Сущность должна являться.
Бытие есть абсолютная абстракция; эта отрицательность есть для него не некое внешнее, а оно есть бытие и ничего другого, кроме бытия, есть лишь эта абсолютная отрицательность. Из-за этой отрицательности бытие дано (ist) лишь как снимающее себя бытие и есть сущность. Но н обратно, сущность как простое равенство с собою есть равным образом бытие. Учение о бытии содержит в себе первое предложение: бытие есть сущность. Второе предложение: сущность есть бытие, составляет содержание первого отдела учения о сущности. Но это бытие, которым делает себя сущность, есть существенное бытие, существование, состоявшийся выход из отрицательности и внутренности.
Таким образом, сущность является. Рефлексия есть свечение сущности внутри ее самой, излучение ею видимости внутри ее самой. Определения рефлексии замкнуты в единство, всецело лишь как положенные, снятые; или, иначе говоря, она есть сущность, непосредственно тождественная с собой в своей положенности. Но поскольку сущность есть основание, она определяет себя реально через свою снимающую самое себя или возвращающуюся в себя рефлексию; далее, так как это определение или инобытие соотношения основания снимается в рефлексии основания и становится существованием, то определения формы приобретают тем самым элемент самостоятельного устойчивого наличия. Их видимость совершенствуется до того, что становится явлением.
Сущность, достигшая непосредственности, есть ближайшим образом существование, а как неразличенное единство сущности с ее непосредственностью, она есть существующее или вещь. Вещь, правда, содержит в себе рефлексию, но отрицательность рефлексии ближайшим образом угасла в непосредственности вещи; однако, так как основание вещи есть по существу рефлексия, то непосредственность вещи снимается; вещь делает себя некоторой положенностью.
Таким образом, она есть, во-вторых, явление. Явление есть то, что вещь есть в себе, или истина последней. Но это лишь положенное, рефлектированное в инобытие существование есть равным образом и выход за себя, за существование, взятое в его бесконечности; миру явления противостоит рефлектированный в себя, сущий в себе мир.
Но являющееся и существенное бытие безоговорочно соотнесены друг с другом. Таким образом, существование есть, в-третьих, существенное отношение; являющееся обнаруживает существенное, и последнее имеет бытие в своем явлении. — Отношение есть еще неполное соединение рефлексии в инобытие и рефлексии в себя; полное взаимопроникновение обеих есть действительность.
Первая глава Существование
Подобно тому, как предложение основания гласит: все, что есть, имеет некоторое основание, или, иными словами, есть нечто положенное, опосредствованное, следовало бы также выставить предложение о существовании и выразить его следующим образом: все, что есть, существует. Истина бытия состоит не в некотором первом непосредственном, а в том, что оно есть перешедшая в непосредственность сущность.
Но, далее, если сказано было также: все, что существует, имеет основание и обусловлено, то следовало бы в такой же мере сказать: оно не имеет основания и безусловно. Ибо существование есть непосредственность, возникшая из снятия того опосредствования, которое соотносит свои термины при помощи категорий основания и условия, — непосредственность, которая в своем возникновении снимает самое это возникновение.
Поскольку здесь можно упомянуть доказательства о существовании бога, то следует наперед указать, что кроме непосредственного бытия, во-первых, и, во-вторых, существования, бытия, возникающего из сущности, есть еще, далее, бытие, возникающее из понятия, — объективность. — Процесс доказательства есть вообще опосредствованное познание. Разные виды бытия требуют или содержат в себе свои особые виды опосредствования; поэтому и природа процесса доказательства по отношению к каждому из них также различна. Онтологическое доказательство хочет исходить из понятия; оно кладет в основание совокупность всех реальностей, а затем подводит существование под понятие реальности. Таким образом, это доказательство представляет собою опосредствование, имеющее характер умозаключения и здесь еще не подлежащее рассмотрению. Уже выше (85) мы обратили внимание на возражение Канта против этого доказательства, и указали, что Кант разумеет под существованием определенное наличное бытие, через которое нечто вступает в контекст совокупного опыта, т. е. в определение некоторого инобытия и в соотношении с другим. Таким образом, нечто как существующее опосредствовано другим, и существование есть вообще сторона его опосредствования. Но в том, что Кант называет понятием, а именно, в нечто, поскольку его берут лишь как просто соотносящееся с собой, или, иначе говоря, в представлении как таковом нет его опосредствования; в абстрактном тождестве с собой отброшено противоположение. Онтологическое доказательство должно было бы показать, что абсолютное понятие, а именно понятие бога приходит к определенному наличному бытию, к опосредствованию, или, иначе говоря, имело бы целью доказать, каким образом простая сущность опосредствует себя с опосредствованием. Это выполняется путем вышеуказанного подведения существования под его всеобщее, а именно под реальность, которая принимается за средний термин между богом в его понятии, с одной стороны, и существованием, с другой. — Об этом опосредствовании, поскольку оно имеет форму умозаключения, мы здесь, как сказано, не будем говорить. Но каков истинный характер этого опосредствования сущности с существованием, — это вытекает из предшествующего изложения. Природа самого доказательства подлежит рассмотрению в учении о познании. Здесь нужно лишь указать на то, что относится к природе опосредствования вообще.
Доказательства существования бога указывают основание для этого существования. Это основание не должно быть объективным основанием существования бога; ибо существование бога есть в себе и для себя самого. Поэтому оно есть лишь основание для познания. Тем самым оно вместе с тем выдает себя за нечто такое, что исчезает в том предмете, который сначала кажется обоснованным им. Так вот основание, почерпнутое из случайности мира, содержит в себе возвращение этой случайности в абсолютную сущность; ибо случайное есть лишенное основания в себе самом и снимающее себя. Абсолютная сущность, стало быть, при этом способе доказательства на самом деле возникает из того, что лишено основания; основание снимает само себя, и тем самым исчезает также и видимость приписанного богу отношения, будто он есть нечто обоснованное в некотором другом. Это опосредствование есть поэтому истинное опосредствование. Но указанной доказывающей рефлексии эта природа ее опосредствования остается неизвестной; она принимает себя, с одной стороны, за нечто только субъективное и тем самым отстраняет свое опосредствование от самого бога, а с другой стороны, именно поэтому не познает, что это опосредствующее движение имеет место в самой сущности, не познает также и того, как оно имеет место в этой сущности. Поистине же с этим опосредствованием дело обстоит так, что оно есть и то и другое сразу, есть опосредствование как таковое, но вместе с тем и субъективное, внешнее, а именно, внешнее себе опосредствование, которое снова снимает себя в нем самом. В вышеуказанном же изложении существование получает неправильную трактовку, так что оно представляется лишь опосредствованным или положенным.
С другой стороны, нельзя также рассматривать существование как нечто исключительно только непосредственное. Будучи взято в определении непосредственности, постижение существования бога объявлялось чем-то недоказуемым, а знание об этом существовании — некоторым только непосредственным сознанием, верой. Знание якобы должно притти к тому результату, что оно ничего не знает, т. е. что оно само снова отказывается от своего опосредствующего движения и встречающихся в нем определений. Это выявилось уже в предыдущем; но следует прибавить, что рефлексия, оканчивая снятием себя самой, в силу этого еще не имеет своим результатом ничто, так что оказалось бы, что положительное знание о сущности, как непосредственное соотношение с ней, не связано с вышеуказанным результатом и представляет собой особо возникающий, лишь с себя начинающий акт; дело обстоит так, что самый этот конец, это уничтожение опосредствования, погружение его в основание есть вместе с тем то основание, из которого происходит непосредственное. Язык [немецкий], как выше было указано, соединяет значение этого уничтожения и основания; так например, говорится, что сущность бога есть пучина (Abgrund. Буквально — отсутствие основания. — Перев.) для конечного разума. Она действительно такова, поскольку этот разум отказывается в ней от своей конечности и погружает в нее свое опосредствующее движение; но эта пучина, это отрицательное основание есть вместе с тем положительное основание возникновения сущего, в себе самой непосредственной сущности; опосредствование есть существенный момент. Опосредствование основанием снимает себя, но не оставляет основание внизу так, чтобы то, что из него возникает, было чем-то положенным, имеющим свою сущность где-то в другом месте, а именно, в основании; это основание есть, как пучина, исчезнувшее опосредствование, и, наоборот, лишь исчезнувшее опосредствование есть вместе с тем основание и лишь через эта отрицание оно есть равное самому себе и непосредственное.
