с благоговением относится к местам, где были сделаны открытия, лишь к самим открытиям демонстрирует она почтение и – время от времени – к тем, кто их сделал. Чета Кюри воплощала крайности отношения, которые у ученых могут сформироваться к их собственным открытиям. Мария с пиететом относилась к тому, что для Пьера никогда не имело существенного значения: к научному приоритету, и все свои научные достижения воспринимала как личную собственность. Если бы лаборатория дожила до наших дней, она бы стала напоминанием о том, что для открытий совсем не обязательны хорошие условия и удобства, вполне достаточно нужного оборудования в нужное время, в данном случае уранита и точных кварцевых весов Пьера.
В 1914 г., через восемь лет после смерти Пьера, Мария Кюри наконец перебралась в более удобное помещение – Институт радия, состоявший из нескольких зданий. Через сад от него располагался Пастеровский Институт. Большие окна в лаборатории Марии открывались в садик между двумя зданиями, как бы символизируя близость химии и биологии между собой и их обеих к природе. Мария работала в этом здании до самой смерти в 1934 г., после чего директорское место в Институте занял Андре-Луи Дебьерн, открывший в ураните еще один элемент – актиний. Позднее у руля Института встали дочь Марии Ирен и ее муж Фредерик Жолио-Кюри. В 1958 г. здание было закрыто, так как оно настолько «пропиталось» радиацией, что работать в нем стало небезопасно.
Тем не менее в 1995 г. его вновь открыли, теперь уже как Музей Кюри. Я встретился с координатором музея Марите Амрани. Вот кого отличает приятный и совсем не характерный для парижан энтузиазм по отношению к своей работе! Перед тем как провести меня в комнаты, где работала Мария Кюри, она показывает мне образцы продуктов с брендом радия. Марите заверила меня, что помещение совершенно безопасно, но хаотическое состояние, в котором находятся в нем полки и стенды и древние пузырьки с химикатами, заставило меня в этом усомниться. Я осматриваю образец уранита, тусклый серый камень с едва заметными лиловатыми блестками, и задаюсь вопросом, а какое излучение сейчас от него исходит. На стене вывешена страничка из блокнота Марии Кюри, а рядом почерневшая радиограмма той же страницы свидетельствует о довольно сильном облучении. Рабочий халат Марии – черный в белый горошек – напоминание о парижском шике. В углу стоит коробка из красного дерева, где когда-то находился грамм радия, полученный Марией в качестве подарка от американских женщин, собравших 100 000 долларов, необходимые для его покупки. Внутри коробки – свинцовый цилиндр размером с сыр «Стилтон» с отверстием в центре, в котором и пребывал источник радиации. Я попытался, но так и не смог поднять его. «Он весит сорок три килограмма, – говорит Марите. – А сейчас вам пришлось бы использовать гораздо больше свинца».
Одно из главных достоинств Марии Кюри состояло в способности вдохновлять окружающих своим примером. «Она приглашала к себе в лабораторию многих женщин, – рассказывает Марите. – И, если у кого-то из них обнаруживались способности к научному поиску, она активно поощряла их». Дочь Марии Ирен, пожалуй, самый яркий пример. Она также получила Нобелевскую премию совместно с мужем в 1935 г. Еще один пример – Маргарита Перей, открывшая свой собственный новый элемент, франций, в 1939 г. Перей прошла весь путь от уборщицы, в обязанности которой входило мыть пробирки, до личной ассистентки Марии Кюри и наконец до настоящего ученого и члена Французской Академии. Открытие, сделанное ею в самый канун Второй мировой войны, не вызвало той шумихи, которая в свое время так раздражала Кюри. Для элемента, шедшего перед радием в периодической системе, Перей поначалу предложила название «катий» и символ Сm (из-за его способности к формированию весьма активных положительно заряженных ионов, или катионов, которая была ею предугадана), но к тому времени, когда название элемента было вынесено на официальное рассмотрение в 1947 г., открыли большое число других радиоактивных элементов благодаря исследованиям в рамках Манхэттенского проекта. У одного из этих элементов – кюрия – было больше прав на символ Сm. И Перей выбрала второй вариант названия – франций. В 1962 г. она стала первой женщиной, избранной во Французскую Академию, которая в свое время отвергла и Марию, и Ирен Кюри. Возможно, мадам Перей в конечном итоге помог правильный выбор названия.
По возвращении из Парижа, выйдя из поезда, я направился к родителям. Их лондонский дом я использую в качестве перевалочного пункта. Там мне захотелось стереть со своих черных туфель беловатую пыль, осевшую во время прогулок по парижским паркам, и я был поражен, обнаружив наряду с баночками мелтониевского крема коробку с черным кремом для кожаной обуви с надписью «радий», нанесенной крупными буквами, характерными для 1960-х гг.
Ночной свет Дистопии
С середины XIX века основное средство освещения улиц и городских зданий – газ. Его белесое свечение, сопровождавшееся тихим шипением, было с самого начала встречено с энтузиазмом, и после его ухода в прошлое о нем еще долго вспоминали с ностальгией. К тому времени, когда на стыке столетий электрический свет ламп накаливания начинал вступать в свои права, даже простое воспоминание о газовом свете способно было вызвать острый приступ ностальгии. В знаменитой немецкой песне времен Первой мировой войны, написанной в 1915 г., «Лили Марлен», поется о том, что Лили стоит под уличным фонарем (Laterne). К началу Второй мировой войны, когда песня переживала второй пик популярности, в английском переводе она так и называлась «Лили у фонаря», сочетая ностальгические ассоциации с ушедшей эпохой невинности и неизменно притягательным образом роковой женщины.
Описание городской жизни немыслимо без упоминаний о чудесах искусственного освещения. И тем не менее этот свет – не просто свет. Он испускает лучи, освещает, отбрасывает тени, как и любой другой свет, и таким образом создает некое настроение, к которому особенно чувствительны литераторы. Конечно, и при нем могут совершаться темные дела, но газовый свет сам по себе всегда воспринимался как невинное чудо. Неудивительно, ведь он был первой разновидностью городского освещения. Даже в художественных произведениях, полных теней, таких как роман Джозефа Конрада «Секретный агент», газовый свет выступает во вполне положительной роли. Конрад всеми силами стремится доказать, что этот свет совершенно нейтрален. В одном из эпизодов романа щеки отрицательной героини Винни Верлок в газовом свете «приобретают оранжевый оттенок». Однако упомянутый оранжевый оттенок отнюдь не результат особенностей освещения, а следствие сочетания краски стыда с желтушным цветом лица. Газовый свет обладает способностью демонстрировать вещи такими, как они есть.