Выглядела она немногим лучше спящей сестры: под глазами синяки, платье несвежее, взгляд мутный.
— Ты завтракала? — поинтересовалась я, на ходу пересматривая планы. Болезнь Джорджины спутала мне все карты. Нечего и думать сейчас потревожить больную, даже если она всего лишь искусно притворяется.
Помедлив, Хелен призналась:
— Нет. И не ужинала… кажется.
— Почему? — удивилась я.
— Да так. — Она нахмурилась и принялась наматывать на палец светлый локон.
Допытываться я не стала, успеется. Все равно тут по душам не поговоришь.
О чем-то тихо переговариваясь, по коридору шли две служанки, неся ведра и все, что необходимо для уборки, в отдалении послышался властный голос свекрови.
Хелен вздрогнула и втянула голову в плечи. Потом схватила меня за руку и, бросив:
— Идем скорее! — поволокла в столовую.
Лакея мы по молчаливому уговору отослали, предпочтя обслуживать себя сами. Хелен только передала матери просьбу присмотреть пока за Джорджиной.
— Так что случилось? — заговорила Хелен, основательно подзаправившись.
Глаза у нее совсем осоловели, как у наевшегося до отвала котенка.
— Я кое-что узнала… — проговорила я многозначительно. — О тебе.
В детстве мама часто делала вид, будто уже знает о наших проказах. В итоге мы сами выдавали себя с головой.
Хелен отчего-то не смутилась, не стала отнекиваться или каяться.
— О, как хорошо! — воскликнула она, просияв. — Я не знала, как тебя попросить. Ты ведь мне поможешь?
Проверенная мамина тактика не подвела, только разговор явно свернул куда-то не туда.
— Смотря в чем, — ответила я осторожно, обескураженная столь странной реакцией.
Она вдруг тревожно огляделась по сторонам и, цапнув меня за рукав, притянула к себе.
— Я собираюсь бежать из дома! — выпалила она на одном дыхании.
— Куда? — поразилась я, убедившись, что она не шутит.
Глаза Хелен ярко блестели, непонятно только, от азарта или непролитых слез.
— Подальше! — выдохнула она. Потом устало потерла глаза и созналась: — Если честно, я толком пока не знаю. Там разберусь.
— С чего такая спешка?
Определенно я делала успехи, обходясь в разговоре одними вопросами.
Хелен сцепила тонкие пальцы в замок, прикусила губу.
— Я думаю, ты меня поймешь, — сказала она тихо и отчаянно. — Ты же не хотела замуж за Фицуильяма, но тебя не слушали. Я тоже замуж не хочу!
— Совсем? — усомнилась я, окончательно перестав понимать, о чем речь и при чем, собственно, тут я?
Хелен мотнула головой.
— Не знаю. Но точно не за этого противного Роджера!
Она поежилась и зябко обхватила себя руками.
— Чем так плох Роджер? — Я сделала глоток чаю, обнаружила, что он безнадежно остыл, и отставила чашку.
Хелен возмущенно выдохнула, и я пояснила миролюбиво:
— Я ведь его не знаю.
— Роджер Пэкстон вдовец с тремя детьми, — сказала Хелен сдавленно. — И ему уже тридцать семь!
— Ого. — Я прониклась ее отчаянием.
Хелен всего девятнадцать, понятно, почему жених ее не обрадовал.
— Мама требует, чтобы я срочно за него вышла. Ни за что!
— Но зачем?! — поразилась я.
Ладно бы Джорджину, там понятно, зачем ее пристраивать хоть за кого-нибудь, но ведь Хелен это не касается!
— Мама говорит, что Фицуильям скоро лишится баронства. — Хелен смотрела в стол, нервно комкая платье. — Тогда он не сможет выделить приданое, и меня вообще никто не возьмет. Роджер — граф, у него есть влиятельные родственники, так что… Выгодная партия.
Она прикусила губу.
— Глупости! — отрезала я и сжала кулаки, сдерживая злость.
Ладно, моим мнением свекровь не интересовалась — интересы семьи превыше судьбы незнакомой девицы, но поступить так с родной дочерью?!
— Я хочу уехать отсюда. — Хелен старательно, не поднимая глаз, разглаживала салфетку на коленях. — Хочу увидеть мир. Ты не могла бы… ну, дать мне рекомендацию?
— Я?!
— Твой отец… — напомнила Хелен, совсем поникнув. Потом прикусила губу и расправила плечи. — Я сама справлюсь, конечно. Но надо же с чего-то начинать?
Я задумалась.
Как отреагирует папа, если я пришлю к нему старательную, хоть и бестолковую девицу? Впрочем, кое-какие задатки у Хелен есть. Та же Джорджина небось рыдала бы днями напролет, а если бы и надумала бежать, то наверняка не ушла бы дальше ближайшего поселка.
— Хорошо, — сказала я медленно. — Только мне нужно задать тебе несколько вопросов.
— Каких? — Она вскинула на меня взгляд, в котором настороженность смешалась с такой чистой, искрящейся радостью, что мне стало неловко. — То есть спрашивай, конечно!
— Где ты была сегодня ночью?
Она заметно растерялась.
— У Джорджины. Ей стало плохо еще вчера за ужином, поднялась температура, и мы с мамой всю ночь дежурили у ее постели. А что?
— Да так, ничего, — отозвалась я, пряча досаду.