Таким образом, существование не следует здесь понимать, как предикат или определение сущности, так что предложение о нем гласило бы: сущность существует или обладает существованием. Дело обстоит так, что сущность перешла в существование; существование есть ее абсолютное отчуждение, и про нее нельзя сказать, что она осталась по ту сторону этого отчуждения. Предложение о существовании поэтому гласило бы: сущность есть существование; она не отлична от своего существования. — Сущность перешла в существование, поскольку сущность как основание уже не отличается от себя как обоснованного, или поскольку это основание сняло себя. Но это отрицание столь же существенным образом есть ее полагание или безоговорочно положительная непрерывность с собой самой; существование есть рефлексия основания в себя, его тождество с самим собой, достигнутое им в своем отрицании, следовательно, такое опосредствование, которое положило себя тождественным с собой и которое тем самым есть непосредственность.
Так как существование есть по существу тождественное с собой опосредствование, то оно имеет определения опосредствования в нем [в себе самом] но так, что они вместе с тем рефлектированы в себя и обладают существенным и непосредственным устойчивым наличием. Как непосредственность, полагающая себя через снятие, существование есть отрицательное единство и внутри-себя-бытие; оно определяет себя поэтому непосредственно как некоторое существующее и как вещь.
А. Вещь и ее свойства
Существование как существующее положено в форме отрицательного единства, каково оно и есть по существу. Но это отрицательное единство есть ближайшим образом лишь непосредственное определение и тем самым то одно, которое характеризует нечто вообще. Но существующее нечто отлично от сущего нечто. Первое есть по существу такая непосредственность, которая возникла через рефлексию опосредствования в само себя. Таким образом, существующее нечто есть некоторая вещь.
Между вещью и ее существованием проводится различие подобно тому, как можно проводить различие между нечто и его бытием. Вещь и существующее есть непосредственно одно и то же. Но так как существование не есть первая непосредственность бытия, а заключает в себе самом момент опосредствования, то его определение в вещь и различение между ними есть, собственно говоря, не переход, а анализ, и существование, как таковое, само содержит в себе это различение в моменте своего опосредствования, — различие между вещью-в-себе и внешним существованием.
а) Вещь-в-себе и существование
1. Вещь-в-себе есть существующее, как имеющееся благодаря снятому опосредствованию существенное непосредственное. При этом для вещи-в-себе столь же существенно и опосредствование; но указанное различие в этом первом или непосредственном существовании распадается на безразличные определения. Одна сторона, а именно, опосредствование вещи, есть ее не-рефлектированная непосредственность, следовательно, ее бытие вообще, которое, так как оно вместе с тем определено как опосредствование, есть некоторое другое для себя самого, внутри себя многообразное и внешнее наличное бытие. Но оно есть не только наличное бытие, а находится в соотношении со снятым опосредствованием и существенной непосредственностью; поэтому оно есть наличное бытие как несущественное, как положенность.— (Если различают вещь от ее существования, то она есть нечто возможное, вещь представляемая или сочиненная мыслью вещь, которая как таковая не должна вместе с тем непременно быть существующей. Однако об определении возможности и о противоположности вещи и ее существования будет сказано далее.) — Но вещь-в-себе и опосредствованное бытие вещи оба содержатся в существовании и оба существуют; вещь-в-себе существует и есть существенное существование вещи, опосредствованное же бытие есть ее несущественное существование.
Вещь-в-себе как простая рефлектированность существования в себя не есть основание несущественного наличного бытия; она есть неподвижное, неопределенное единство именно потому, что ей свойственно определение быть снятым опосредствованием и потому лишь основой этого наличного бытия. Поэтому же и рефлексия как наличное бытие, опосредствующее себя через другое, имеет место вне вещи-в-себе. Последняя не должна в ней самой иметь никакого определенного многообразия и потому приобретает последнее, лишь будучи перенесена во внешнюю рефлексию, но при этом остается к нему безразличной (вещь-в-себе имеет цвет, лишь будучи поднесена к глазу, запах — к носу; и т. п.). Ее различия суть лишь различные отношения к ней некоторого другого, они суть определенные соотношения с вещью-в-себе, сообщаемые себе этим другим, а не ее собственные определения.
2. Это другое есть рефлексия, которая, будучи определена, как внешняя, во-первых, внешня себе самой и есть определенное многообразие. Во-вторых, она внешня существенно-существующему и соотносится с ним, как со своей абсолютной предпосылкой. Но оба эти момента внешней рефлексии, ее собственное многообразие и ее соотношение с другой для нее вещью-в-себе, суть одно и то же. Ибо это существование внешне лишь постольку, поскольку оно соотносит себя с существенным тождеством, как с некоторым другим. Поэтому многообразие не имеет собственного самостоятельного устойчивого наличия по ту сторону вещи-в-себе, а оказывается лишь видимостью по сравнению с нею, оказывается в своем необходимом соотношении с нею лишь преломляющимся в ней рефлексом. Таким образом, различия имеются как соотношение некоторого другого с вещью-в-себе; но это другое есть отнюдь не некоторое устойчиво наличное само по себе, а лишь соотношение с вещью-в-себе; вместе с тем однако оно есть лишь отталкивание от нее и, таким образом, лишенное опоры отбрасывание себя в себя самого.
Вещи же в-себе, так как она есть существенное тождество существования, не присуща поэтому эта несущественная рефлексия, и последняя рушится внутри себя самой вне вещи-в-себе. Она идет ко дну и тем самым сама становится существенным тождеством или вещью-в-себе. — Это может быть рассматриваемо также и следующим образом: лишенное сущности существование имеет свою рефлексию в себя в вещи-в-себе; оно соотносится с нею прежде всего, как со своим другим; но как другое по отношению в тому, что есть в себе, оно есть лишь снятие себя самого и становление в-себе-бытием. Тем самым вещь-в-себе тождественна с внешним существованием.
Это проявляется в вещи-в-себе следующим образом. Вещь-в-себе есть соотносящееся с собой, существенное существование; она лишь постольку есть тождество с собой, поскольку в ней содержится отрицательность рефлексии в себя самое; то, что представлялось внешним ей существованием, есть поэтому момент в ней самой. Поэтому она есть также отталкивающая себя от себя вещь-в-себе, которая, таким образом, относится к себе, как к некоторому другому. Тем самым имеются теперь несколько вещей-в-себе, находящихся между собой в соотношения внешней рефлексии. Это несущественное существование есть их отношение друг к другу, как к другим; но оно, далее, существенно для них самих, или, иначе говоря, это несущественное существование, кружась внутри себя, есть вещь-в-себе, но другая вещь-в-себе, чем та первая; ибо та первая есть непосредственная существенность, последняя же происходит из несущественного существования. Однако эта другая вещь-в-себе есть лишь некоторое другое вообще; ибо как тождественная с собой вещь она не имеет никакой дальнейшей определенности по отношению в первой; она, как и первая, есть рефлексия несущественного существования в себя. Определенность разных вещей-в-себе по отношению друг к другу имеет поэтому место во внешней рефлексии.
