есь для такого самосознания, которое в качестве чистого здравомыслия просто разделяет свою положительную и негативную сущность – не имеющее предикатов абсолютное как чистое мышление и как чистую материю – здесь для него имеется в его действительности абсолютный переход из одной сущности в другую. – Всеобщая воля в качестве абсолютного положительного действительного самосознания (так как оно есть эта обладающая самосознанием действительность, поднятая до чистого мышления или до абстрактной материи) превращается в негативную сущность и оказывается в такой же мере снятием мышления о самом себе или самосознания.
Поднятие – переход на новую ступень действий, скажем, от сложения к умножению или от умножения к возведению в степень. Гегель говорит о том, что самосознающая действительность только прибавляет себя, тогда как чистое мышление как-то относится к прибавляющему себя себе, и, значит, «снимает» это прибавление мышления, открывая волю мыслить как «абсолютную свободу». Как сказал русский поэт, «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать».
Таким образом, абсолютная свобода как чистое равенство всеобщей воли с самой собой заключает в себе негацию, а тем самым и различие вообще, и она развивает последнее, в свою очередь, как действительное различие. Ибо чистая негативность в равной самой себе всеобщей воле имеет стихию устойчивого существования или субстанцию, в которой реализуются ее моменты, у нее есть материя, которую она может обратить в свою определенность; и поскольку эта субстанция проявила себя как негативное для единичного сознания, постольку, следовательно, опять образуется организация духовных масс, на долю которых достается множество индивидуальных сознании. Эти последние, испытавшие страх перед своим абсолютным господином – перед смертью – в свою очередь мирятся с негацией и различиями, распределяются по массам и возвращаются к разделенному и ограниченному произведению, а тем самым и к своей субстанциальной действительности.
Из этой сумятицы дух был бы отброшен назад к своему исходному пункту – к нравственному и реальному миру образованности, который благодаря страху перед господином, снова овладевшему умами, только освежился бы и помолодел. Дух должен был бы заново пройти этот круговорот необходимости и постоянно повторять его, если бы только в результате получилось полное взаимопроникновение самосознания и субстанции, взаимопроникновение, в котором самосознание, на опыте узнавшее негативную по отношению к нему силу своей всеобщей сущности, хотело бы знать и найти себя не как это особенное, а только как всеобщее, и потому могло бы вынести и предметную действительность всеобщего духа, исключающую его как особенное. – Но в абсолютной свободе не состояли во взаимодействии ни сознание, погруженное в многообразное наличное бытие или придерживающееся определенных целей и мыслей, ни внешний мир, обладающий значимостью, будь то мир действительности или мир мышления, а в ней находился просто мир в форме сознания как всеобщая воля и равным образом самосознание, сведенное из всего обширного наличного бытия или многообразия цели и суждения в простую самость. Образованность, которой самосознание достигает во взаимодействии с указанной сущностью, есть поэтому самая возвышенная и последняя образованность, когда самосознание видит непосредственное исчезновение своей чистой простой действительности и переход ее в пустое ничто. В мире самой образованности самосознание не доходит до того, чтобы созерцать свою негацию или отчуждение в этой форме чистой абстракции; нет, его негация есть содержательная негация, [т. е.] или почет, или богатство, приобретаемое им вместо самости, от которой оно отчуждалось, или язык духа и здравомыслия, которого достигает разорванное сознание, или же эта негация есть небо веры и принцип полезности просвещения. Все эти определения потеряны в том ущербе, который испытывает самость в абсолютной свободе; ее негация есть не имеющая значения смерть, чистый ужас перед негативным, в котором нет ничего положительного, ничего наполняющего содержанием. – Но в то же время эта негация в своей действительности не есть нечто чуждое; она не есть ни всеобщая, по ту сторону лежащая необходимость, где гибнет нравственный мир, ни единичная случайность владения собственностью или каприз владеющего, от которого разорванное сознание видит себя зависимым, а она есть всеобщая воля, которая в этой своей последней абстракции не имеет ничего положительного и поэтому ничего не может вернуть в виде пожертвования; но именно в силу этого такая воля составляет неопосредствованно одно с самосознанием, или она есть чисто положительное, потому что она есть чисто негативное; и не имеющая значения смерть, бессодержательная негативность самости, обращается во внутреннем понятии в абсолютную положительность. Для сознания непосредственное единство самосознания со всеобщей волей, его требование – знать себя как «эту» определенную точку во всеобщей воле – превращается в прямо противоположный опыт. То, что для него при этом исчезает, есть абстрактное бытие или непосредственность точки, не имеющей субстанции, и эта исчезнувшая непосредственность есть сама всеобщая воля, каковой оно теперь знает себя, поскольку оно есть снятая непосредственность, поскольку оно есть чистое знание или чистая воля. Таким образом оно знает волю как себя само и себя – как сущность, но не как непосредственно сущую сущность, волю – не в качестве революционного правительства или анархии, стремящейся установить анархию, и себя – не в качестве центра данной партии или ей противоположной; нет, всеобщая воля есть его чистое знание и проявление воли, и оно есть всеобщая воля как «это» чистое знание и проявление воли. Оно тут не теряет себя самого, ибо чистое знание и проявление воли, напротив, есть оно как атом сознания. Оно, следовательно, есть взаимодействие чистого знания с самим собою; чистое знание как сущность есть всеобщая воля; но эта сущность есть просто лишь чистое знание. Самосознание, следовательно, есть чистое знание о сущности как чистом знании. Далее, как единичная самость оно есть только форма субъекта или действительного действования, которую оно знает как форму; точно так же предметная действительность, бытие, для него есть просто форма, лишенная самости; ибо она была бы тем, чего не знают, а это знание знает знание как сущность.
