Если у нас что-то и известно о Нью Эйдж движении, так это в основном его перекосы, крайности, опасности, нелепости, и потому мой рассказ был направлен сознательно на позитивное. Но даже с такой установкой было бы неверно совершенно обойти молчанием проблемы, с которыми сталкиваются на практике те, кого вдохновляют воззрения Нью Эйдж. Во-первых, очень трудно ориентироваться среди многообразия путей и дорог к Богу, Трансцендентному Началу или «истинному я» — много названий, кстати, и у конечной цели, хотя она, по существу, одна. Последнее сразу указывает на другую трудность: отсутствие общего языка в духовной сфере. Впрочем, еще вопрос, в какой степени он может быть общим в выражении неодинаковых мировоззрений, отличающихся друг от друга как степенью абстрактности представлений, так и их интерпретацией, не говоря уже об эмоциональной нагрузке.
Тем не менее, все признают, что требуется выработать критерии оценки духовных «опытов-экспериментов», с тем чтобы духовный поиск не заводил в пропасть. Это случалось бы реже, если бы злоупотребления, иллюзии и тупики в духовной сфере чаще становились предметом широкого общественного обсуждения. Его не хватает и на Западе, хотя «духовный плюрализм» стал там нормой жизни намного раньше, чем у нас, однако в России положение, на мой взгляд, с этим еще хуже. В стране сложилась совершенно новая реальность духовной жизни, где смешалось так много всего — настораживающего, обнадеживающего, смутного, противоречивого, а разговоры о духовности словно бы перестали интересовать культурологов и публицистов. Что попадает в поле внимания — это экзотические секты, с которыми отождествляется у нас Нью Эйдж, но и то только тогда, когда появляется криминал.
Конечно, плохо, что неконфессиональная сфера похожа на бестолковый базар. Трудно привыкнуть к тому, что на высокое и сокровенное могут устанавливаться цены, что можно спекулировать на просветлении, вульгарно и крикливо рекламировать душевный покой, жульничать с посланиями из «других миров», — но, я думаю, это требуется принять за неизбежное. Каждая область знает свои храмы и лавки, подвижников и шарлатанов, вершины и овраги, шум и тишину. Есть ли причины ожидать, что духовная жизнь окажется исключением?
Главная тенденция, заметная сейчас в духовной жизни на Западе, по всей вероятности, скажется скоро и у нас, а она такова: число Нью Эйдж организаций и клубов растет, а количество действующих конфессиональных храмов падает. Между атеизмом и православием у нас, как и везде, идет сейчас процесс брожения, где соединились распад и синтез нового. Жаль, что у большинства уважаемых средств массовой информации этот процесс вызывает только брезгливость. У нас, еще к тому же, сильна традиция связывать духовность с православием и следовать оценкам церкви. А православная церковь реагирует на неконфессиональные религиозно-духовные течения и Нью Эйдж в целом нервно. В ее представлении — это неоязычество, распространение «новой грозной силы, наступающей на христианство» (А. Дворкин). А вот последнее — совершенно неверно по отношению к Нью Эйдж: все мировые религии — и уж конечно, христианство — источники его духовного питания. Последователи Нью Эйдж вообще не занимаются борьбой как таковой — усилия сосредочены на конструктивных целях. Что имеет место, так это не противостояние христианству, а отчуждение от христианских церквей, не умеющей считаться с духом времени и состоянием умов.
(А — А. Максимов) 39-летний Сергей Анатольевич Михайлов — личность по-своему уникальная. По современной терминологии его следовало бы наречь генеральным директором новых русских бандитов. То есть бандитов, почти ставших новыми русскими. «Почти» — это разница между чисто криминальным бизнесом и обычным полукриминальным. В первом случае источниками доходов становятся запрещенные промыслы (наркобизнес, торговля органами для трансплантации, проституция), физическое устранение конкурентов, стопроцентный вывод денежных средств из легального обращения. Во втором случае из-под налогообложения выводится лишь 80–90 процентов заработанного, а конкуренция не столь откровенно построена на шантаже и угрозах.
Надо сказать, что в то время правоохранительные органы еще надеялись решить проблему декриминализации Москвы несколькими четко спланированными милицейскими операциями. В ходе одной из них, в декабре 1989 года, сотрудники МУРа задержали Михася, Аверу, Люстарина и Сильвестра, предъявив им достаточно экзотичные в тот период обвинения в рэкете. На суде свидетели по делу называли 24 структуры, контролируемые солнцевской «братвой».
Среди них: Дом мебели на Ленинском проспекте, магазин «Ковры», гостиница «Дагомыс», Партнер-банк, автостанция техобслуживания «Вольво» в Кунцеве, техцентр в Мытищах. Не забывал Михайлов и о спорте: заключил с японскими ушуистами некую коммерческую сделку об отправке на острова российских спортсменов. Но реализации помешал арест.