3. Эта внешняя рефлексия есть теперь отношение вещей-в-себе друг к другу, их взаимное опосредствование как других. Вещи-в-себе суть, таким образом, крайние члены некоторого умозаключения, средний член которого составляет их внешнее существование, то существование, через которое они суть другие друг для друга и различные. Это их различие имеет место лишь в их соотношении; они как бы лишь высылают определения от своей поверхности в свое соотношение с другими, к которому они, как абсолютно рефлектированные в себя, остаются безразличными. — Это отношение составляет теперь тотальность существования. Вещь-в-себе находится в соотношении с некоторой внешней для нее рефлексией, в которой она обладает многообразными определениями; это—ее отталкивание себя от самой себя в другую вещь-в-себе; это отталкивание есть ее отбрасывание себя в самое себя, поскольку каждая есть некоторая другая лишь как светящая себе вновь из другой; она имеет свою положенность не в себе самой, а в другой, определена лишь через определенность другой; эта другая точно так же определена лишь через определенность первой. Но так как обе вещи-в-себе тем самым имеют разность не в самих себе, а каждая лишь в другой, то они не суть различные; вещь-в-себе, которая должна относиться к другому крайнему члену, как к некоторой другой вещи-в-себе, относится к ней как к чему-то неразличному от нее самой, и внешняя рефлексия, которая должна была бы составлять опосредствующее соотношение между крайними членами, есть отношение вещи-в-себе лишь к самой себе или, иначе говоря, есть по существу ее рефлексия в себя; она тем самым есть в-себе-сущая определенность или определенность вещи-в-себе. Вещь-в-себе обладает ею, следовательно, не в некотором внешнем для нее соотношении с другой вещью-в-себе и этой другой с нею; определенность есть не только поверхность вещи-в-себе, а есть существенное опосредствование ее с собою, как с некоторым другим. — Обе вещи-в-себе, которые должны были бы составлять крайние члены соотношения, так как они в себе не должны иметь никакой определенности по отношению друг к другу, на самом деле сливаются воедино; имеется лишь одна вещь-в-себе, относящаяся во внешней рефлексии к самой себе, и ее собственное соотношение с собой, как с некоторой другой, и составляет ее определенность.
Эта определенность вещи-в-себе есть свойство вещи.
b) Свойство
Качество есть непосредственная определенность данного нечто, само то отрицательное, через которое бытие есть нечто. Таким же образом, свойство вещи есть отрицательность рефлексии, через которую существование вообще есть некоторое существующее и, как простое тождество с собою, вещь-в-себе. Но отрицательность рефлексии, снятое опосредствование, само есть по существу опосредствование и соотношение, соотношение не с другим вообще, подобно качеству как не-рефлектированной определенности, а с собой, как с некоторым другим, или, иными словами, такое опосредствование, которое непосредственно есть также и тождество с собой. Абстрактная вещь-в-себе сама есть это возвращающееся в себя из другого отношение; она вследствие этого определена в самой себе; но ее определенность есть характер, который как таковой сам есть определение, а, как отношение к другому, не переходит в инобытие и не подлежит изменению.
Вещь обладает свойствами; они суть, во-первых, ее определенные соотношения с другим; свойство имеется лишь как некоторый способ отношения друг к другу; оно поэтому есть внешняя рефлексия и аспект (die Seite) положенности вещи. Но, во-вторых, вещь в этой положенности есть в себе; она сохраняет себя в соотношении с другой; следовательно, если существование отдает себя в жертву становлению бытия и изменению, то это затрагивает лишь некоторую поверхность вещей; свойство не теряется в этом изменении. Вещь обладает свойством вызывать то или иное в другом и проявляться своеобразно в своем соотношении с другими вещами. Она обнаруживает это свойство лишь при условии наличия соответствующего характера другой вещи, но оно вместе с тем ей свойственно и есть ее тождественная с собою основа; это рефлектированное качество называется поэтому свойством. Вещь переходит в нем в некоторую внешность, но свойство сохраняется в последней. Вещь становится через свои свойства причиной, а причина заключается в том, что она сохраняет себя как действие. Однако здесь вещь есть пока что лишь спокойная вещь со многими свойствами, а еще не определена как действительная причина; она пока что есть лишь в-себе-сущая рефлексия ее определений, а еще не их полагающая рефлексия.
Вещь-в-себе, следовательно, как выяснилось, есть по существу вещь-в-себе не только таким образом, что ее свойства суть положенность некоторой внешней рефлексии, а они суть ее собственные определения, в силу которых она ведет себя определенным образом; она есть не находящаяся по ту сторону ее внешнего существования, лишенная определений основа, а наличествует в своих свойствах, как основание, т. е. есть тождество с собою в своей положенности; но вместе с тем она имеется в этих свойствах как обусловленное основание, т. е. ее положенность есть также и внешняя себе рефлексия; она лишь постольку рефлектирована в себя и есть в себе, поскольку она внешня. — Через существование вещь-в-себе вступает во внешние соотношения, и существование состоит в этой внешности; оно есть непосредственность бытия, и вещь в силу этого подвержена изменению; но оно есть также и рефлектированная непосредственность основания, и тем самым вещь оказывается в себе в своем изменении. — Это упоминание о соотношении основания следует, однако, здесь понимать не в том смысле, что вещь определена вообще как основание своих свойств; сама вещность как таковая есть определение основания; свойство не отлично от своего основания; равным образом оно не составляет исключительно только положенности, а есть перешедшее в свою внешность и тем самым истинно рефлектированное в себя основание; само свойство как таковое есть основание, в-себе-сущая положенность, или, иными словами, основание составляет форму его (свойства) тождества с собой; определенность свойства есть внешняя себе рефлексия основания, а целое есть основание, соотносящееся с собою в своем отталкивании и процессе определения, в своей внешней непосредственности. — Вещь-в-себе, следовательно, существенным образом существует, а то обстоятельство, что она существует, означает, обратно, что существование, как внешняя непосредственность, есть вместе с тем в-себе-бытие.
Примечание [Вещь-в-себе трансцендентального идеализма]
Уже выше (I часть, I отдел, стр. 98), говоря о моменте наличного бытия, в-себе-бытии, мы упомянули о вещи-в-себе и при этом заметили, что вещь-в-себе как таковая есть не что иное, как пустая абстракция от всякой определенности; об этой вещи-в-себе, разумеется, нельзя ничего знать именно потому, что она есть абстракция от всякого определения. — После того как вещь-в-себе предположена, таким образом, как нечто неопределенное, всякое определение получает место вне ее, во внешней ей рефлексии, в которой она безразлична. Для трансцендентального идеализма эта внешняя рефлексия есть сознание. Так как эта философская система переносит всякую определенность вещей как по форме, так и по содержанию, в сознание, то согласно этой точке зрения во мне, в субъекте, кроется причина того, что я вижу листья дерева не черными, а зелеными, вижу солнце круглым, а не четырехугольным, что для моего вкуса сахар сладок, а не горек, что я определяю первый и второй удар часов как последовательные, а не как рядоположные, что я не определяю первый удар ни как причину, ни как действие второго удара и т. д. — Этому кричащему изображению, даваемому субъективным идеализмом, непосредственно противоречит сознание свободы, согласно которому я знаю себя скорее чем-то всеобщим и неопределенным, отделяю от себя те многообразные и необходимые определения и познаю их как нечто внешнее для меня, присущее лишь вещам. — «Я» в этом сознании своей свободы есть для себя то истинное, рефлектированное в себя тождество, которым по указанному учению служит вещь-в-себе. — В другом месте я показал, что этот трансцендентальный идеализм не выходит за пределы ограниченности «я» объектом и вообще за пределы конечного мира, а единственно только изменяет форму этого предела, который остается для него чем-то абсолютным, так как он (трансцендентальный идеализм) лишь перемещает его из объективного облика в субъективный и делает определенностями «я» и совершающеюся в последнем, как в некоторой вещи, дикой сменой этих определенностей то, что обычное сознание знает как многообразие и изменение, принадлежащие лишь внешним ему вещам. — Здесь же в предлежащем рассмотрении противостоят друг другу лишь вещь-в-себе и ближайшим образом внешняя ей рефлексия; последняя еще не определила себя как сознание, равно как и вещь-в-себе еще не определила себя как «я». Из рассмотрения природы вещи-в-себе и внешней рефлексии получился тот вывод, что само это внешнее определяет себя в вещь-в-себе или, наоборот, становится собственным определением той первой вещи-в-себе. Существенная недостаточность той точки зрения, на которой останавливается указанная философия, состоит в том, что эта точка зрения упорно держится абстрактной вещи-в-себе как некоторого последнего определения, и противопоставляет вещи-в-себе рефлексию или определенность и многообразие свойств, между тем как на самом деле вещь-в-себе имеет по существу указанную внешнюю рефлексию в ней же самой и определяет себя в нечто наделенное собственными определениями, свойствами, вследствие чего та абстракция вещи, в силу которой она есть чистая вещь-в-себе, оказывается неистинным определением.