Сила – здесь в логическом смысле «утверждение имеет силу», то есть правомочно. Всеобщая сущность правомочна определять вещи как предметы существования, и как предметы мышления, то есть негативно. И тогда предметная действительность мышления впервые утверждает сущность не как особую, а как всеобщую, что потом может быть поднято до свободы.
Язык – здесь Гегель рассматривает его не в одном ряду с исторической фактичностью, как идеальное произведение, но в одном ряду с почетом, славой, небом веры и полезностью, иначе говоря, с позициями внесудебными (победителей не судят), но при этом заключающими в себе переход от отрицательной оценки к положительной, от определения вещей как «не это» к определению их как «это самое». Иначе говоря, язык конструирует самость, причем единичная самость остается формой субъекта, а всеобщая – предварительным содержанием свободы, до того, пока она не стала вопросом тяжбы или ее начинателем.
Атом – здесь: неделимая субстанция, отличающаяся от свободы, которая в случае признания ее неделимости может быть предицирована только как бытие, а не как субстанция.
Таким образом, абсолютная свобода сгладила в себе самой противоположность всеобщей и единичной воли; отчужденный от себя дух, доведенный до крайней точки своей противоположности, в которой еще различаются чистое проявление воли и то, что проявляет чистую волю, низводит эту противоположность до прозрачной формы и находит в ней себя самого. – Подобно тому как царство действительного мира переходит в царство веры и здравомыслия, так абсолютная свобода переходит из своей себя самое разрушающей действительности в другую страну обладающего самосознанием духа, где она в этой недействительности считается тем истинным, в мысли о котором дух находит наслаждение, поскольку он есть мысль и остается мыслью, и знает это замкнутое в самосознание бытие как совершенную и полную сущность. Возникла новая форма – моральный дух.
Моральный дух – это, конечно, не командное самосознание (моральный дух в армии или коллективе), но способность свободы начать тяжбу за себя, то есть отнестись к сущему морально, а не фактично.
VIII. АБСОЛЮТНОЕ ЗНАНИЕ
[1. Простое содержание самости, знающей себя как бытие.] – Дух религии откровения еще не преодолел своего сознания как такового, или, что то же самое, его действительное самосознание не составляет предмета его сознания; он сам вообще и различающиеся внутри его моменты относятся к процессу представления и к форме предметности. Содержание процесса представления есть абсолютный дух; и все дело единственно еще в снятии этой голой формы, или, лучше сказать, так как она присуща сознанию как таковому, то ее истина должна была обнаружиться уже в формообразованиях его. – Это преодоление предмета сознания следует понимать не как одностороннее в том смысле, что он оказался возвращающимся в самость, а определеннее – в том смысле, что предмет как таковой представлялся сознанию исчезающим, и кроме того еще, что именно отрешение самосознания устанавливает вещность и что это отрешение имеет не только негативное, но и положительное значение, имеет его не только для нас или в себе, но и для самого самосознания. Для него негативное предмета или снятие им себя самого потому имеет положительное значение, или оно знает эту ничтожность предмета потому, с одной стороны, что оно отрешается от себя самого; ибо в этом отрешении оно утверждает