И, разумеется, патронировал свои любимые рестораны: «Покровка», «Олимп», «Турист», «Комета», «Аист», «Нил», «Якорь». В нескольких злачных местах было найдено оружие, но «пристегнуть» его к делу следователи так и не смогли.
Вообще дело стало рассыпаться на глазах. Свидетели вдруг стали менять свои показания или вовсе от них отказывались.(«Сергей Михайлов, он же Михась»)
«Во внимание к трудам по возрождению святынь и оказанию помощи храмам и монастырям председатель Совета попечителей благотворительного фонда „Участие“ Сергей Анатольевич Михайлов награждается орденом Русской православной церкви Святого Благоверного князя Даниила Московского» — Патриарх Московский и всея Руси, май 2001 г.
«Торжественная церемония завершена. Новоявленный кавалер ордена Святого Благоверного князя Даниила и архимандрит Владимир вместе выходят из собора. Предприниматель явно чуть смущен, но архимандрит Владимир улыбается ему. На груди Сергея Михайлова сверкает новенький орден, а в его руках пламенеет букет ярких весенних роз» — «Михасю дали орден» // «Мир новостей», 29.05.01 г.
(А — Enemy?)К настоящему моменту насчитывается около сорока принадлежавших якобы Христу плащаниц (причем все, естественно, подлинные), но наибольшую известность из них получила Туринская плащаница.
Согласно автору нескольких книг о плащанице, известному скептику Джо Никелю, неизвестно достоверных исторических документов о ТП старше XIII в..
В 1389 г. французский епископ Пьер Дарси (Pierre d’Arcis) докладывал Папе, что, исходя из корыстных побуждений, церковь наживается на покрывале, нарисованном «хитрым способом». Изображение мастерски нанесено на обе стороны ткани, в чем признался художник. Этот документ сохранился и до нашего дня.
Даже католическая церковь не признает Туринскую плащаницу как реликвию и официально считает ее иконой, предметом, приводящим людей к вере.
В исследование ТП основную роль играет группа STURP (Shroud of Turin Research Project — Проект по исследованию Туринской плащаницы) из США. Эта группа была создана в 1970-х годах учеными Джоном Джексоном (John Jackson) и Эриком Джампером (Eric Jumper), но вскоре в ней остались только верующие. Защитников подлинности Туринской плащаницы называют синдологами.
Как получилось изображение?
Микроаналитик Уолтер Мак-Крон исследовал состав волокон ТП, где обнаружил в области самого изображения компоненты (например, окись железа), которыми пользовались древние живописцы Как члену STURP ему было запрещено сообщать о своих результатах без согласия группы. Потеряв надежду переубедить соратников, Мак-Крон приостановил свое членство в STURP и начал публиковаться.
Опираясь на данные Мак-Крона, метод имитации ТП описал в своей книги Джо Никель [ДН].
Сущность метода.
По мнению синдологов, «Изменение цвета образа вызвано химическим изменением молекул целлюлозы, из которой в основном состоит ткань Плащаницы».
Кроме того, Мак-Крон обнаружил следы веществ, являющихся компонентами использованных в древности красок.
Известно, что некоторые материалы, будучи помещенными на ткань, способны катализировать реакции, приводящие к деградации целлюлозы. Например, частицы окиси железа могут катализировать превращение сернистого газа, в небольших количествах присутствующего в воздухе, в серную кислоту, а та эффективно вызывает деградацию целлюлозы. При том, оксид железа, найденный на поверхности плащаницы, намного чище, чем обнаруживаемый в природе. Оксид такой чистоты в Средние Века получали сильным нагреванием железного купороса, т. е. сульфата железа (рецепт сохранился в исторических источниках). Однако, в получавшемся в результате продукте оставалось довольно много неразложившегося купороса — соответственно, серная кислота из него также должна была разрушительно влиять на ткань. И вообще, многие средневековые краски были весьма кислыми, что способствует деградации целлюлозы. Этот процесс усиливается на свету — а ведь плащаницу подолгу выставляли на обозрение.
Кстати, думаю, не надо доказывать, что содержащие незначительные количества кислоты целлюлозные материалы на свету желтеют — достаточно вспомнить, как быстро это происходит со старыми газетами.
Исходя из имеющихся данных, мы можем придти к простой схеме получения изображения.
Итак, плащаница была нарисована средневековым художником красками, содержащими компоненты, вызывающие со временем деградацию целлюлозы. Интересно, что в 14 веке по сообщениям летописцев, изображение было ярким, однако позднее картинка потускнела, как из-за выцветания или осыпания плохо закрепленных пигментов, так и из-за стирок, которые были согласно историческим источникам. Но за годы, прошедшие перед тем, как исчезли краски вместе с исходным изображением, на целлюлозной основе успело сформироваться смутное желтое изображение из деградировавшей целлюлозы, которое сохранилось и по сей день. Причем там, где красок было больше, было больше и кислот, а потому и сильнее пожелтело — отсюда и «загадочный» эффект негативного изображения на плащанице.