с) Взаимодействие вещей
Вещь-в-себе существенным образом существует; внешняя непосредственность и определенность входят в состав ее в-себе-бытия или в состав ее рефлексии в себя. Вещь-в-себе есть в силу этого некоторая вещь, обладающая свойствами и вследствие этого имеется много вещей, которые отличны друг от друга не через какое-нибудь чуждое им отношение, а через самих себя. Эти многие разные вещи находятся благодаря их свойствам в существенном взаимодействии; свойство есть само это взаимосоотношение, и вещь есть ничто вне этого взаимодействия; взаимное определение, средний термин вещей-в-себе, которые должны были бы, как крайние термины, оставаться безразличными к этому их соотношению, само есть тождественная с собою рефлексия и та самая вещь-в-себе, которой должны были быть те крайние термины. Вещность тем самым низведена до формы неопределенного тождества с собой, имеющего свою существенность лишь в своем свойстве. Поэтому если идет речь о некоторой вещи или о вещах вообще помимо определенного свойства, то их различие представляет собою лишь безразличное, количественное различие. То же самое, что рассматривается как одна вещь, может также быть превращено во многие вещи, или, иначе говоря, может рассматриваться, как многие вещи; перед нами некоторое внешнее разделение или соединение. — Книга есть вещь, и каждый из ее листов есть также вещь и точно так же каждый кусочек ее листов, и так далее до бесконечности. Определенность, благодаря которой некоторая вещь есть лишь эта вещь, заключается исключительно только в ее свойствах. Она отличается этими свойствами от других вещей, так как свойство есть отрицательная рефлексия и различение; вещь поэтому лишь в своем свойстве имеет коренящееся в ней самой отличие ее от других вещей. Свойство есть рефлектированное в себя различие, через которое вещь в своей положенности, т. е. в своем соотношении с другим, вместе с тем безразлична к другому и к своему соотношению. Поэтому на долю вещи без ее свойств не остается ничего другого, кроме абстрактного в-себе-бытия, некоторого несущественного объема и внешнего охвата. Истинное в-себе-бытие есть в-себе-бытие в его положенности; последняя есть свойство. Тем самым вещность перешла в свойство.
Вещь должна была бы относиться к свойству, как в-себе-сущий крайний термин, а свойство должно было составлять средний термин между находящимися в соотношении вещами. Однако это соотношение представляет собою то, в чем вещи, как отталкивающаяся от самой себя рефлексия, встречаются друг с другом и в чем они различны и соотнесены. Это их различие и их соотношение есть их единая рефлексия и единая непрерывность. Сами вещи, стало быть, имеют место лишь в этой непрерывности, которая есть свойство, и исчезают как такие устойчиво наличные крайние термины, которые обладали бы существованием вне этого свойства.
Свойство, которое должно было бы составлять соотношение самостоятельных крайних терминов, есть поэтому само самостоятельное. Вещи же суть, напротив, несущественное. Они суть некоторое существенное лишь как рефлексия, соотносящаяся с собой в процессе своего саморазличения; но это есть свойство. Последнее не есть, следовательно, нечто снятое в вещи или простой момент этой вещи, а вещь есть на самом деле лишь вышеупомянутый несущественный охват, который, правда, есть отрицательное единство, но лишь подобно единству некоторого нечто, а именно, как некоторое непосредственное одно. Если выше мы определили вещь, как несущественный охват, постольку, поскольку она сделана таковым через внешнюю абстракцию, опускающую ее свойство, то теперь эта абстракция совершилась через самый переход вещи-в-себе в свойство, но с обратным значением, так что если тому, который совершал первое абстрагирование, еще предносится абстрактная вещь без ее свойства, как существенное, свойство же рассматривается как некоторое внешнее определение, то здесь вещь как таковая определяет себя через самое себя в некоторую безразличную внешнюю форму свойства. — Свойство, стало быть, освобождено теперь от неопределенного и бессильного сочетания, которым служит единство вещи; оно есть то, что составляет устойчивое наличие вещи, некоторая самостоятельная материя. — Поскольку свойство есть простая непрерывность с собой, оно содержит в себе форму ближайшим образом лишь как разность; имеются поэтому многообразные такого рода самостоятельные материи, и вещь состоит из них.
В. Составленность [das Bestehen] вещи из материй
Переход свойства в некоторую материю или в некоторое самостоятельное вещество есть тот известный переход, который совершает относительно чувственной материи химия, пытаясь представлять свойства цвета, запаха, вкуса и т. д. как световое, цветовое, пахучее, кислое, горькое и т. д. вещества или же прямо принимая лишь гипотетически существование других веществ, как например, теплород, электрическая, магнетическая материя, причем она убеждена, что этим она трактует свойства в их истинности. — Столь же ходяче выражение, что вещи состоят из разных материй или веществ. При этом химики остерегаются называть эти материи или вещества вещами, хотя они и готовы согласиться с тем, что, например, пигмент есть вещь; но мне неизвестно, чтобы, например, называли вещами также и световое вещество, теплород или электрическую материю и т. д. Различают вещи и их составные части, не указывая точно, суть ли последние тоже вещи и в какой мере они суть вещи или, скажем, лишь полувещи: но во всяком случае они суть по меньшей мере некоторые существующие вообще.
Необходимость переходить от свойств к материям или признать, что свойства поистине суть материи, получилась вследствие того, что они суть существенное и тем самым истинно-самостоятельное в вещах. — Вместе с тем, однако, рефлексия свойства в себя составляет лишь одну сторону всей рефлексии, а именно, снятие различия и непрерывность с самим собой свойства, которое должно было быть некоторым существованием для другого. Вещность, как отрицательная рефлексия в себя и отталкивающееся от другого различение, низведена этим на уровень несущественного момента; но вместе с тем последний тем самым определился далее. Этот отрицательный момент, во-первых, сохранился; ибо свойство стало непрерывным с собой и самостоятельной материей лишь постольку, поскольку различие вещей сняло себя; непрерывная продолжаемость свойства в инобытие сама содержит, следовательно, момент отрицательного, и его самостоятельность есть вместе с тем, как это отрицательное единство, восстановленное нечто вещности, отрицательная самостоятельность, противостоящая положительной самостоятельности вещества. Во-вторых, вещь этим вышла из своей неопределенности, дозрела до полной определенности. Как вещь-в-себе она есть абстрактное тождество, просто отрицательное существование, или, иными словами, существование, определенное как неопределенное; затем она определена своими свойствами, которыми она должна отличаться от других вещей; но так как она скорее непрерывна с другими через свойство, то это неполное различие снимается; вещь благодаря этому возвратилась в себя, и теперь определена как определенная; она определена в себе или есть «эта» вещь. —
Но, в-третьих, это возвращение в себя есть, правда, соотносящееся с собой определение, однако оно вместе с тем несущественно; непрерывное с собой устойчивое наличие образует самостоятельную материю, в которой различие вещей, их в-себе-и-для-себя-сущая определенность, снято и есть некоторое внешнее. Следовательно, вещь как «эта» вещь, хотя и есть, правда, совершенная определенность, но это есть определенность в элементе несущественности.
Рассматриваемый со стороны движения свойства, этот вывод получается следующим образом. Свойство есть не только внешнее определение, но и в-себе-сущее существование. Это единство внешности и существенности, так как в нем содержится рефлексия в себя и рефлексия в другое, отталкивает себя от самого себя и есть, с одной стороны, определение как простое, тождественно соотносящееся с собой самостоятельное, в котором отрицательное единство, одно вещи, есть некоторое снятое, а, с другой стороны, оно есть это определение по отношению к другому, но опять-таки как рефлектированное в себя, определенное в себе одно; есть, следовательно, с одной стороны, материи, а, с другой, «эта» вещь. Это — два момента тождественной с собою внешности или рефлектированного в себя свойства. — Свойство было тем, чем должны были различаться вещи; так как теперь оно освободилось от этой своей отрицательной стороны, от того, чтобы быть присущим некоторому другому, то этим и вещь также освобождена от своей определяемости другими вещами и возвратилась в себя из соотношения с другим; но она есть вместе с тем лишь ставшая себе другой вещь-в-себе, так как многообразные свойства стали со своей стороны самостоятельными и, следовательно, их отрицательное соотношение в единстве вещи стало лишь снятым соотношением; вещь поэтому есть тождественное с собой отрицание лишь по отношению к положительной непрерывности вещества.