Моя версия рассыпалась как карточный домик. Не может быть, что все трое сговорились! Какой смысл свекрови делать сына незаконнорожденным? Это ведь о-го-го какое пятно на ее собственной репутации! Замужество дочери с вероятным следующим бароном того не стоит.
— Уверена, что Джорджина не притворялась? — допытывалась я уже для очистки совести.
Однажды Ирэн не хотела идти в школу и нагрела градусник на батарее, но ее быстро вывели на чистую воду. Сомневаюсь, чтобы свекровь тоже купилась бы на такой детский фокус.
Хелен медленно покачала головой.
— Я не доктор, конечно, но у нее точно был жар, — ответила она рассудительно. — Я щупала ее лоб и обтирала уксусом. Врачу уже позвонили, если хочешь, можешь сама с ним поговорить.
— Тогда последний вопрос, — вздохнула я. — С кем роман у Джорджины?
Хелен должна это точно знать, если распекала сестру за неосторожность.
Девушка заколебалась. Мордашка у нее стала совсем несчастная, и все же Хелен сказала твердо:
— Это не моя тайна. Нет, извини, я не могу.
— Хорошо. — Я глубоко вздохнула. — Скажи только, это Адам?
Ее голубые глаза удивленно расширились.
— Нет-нет! — энергично запротестовала она, порозовев от волнения. — Чем хочешь поклянусь, это не он!
С досады я залпом выпила холодный чай и поморщилась. Всегда обидно, когда выпестованная идея оказывается несостоятельной.
Хелен наблюдала за мной с тревогой.
— Я тебе верю, — ответила я на ее немой вопрос. — Ладно, когда ты хочешь уехать?
— Чем скорее, тем лучше, — ответила она с готовностью, но, подумав, поправилась рассудительно: — Или через несколько дней, когда мама немного успокоится и перестанет так пристально за мной следить. Можно я пока принесу тебе кое-какие сбережения и документы?
— Конечно. — Я решительно кивнула. — Только нужно сделать это незаметно. Сумеешь?
— Постараюсь, — серьезно ответила Хелен и вдруг схватила меня за руку. — Спасибо! Спасибо тебе!
Порывисто поцеловала меня в щеку и убежала.
Я побрела к себе в башню. Коридоры замка ложились под ноги вытертыми от времени каменными плитами, от которых тянуло холодом. И ведь кому-то нравилось тут жить! Среди стылых камней, ледяных сквозняков, среди призраков славного прошлого. Гордиться старинным родом, замалчивая его кровавые и грязные тайны. Не замечая, как этот проклятый род перемалывает потомков в труху и заставляет тащить бремя долга, как это делает Фицуильям. Биться в силках правил, как Хелен. Сочинять романтические истории, напрочь игнорируя реальность, как Джорджина. Поплевывать сверху на всех вокруг, как их почтенная маменька.
Из Фицуильяма вышел бы неплохой ветеринар и отличный коннозаводчик. Хелен могла бы путешествовать, раскопать какой-нибудь затерянный город, застрелить тигра, в конце концов! Пусть бы Джорджина вышла замуж, подрастеряла романтизм, приобретя взамен двоих-троих ребятишек и библиотечку любовных романов, свою тайную отдушину. И свекровь была бы куда счастливее, если бы ей не пришлось «соответствовать». Хотя на нее, по идее, магия рода как раз не влияет — Скотт она не по крови, а лишь по браку. Предрассудки временами бывают посильнее магии.
— У нее не получится.
Голос Донала прозвучал выстрелом в спину.
— Что? — Я резко обернулась. Он же все слышал! Надеюсь, не побежит тут же докладывать барону?
Донал хмурился, подпирая плечом стену.
— Сбежать не получится, — объяснил он ровным тоном. — Заклятие не даст.
— Так. — Я глубоко вздохнула, чтобы не взорваться. — О чем еще вы забыли рассказать?
— Поговорим в башне? — предложил Донал примирительно.
— Только если вы обещаете сохранить тайну Хелен.
— Хорошо, — легко согласился он и жестом пропустил меня вперед…
В лаборатории меня ожидали горячий чайник, заботливо накрытый грелкой, тминный кекс и горка пирожных под крышкой. Хорошо все-таки, когда есть слуги!
Я совсем недавно плотно поела, поэтому лишь отщипывала понемногу кусочек кекса и цедила чай.
— Угощайтесь, — предложила я, сообразив, что по моей милости Донал сегодня остался без завтрака.
Хотя вряд ли ему столь уж необходима еда. Любопытно, а иными телесными потребностями как у него обстоят дела? Чувствует ли он голод, жар или холод? Это чисто научный интерес!
— Что вы там говорили о заклятии? — не утерпела я, когда Донал принялся за четвертое пирожное.
Вот уж не знала, что суровый начальник стражи — и к тому же почти призрак — такой сладкоежка.
Донал поднял на меня взгляд и с сожалением отставил тарелку, а потом повел носом, принюхиваясь к ароматному кексу. Обоняния, осязания и прочих внешних чувств он определенно не лишился.
— Разве вы не поняли? Аннабель желала потомкам процветания. В ее понимании это означало богатство, плодородие земель, титул для мужчин…
— И удачное замужество для женщин, — закончила я хмуро, отставляя почти нетронутую чашку. Аппетит пропал окончательно. — Выгодное для рода, как в случае Хелен. Другие варианты, я так понимаю, не предусмотрены?
Донал молча покачал головой.