«Этость» (das Diese) составляет, следовательно, полную определенность вещи таким образом, что эта определенность есть вместе с тем внешняя определенность. Вещь состоит из самостоятельных материй, безразличных к их соотношению в вещи. Это соотношение есть поэтому лишь некоторое несущественное сочетание означенных материй, и различие одной вещи от другой основано на том, находится ли в ней несколько особенных материй и в каком количестве они в ней находятся. Они переходят за «эту» вещь, продолжаются в других вещах, и их принадлежность этой вещи не есть для них предел. Столь же мало они суть, далее, ограничение друг для друга, так как их отрицательное соотношение есть лишь бессильная «этость». Поэтому, сочетаясь в вещи, они не снимают себя; они, как самостоятельные, непроницаемы друг для друга, соотносятся в своей определенности лишь с собой и суть некоторое взаимно безразличное многообразие устойчивого наличия; они способны иметь лишь некоторую количественную границу. — Вещь, как «эта» вещь, есть это их чисто количественное соотношение, есть голая коллекция, их «также». Она состоит из какого-либо определенного количества некоторого вещества, состоит также из определенного количества некоторого другого вещества, состоит также и из других; эту связь, состоящую в том, что они не имеют никакой связи, единственно и образует собою вещь.
С. Разложение вещи
«Эта» вещь, взятая так, как она теперь определилась, как просто количественная связь свободных веществ, совершенно изменчива. Ее изменение состоит в том, что одна или несколько материй выделяются из этой совокупности или присоединяются к этому «также», или же в том, что взаимное соотношение их количеств изменяется. Возникновение и уничтожение «этой» вещи есть внешнее разложение такого внешнего сочетания или сочетание того, чему безразлично быть или не быть сочетанным. Ничем не удерживаемые вещества выходят из «этой» вещи или входят в нее; сама она есть абсолютная пористость без собственной меры или формы.
Таким образом, вещь в ее абсолютной определенности, через которую она есть «эта», безоговорочно разложима. Это разложение есть некоторая внешняя определяемость, равно как и бытие вещи; но ее разложение и внешний характер ее бытия есть существенное в этом бытии; она есть лишь вышеуказанное «также»; она состоит лишь в этой внешности. Но она состоит также и из своих материй; и не только абстрактное «это», как таковое, но и вся «эта» вещь есть разложение себя самой. А именно, вещь определена как внешняя коллекция самостоятельных материй; эти материи не суть вещи, они не имеют отрицательной самостоятельности, а суть свойства как нечто самостоятельное, а именно — определенность, рефлектированная как таковая в себя. Поэтому, хотя материи просты и соотносятся лишь с самими собой, но их содержание есть некоторая определенность; рефлексия в себя есть лишь форма этого содержания, которое как таковое не рефлектировано в себя, а соотносится по своей определенности с другим. Вещь поэтому есть не только их «также», их соотношение как безразличных друг к другу, а в такой же мере и их отрицательное соотношение; в силу своей определенности материи сами суть эта их отрицательная рефлексия, каковая рефлексия есть точечность вещи. Со стороны определенности их содержания по отношению друг к другу одна материя не есть то, что есть другая; а со стороны их самостоятельности одна материя не есть, поскольку другая есть.
Вещь есть поэтому соотношение друг с другом материй, из которых она состоит, таким образом, что в ней состоят («состоят» в смысле «наличны». — Перев.) и одна и другая, но так, что в ней вместе с тем одна материя не состоит, поскольку состоит другая. Следовательно, поскольку в вещи имеется одна материя, другая тем самым снята; но вещь есть вместе с тем упомянутое «также» или устойчивое наличие других материй. В состоянии одной материи другая материя поэтому не состоит и вместе с тем она также и состоит в первой, и таким же образом состоят взаимно все эти разные материи. Поэтому так как в том же отношении, в каком состоит одна, состоят также и другие, в каковом едином их состоянии и заключается точечность или отрицательное единство вещи, то они совершенно проникают одна другую; а так как вещь вместе с тем есть лишь их «также» и материи рефлектированы в их определенность, то они безразличны друг к другу и в своем взаимопроникновении не соприкасаются. Поэтому материи по существу пористы, так что одна состоит в порах или в несостоянии других; но эти другие сами пористы; в их порах или в их несостоянии состоят также и первая и все прочие; их состояние есть вместе с тем их снятость и состояние других; а это состояние других есть равным образом их снятость и состояние первой, а также и всех прочих. Поэтому вещь есть противоречащее себе опосредствование с собой самостоятельного состояния через его противоположность, а именно, через его отрицание, или, иначе, говоря, противоречивое опосредствование одной самостоятельной материи через состояние и несостояние другой. — Существование достигло в «этой» вещи своей полноты, будучи в одном и том же и сущим-в-себе бытием или самостоятельным состоянием, и несущественным существованием; истина существования заключается поэтому в том, что оно имеет свое в-себе-бытие в несущественности или свое устойчивое наличие в некотором другом, и притом в абсолютно другом, или, иными словами, имеет своей основой свою ничтожность[20]. Поэтому оно есть явление.
Примечание [Пористость материй)
Одно из обычнейших определений вещи, указываемых представлением, заключается в том, что вещь состоит из многих самостоятельных материй. С одной стороны, вещь рассматривается так, что она обладает свойствами, устойчивое наличие которых есть вещь. Но, с другой стороны, эти разные определения понимаются как материи, устойчивое наличие которых не есть вещь, а, наоборот, вещь состоит из них; сама она есть лишь их внешнее сочетание и количественная граница. Оба, свойства и материи, суть одно и то же определение содержания, и различие их заключается лишь в том, что они там суть моменты, рефлектированные в их отрицательное единство как в некоторую отличную от них самих основу, в вещность, здесь же они суть самостоятельные разные, каждое из которых рефлектировано в свое собственное единство с собой. Эти материи, далее, определяют себя как самостоятельное устойчивое наличие; но они также и совмещаются в одной вещи. Эта вещь обладает двумя определениями: она есть, во-первых, «эта» и, во-вторых, «также». «Также» есть то, что во внешнем созерцании выступает как пространственная протяженность; а «эта», отрицательное единство, есть точечность вещи. Материи совместны в точечности, и их «также» или протяженность есть повсюду эта точечность; ибо «также» как вещность, равным образом определено по существу как отрицательное единство. Поэтому, где имеется одна из этих материй, там в одной и той же точке есть и другая; дело обстоит не так, что вещь имеет в другом месте свой цвет, а еще в другом свое пахучее вещество, а в третьем свой теплород и т. д., но в той же точке, в которой она тепла, она также и цветна, кисла, электризована и т. д. Так как эти вещества или материи находятся не вне друг друга, а в одном и том же «этом», то они предполагаются пористыми, так что одна материя существует в промежутках другой. Но та материя, которая находится в промежутках другой, сама также пориста; в ее порах существует поэтому, наоборот, другая, но не только одна эта другая, а также и третья, десятая и т. д. Все материи пористы, и в промежутках каждой из них находятся все другие, равно как и сама она вместе с прочими материями находится в этих порах каждой из материй. Они поэтому составляют некоторое множество, взаимно проникающее друг в друга таким образом, что проникающие в свою очередь проницаются другими, что, стало быть, каждая материя снова пронизывает свою собственную пронизанность. Каждая материя положена как свое отрицание, и это отрицание есть устойчивое наличие другой, но это устойчивое наличие есть в такой же мере отрицание этой другой и устойчивое наличие первой.
Отговоркой, посредством которой представление не допускает противоречия самостоятельного устойчивого наличия многих материй в одной вещи или, иными словами, их безразличия друг к другу в их проникании, служит, как известно, малость частиц и пор. Где появляется различие в себе, противоречие и отрицание отрицания, вообще, где требуется постижение в понятиях, представление впадает во внешнее количественное различие; касательно возникновения и прехождения оно прибегает к постепенности, а касательно бытия — к малости, так что исчезающее понижается до незаметного и противоречие до путаницы, истинное же отношение переделывается в неопределенное представление, смутностью которого спасается упраздняющее себя.
Если же ближе осветить эту смутность, то окажется, что она есть противоречие — отчасти субъективное противоречие представления и отчасти объективное противоречие предмета; само представление содержит в себе полностью элементы этого противоречия. А именно, то, что оно, во-первых, само делает, есть противоречие, состоящее в том, что оно хочет, с одной стороны, держаться восприятия и вещей существующих, а, с другой стороны, приписывает тому, что недоступно восприятию, тому, что определено рефлексией, чувственное существование; малые частицы и поры суть согласно представлению вместе с тем и чувственное существование, и об их положенности говорится, как о том же виде реальности, который присущ цвету, теплоте и т. д. Если бы, далее, представление рассмотрело ближе этот предметный туман, т. е. поры и малые частицы, то оно познало бы в них не только некоторую материю и также ее отрицание, так что выходило бы, что вот здесь находится материя, а рядом — ее отрицание, пóра, а рядом с этим отрицанием снова материя и т. д., а познало бы, что в лице «этой» вещи оно имеет: 1) самостоятельную материю, и 2) ее отрицание или пористость, и другую самостоятельную материю в одной и той же точке, — познало бы, что эта пористость и самостоятельное существование материй друг в друге, как в чем-то одном, есть взаимное отрицание и проницание проницания. — Новейшие изложения физики, говоря о распространении водяных паров в атмосферном воздухе и о распространении различных газов друг в друге, более определенно выделяют одну сторону того понятия, которое выяснилось здесь относительно природы вещи. А именно, они показывают, что, например, известный объем вбирает в себя одинаковое количество водяных паров, все равно, свободен ли этот объем от атмосферного воздуха или наполнен им; они выясняют также, что различные газы так распространяются друг в друге, как будто каждый представляет собою для другого пустоту; что по крайней мере они не находятся между собою ни в каком химическом соединении и каждый, непрерываемый другим, остается непрерывным с собой и сохраняет себя безразличным к ним в своей пронизанности другими. — Но дальнейший момент понятия вещи заключается в том, что в «этой» вещи одна материя находится там, где и другая; что проникающее есть в одной и той же точке также и проникаемое, или, иными словами, самостоятельное есть непосредственно самостоятельность некоторого другого. Это — противоречиво, но вещь есть не что иное, как само это противоречие; поэтому она есть явление.
Сходно с тем, как обстоит дело с этими материями, обстоит дело в области духа с представлением о душевных силах или душевных способностях. Дух есть в гораздо более глубоком смысле «это», т. е. отрицательное единство, в котором его определения проникают друг друга. Но когда его представляют себе как душу, его часто принимают за некоторую вещь. Подобно тому, как относительно человека вообще считают, что он состоит из души и тела, каждое из которых признается чем-то самостоятельным, особым, точно так же признаются, что душа состоит из так называемых душевных сил, каждая из которых обладает особой самостоятельностью, или, другими словами, есть некоторая непосредственная, действующая особо согласно своей определенности деятельность. Дело представляют себе так, что вот здесь действует особо рассудок, а там особо воображение, что мы культивируем порознь рассудок, память и т. д. и в это время оставляем по левую руку бездеятельными другие силы, пока дойдет (а может быть даже и не дойдет) очередь и до них. Так как их помещают в материально-простую душу-вещь, которая как простая, признается имматериальной, то представляют себе способности, правда, не как отдельные материи, но как силы, они принимаются столь же безразличными друг к другу, как те материи. Однако дух не есть то же самое противоречие, что и вещь, которая разлагается и переходит в явление, а он уже в самом себе есть такое противоречие, которое возвратилось в свое абсолютное единство, а именно, в понятие — такое противоречие, в котором различия следует мыслить уже не как самостоятельные, а лишь как особенные моменты в субъекте, в простой индивидуальности.
Вторая глава Явление
Существование есть та непосредственность бытия, которою сущность снова сделала себя. Эта непосредственность есть в себе рефлексия сущности в себя. Сущность как существование выступила из своего основания, которое само перешло в существование. Существование есть эта рефлектированная непосредственность, поскольку оно в самом себе есть абсолютная отрицательность. Оно теперь также и положено как таковая, поскольку оно себя определило как явление.
Явление есть поэтому ближайшим образом сущность в ее существовании; сущность наличествует в нем непосредственно. Что оно есть не непосредственное, а рефлектированное существование, это обстоятельство составляет момент сущности в нем; или, иными словами, существование, как существенное существование, есть явление.
Нечто есть лишь явление в том смысле, что существование как таковое есть лишь некоторое положенное, а не в-себе-и-для-себя-сущее. Его существенность в том и состоит, что оно в самом себе обладает отрицательностью рефлексии, природой сущности. Речь идет не о какой-то чуждой, внешней рефлексии, к которой принадлежала бы сущность и которая путем сравнения сущности с существованием объявляла бы последнее явлением; а, как выяснилось, эта существенность существования, заключающаяся в том, что оно есть явление, есть собственная истина существования. Рефлексия, через которую оно таково, принадлежит ему самому.
Но если говорят, что нечто есть только явление, в том смысле, как будто в сравнении с ним непосредственное существование есть истина, то нужно сказать, что скорее, наоборот, явление есть более высокая истина; ибо оно есть существование, как оно существенно, тогда как непосредственное существование есть еще лишенное сущности явление, так как оно заключает в себе лишь один момент явления, именно, существование как непосредственное, и не имеет еще в себе его (явления) отрицательной рефлексии. Если явление называют лишенным сущности, то о моменте его отрицательности мыслят так, как будто непосредственное есть по сравнению с ним положительное и истинное; но это непосредственное скорее, наоборот, еще не содержит в себе существенной истины. Существование скорее перестает быть лишенным сущности благодаря тому, что оно переходит в явление.
Сущность сначала светится видимостью в себе самой, в своем простом тождестве; таким образом, она есть абстрактная рефлексия, чистое движение ничто через ничто обратно к самому себе. Сущность является; таким образом, она отныне есть реальная видимость, так как моменты видимости обладают существованием. Явление, как выяснилось, есть вещь как отрицательное опосредствование себя с самим собой; различия, которые содержатся в вещи, суть самостоятельные материи, представляющие собою противоречие, заключающееся в том, что они суть некоторое непосредственное устойчивое наличие, и вместе с тем имеют свое устойчивое наличие лишь в чужой самостоятельности, следовательно, в отрицании собственной самостоятельности, и опять-таки именно поэтому также лишь в отрицании той чужой самостоятельности или, иначе говоря, в отрицании их собственного отрицания. Видимость есть то же самое опосредствование, но ее неустойчивые моменты имеют в явлении вид непосредственной самостоятельности. Напротив, непосредственная самостоятельность, присущая существованию, понижается, с своей стороны, на степень момента. Явление есть поэтому единство видимости и существования.
Явление теперь определяет себя ближе. Оно есть существенное существование; существенность последнего отличается от него как несущественного, и эти две стороны вступают в соотношение друг с другом. — Оно есть поэтому, во-первых, простое тождество с собой, содержащее в себе вместе с тем разные определения содержания; это тождество с собою — как оно само, так и соотношение входящих в него определений — есть то, что остается равным себе в смене явлений; это — закон явления.
Но, во-вторых, простой в своей разности закон переходит в противоположность; существенное в явлении противопоставляется самому явлению и в противоположность являющемуся миру выступает в-себе-сущий мир.
В-третьих, эта противоположность возвращается в свое основание; в-себе-сущее определено в явлении, и, наоборот, являющееся определено, как вобранное в свое в-себе-бытие; явление становится отношением.
А. Закон явления
1. Явление есть существующее, опосредствованное своим отрицанием, которое составляет его устойчивое наличие. Хотя это его отрицание есть некоторое другое самостоятельное, однако последнее столь же существенным образом есть некоторое снятое. Существующее есть поэтому свое возвращение в само себя через свое отрицание и через отрицание этого своего отрицания; оно, следовательно, обладает существенной самостоятельностью, равно как оно столь же непосредственно есть безоговорочно положенность, имеющая своим устойчивым наличием некоторое основание и некоторое другое. — Следовательно, явление, во-первых, есть существование вместе с его существенностью, положенность вместе с ее основанием; но это основание есть отрицание, и то другое самостоятельное, которое служит основанием перового, есть равным образом лишь некоторая положенность. Или, иначе говоря, существующее, как являющееся, рефлектировано в некоторое другое и имеет своим основанием это другое, которое само заключается лишь в том, что оно рефлектировало в другое. Присущая ему существенная самостоятельность, так как она есть возвращение в себя само, есть ввиду отрицательности моментов возвращение ничто через ничто к себе самому; самостоятельность существующего есть поэтому лишь существенная видимость. Связь обосновывающих друг друга существующих состоит поэтому в указанном взаимном отрицании, в том, что устойчивое наличие одного есть не устойчивое наличие другого, а его положенность, каковое соотношение положенности единственно только и составляет их устойчивое наличие. Основание имеется так, как оно есть в своей истине, которая именно заключается в том, что оно есть такое первое, которое есть лишь нечто предположенное.
Это составляет отрицательную сторону явления. Но в этом отрицательном опосредствовании непосредственно, содержится положительное тождество существующего с собой. Ибо оно не есть положенность, противостоящая некоторому существенному основанию, или, иначе говоря, оно не есть видимость в некотором самостоятельном, а есть положенность, соотносящаяся с некоторой положенностью, или есть видимость лишь в некоторой видимости. Оно в этом своем отрицании или в своем другом, которое само есть некоторое снятое, соотносится с самим собой, есть, следовательно, тождественная с собой или положительная существенность. — Это тождественное не есть та непосредственность, которая присуща существованию как таковому и которая есть лишь та несущественная сторона его, по которой оно имеет свое устойчивое наличие в некотором другом. Напротив, оно есть существенное содержание явления, имеющее две стороны: во-первых, форму положенности или внешней непосредственности и, во-вторых, положенность как тождественность с собой. По первой стороне это содержание есть некоторое наличное бытие, но как случайное, несущественное, которое по своей непосредственности подвержено переходу, возникновению и прехождению. По второй стороне оно есть простое определение содержания, изъятое из-под власти этой смены явлений, — то, что пребывает в последней.
Помимо того, что это содержание есть вообще простое в преходящем, оно есть также и определенное, внутри себя различное содержание. Оно есть рефлексия в себя явления, отрицательного наличного бытия, в нем, следовательно, существенным образом содержится определенность. Но явление есть сущая многообразная разность, мечущаяся в несущественном многообразии; напротив, ее рефлектированное содержание есть ее многообразие, сведенное к простому различию. А именно, определенное существенное содержание, говоря точнее, не только определено вообще, но как существенное в явлении представляет собою полную определенность, — одно и его другое. В явлении каждое из этих двух имеет свое устойчивое наличие в другом таким образом, что оно вместе с тем есть лишь в его отсутствии устойчивого наличия. Это противоречие снимается, и его рефлексия в себя есть тождество их обоюдного устойчивого наличия, состоящее в том, что положенность одного есть также и положенность другого. Они составляют единое устойчивое наличие и вместе с тем выступают как разные, безразличные друг к другу содержания. Таким образом, в существенной стороне явления то отрицательное, которое присуще несущественному содержанию и которое состоит в том, что оно снимает себя, возвратилось в тождество; это содержание есть безразличное устойчивое наличие, которое есть не снятость, а скорее устойчивое наличие другого.
Это единство есть закон явления.
2. Закон есть, следовательно, положительное в опосредствовании являющегося. Явление есть ближайшим образом существование как отрицательное опосредствование с собой, так что существующее опосредствовано с собой через свое собственное отсутствие устойчивого наличия, через некоторое другое, и опять-таки через отсутствие устойчивого наличия этого другого. Здесь мы имеем, во-первых, голое свечение и исчезание обоих, несущественное явление, а, во-вторых, также и пребывание или закон; ибо каждое из рассматриваемых двух существует в указанном снятии другого, и их положенность, как их отрицательность, есть вместе с тем тождественная, положительная положенность обоих.
Таким образом, это пребывающее устойчивое наличие, которое явление имеет в законе, во-первых, противоположно той непосредственности бытия, которой обладает существование. Эта непосредственность есть, правда, в себе рефлектированная непосредственность, а именно, возвратившееся в себя основание; но теперь, в явлении, эта простая непосредственность отлична от рефлектированной, тогда как в вещи они только начинали отделяться друг от друга. Существующая вещь стала в своем разложении этой противоположностью; положительное в ее разложении есть указанное тождество с собой являющегося, как положенного в своей другой положенности. — Во-вторых, эта рефлектированная непосредственность сама определена как положенность по отношению к сущей непосредственности существования. Эта положенность есть теперь существенное и истинно положительное. Немецкое слово «Gesetz» заключает в себе также и это определение (Gesetz—закон, gesetztes — положенное, положительное. — Перев.). В этой положенности заключается существенное соотношение обеих сторон различия, содержащихся в законе; они суть разные, непосредственные по отношению друг к другу содержания и суть таковые как рефлексия принадлежащего явлению, исчезающего содержания. Как существенная разность эти разные содержания суть простые, соотносящиеся с собою определения содержания. Но в то же время ни одно из них не непосредственно само по себе, а каждое из них есть по существу положенность, или, иначе говоря, есть лишь постольку, поскольку есть другое.
В-третьих, явление и закон имеют одно и то же содержание. Закон есть рефлексия явления в тождество с собой; таким образом, явление, как ничтожное непосредственное, противостоит рефлектированному-в-себя, и они различаются между собой по этой форме. Но рефлексия явления, в силу которой эго различие имеет бытие, есть также и существенное тождество самого явления и его рефлексии, в чем вообще и состоит природа рефлексии; она есть то, что в положенности тождественно с собой, и оказывается безразличной к указанному различию, которое есть форма или положенность, есть, следовательно, такое содержание, которое непрерывно продолжается из явления в закон, — содержание и закона и явления.
Это содержание составляет тем самым основу явления; закон есть сама эта основа; явление есть то же самое содержание, но оно содержит в себе еще кое-что сверх того, а именно, несущественное содержание своего непосредственного бытия. А именно, также и то определение формы, которым явление как таковое различается от закона, представляет собою некоторое содержание, и притом такое содержание, которое отлично от содержания закона. Ибо существование, как непосредственность вообще, равным образом есть такая себетождественность материи и формы, которая безразлична к своим определениям формы и потому есть содержание; оно есть вещность с ее свойствами и материями. Однако оно есть то содержание, самостоятельная непосредственность которого вместе с тем есть лишь отсутствие устойчивого наличия. Но его тождество с собой в этом его отсутствии устойчивого наличия есть другое, существенное содержание. Это тождество, основа явления, составляющая закон, есть его (явления) собственный момент; это та положительная сторона существенности, в силу которой существование есть явление.
Закон находится поэтому не по ту сторону явления, а непосредственно наличен в нем; царство законов есть спокойное отображение существующего или являющегося мира. Но, правильнее сказать, что оба суть единая целостность, и существующий мир сам есть царство законов которое, как простое тождественное, вместе с тем тождественно с собой также и в положенности или в разлагающей самое себя самостоятельности существования. Существование возвращается в закон, как в свое основание; явление заключает в себе и то и другое — простое основание и то разлагающее движение являющейся вселенной, существенностью которого служит основание.
3. Закон есть, следовательно, существенное явление; он есть рефлексия явления в себя в его положенности, тождественное содержание себя и несущественного существования. Во-первых, это тождество закона с его существованием есть пока что только непосредственное, простое тождество, и закон безразличен к своему существованию; явление обладает еще другим содержанием, кроме содержания закона. Первое содержание есть, правда, несущественное содержание и возвращение во второе; но для закона оно есть некое первое, неположенное им; оно поэтому как содержание связано с законом внешним образом. Явление есть некоторое множество дальнейших определений, которые принадлежат «этому» или конкретному и не содержался в законе, а определены чем-то другим. — Во-вторых, то, что явление содержит в себе разнящегося от закона, определило себя как некоторое положительное или как некоторое другое содержание; но оно по существу есть отрицательное; явлению присущи форма и ее движение как таковые. Царство законов есть спокойное содержание явления; последнее есть то же самое содержание, но изображающееся в беспокойной смене и как рефлексия в другое. Явление есть закон как отрицательное, безоговорочно изменяющееся существование, движение перехода в противоположное, снятия себя и возвращения в единство. Эту сторону беспокойной формы или отрицательности закон не содержит в себе; явление есть поэтому по сравнению с законом целокупность, ибо оно содержит в себе закон, но также и еще кое-что, а именно, момент движущей самое себя формы. — Этот недостаток имеется, в-третьих, в законе таким образом, что его содержание есть пока что лишь разное и тем самым безразличное в себе; поэтому тождество его сторон друг с другом есть пока что лишь непосредственное и тем самым внутреннее или, иначе говоря, еще не необходимое тождество. В законе соединены два определения содержания как существенные (например, в законе движения падающих тел величина пространства и величина времени; пройденные пространства относятся между собой, как квадраты протекших времен); они просто соединены; это соотношение есть пока что лишь непосредственное соотношение. Поэтому оно также пока что есть лишь положенное соотношение, как и вообще в явлении непосредственное получило значение положенности. Существенным единством обеих сторон закона была бы их отрицательность, а именно то обстоятельство, что одна сторона содержит в ней же самой свою другую; но это существенное единство еще не выступило в законе. — (Так, например, в понятии пройденного при падении тела пространства не содержится, что ему соответствует время как квадрат. Так как падение есть чувственное движение, то оно есть соотношение времени и пространства; но, во-первых, в самом определении времени, — т. е. как последнее берется согласно представлению о нем, — не содержится, что оно соотносится с пространством, и наоборот; говорят, что можно очень хорошо представлять себе время без пространства и пространство без времени; одно, следовательно, присоединяется внешним образом к другому, каковое внешнее соотношение есть движение. Во-вторых, безразличный характер носит также и дальнейшее определение, касающееся того, в каком количественном отношении находятся друг к другу в движении пространство и время. Закон этого соотношения познается из опыта; постольку он лишь непосредственен; он требует еще доказательства, т. е. опосредствования для познания, что закон не только имеет место, но и необходим; этого доказательства и его объективной необходимости закон как таковой не содержит в себе.) — Закон есть поэтому лишь положительная существенность явления, а не его отрицательная существенность, по которой определения содержания суть моменты формы, переходят как таковые в свое другое и в себе самих суть вместе с тем не они, а свое другое. Следовательно, в законе положенность одной стороны его есть, правда, положенность другой; но их содержание безразлично к этому соотношению, оно не заключает в самом себе этой положенности. Закон есть поэтому, правда, существенная форма, но еще не реальная форма, рефлектированная в свои стороны как содержание.
В. Являющийся и в-себе-сущий мир
1. Существующий мир поднимается спокойно на высоту царства законов; ничтожное содержание его многообразного наличного бытия имеет свое устойчивое наличие в некотором другом; его устойчивое наличие есть поэтому его разложение. Но в этом другом являющееся также и сливается с самим собою; таким образом, явление в своих сменах есть также и некоторое пребывание, и его положенность есть закон. Закон есть это простое тождество явления с собой; он есть поэтому основа, а не основание последнего; ибо он есть не отрицательное единство явления, а как его простое тождество непосредственное (как абстрактное) единство, наряду с которым поэтому имеет место также и другое содержание явления. Содержание есть «это», оно связно внутри себя или, иначе говоря, имеет свою отрицательную рефлексию внутри самого себя. Оно рефлектировано в нечто другое; это другое само есть существование явления; являющиеся вещи имеют свои основания и условия в других являющихся вещах.
Но на самом деле закон есть также и другое явления как такового и отрицательная рефлексия последнего как рефлексия в его другое. Содержание явления, отличное от содержания закона, есть такое существующее, которое своим основанием имеет свою отрицательность, или, иначе говоря, которое рефлектировано в свое небытие. Но это другое, которое тоже есть некоторое существующее, есть равным образом такое существующее, рефлектированное в свое небытие; оно есть, следовательно, то же самое, и являющееся на самом деле рефлектировано тут не в другое, а в себя; именно эта рефлексия положенности в себя и есть закон. Но как являющееся, положенность эта по существу рефлектирована в свое небытие, или, иначе говоря, ее тождество само есть по существу также ее отрицательность и ее другое. Рефлексия явления в себя, т. е. закон, есть, следовательно, также не только тождественная основа явления, а явление имеет в законе свою противоположность, и закон есть его отрицательное единство.
Благодаря этому изменилось определение закона в нем самом. Ближайшим образом он есть лишь некоторое разное содержание и формальная рефлексия положенности в себя, так что положенность одной его стороны есть положенность другой стороны. Но так как он есть также и отрицательная рефлексия в себя, то его стороны относятся друг к другу не только как разные, но и как отрицательно соотносящиеся друг с другом. — Или, иначе говоря, если рассматривать закон только сам по себе, то стороны его содержания суть безразличные друг к другу; но вместе с тем они суть снятые через свое тождество; положенность одной стороны есть положенность другой; стало быть, устойчивое наличие каждой из них есть также и отсутствие устойчивого наличия ее самой. Эта положенность одной из них в другой есть их отрицательное единство, и каждая из них есть не только положенность себя, но также и положенность другой, или, иначе говоря, каждая есть сама это отрицательное единство. То положительное тождество, которое они имеют в законе как таковом, есть пока что лишь их внутреннее единство, нуждающееся в доказательстве и опосредствовании, потому что это отрицательное единство еще не положено в них. Но так как разные стороны закона теперь определены как такие стороны, которые разны в их отрицательном единстве или, иначе говоря, как такие, из которых каждая содержит свое другое в себе самой и вместе с тем, как нечто самостоятельное, отталкивает от себя это свое инобытие, то тождество закона есть теперь также положенное и реальное тождество.
Таким образом, закон тем самым приобрел также и недостававший ему момент отрицательной формы своих сторон, момент, который ранее того принадлежал еще к явлению; существование, стало быть, полностью возвратилось в себя и рефлектировало себя в свое абсолютное, в-себе-и-для-себя-сущее инобытие. То, что ранее было законом, поэтому уже больше не есть лишь одна из сторон того целого, другой стороной которого было явление как таковое, но само есть целое. Оно есть существенная тотальность явления, так что оно теперь содержит в себе также и момент несущественности, который раньше принадлежал к явлению, но содержит его, как рефлектировавшую в-себе-сущую несущественность, т. е. как существенную отрицательность. — Как непосредственное содержание, закон определен вообще, отличается от других законов, и их существует не поддающееся определению множество. Но так как теперь он имеет существенную отрицательность в нем самом, то он уже больше не содержит в себе такого лишь безразличного, случайного определения содержания, а его содержание есть вообще всякая определенность в существенном соотношении, делающем себя тотальностью. Таким образом, рефлектированное в себя явление есть тетерь некоторый мир, который возвышается над являющимся миром, как сущий в себе и для себя.
Царство законов содержит в себе лишь простое, неизменное, но разнообразное содержание существующего мира. Но так как оно теперь есть тотальная рефлексия последнего, то оно содержит в себе также и момент несущественного многообразия существующего мира. Этот момент изменчивости и изменения, как рефлектированный в себя, существенный, есть абсолютная отрицательность или форма вообще как таковая; однако в сущем в себе и для себя мире моменты этой формы обладают реальностью самостоятельного, но рефлектированного существования, равно как и наоборот, эта рефлектированная самостоятельность обладает теперь формой в себе самой, и тем самым ее содержание есть не просто многообразное, а и существенно связное внутри себя.
Этот в-себе-и-для-себя-сущий мир называется также сверхчувственным миром, поскольку существующий мир определяется как чувственный, т. е. как такой, который есть для созерцания, для непосредственного отношения к нему сознания. — Сверхчувственный мир тоже обладает непосредственностью, существованием, но рефлектированным, существенным существованием. Сущность не имеет еще никакого наличного бытия, но она есть, и в более глубоком смысле, чем бытие; вещь есть начало рефлектированного существования; она есть некоторая непосредственность, которая еще не положена как существенная или рефлектированная; она, однако, по правде не есть некоторое сущее непосредственное. Лишь как вещи другого, сверхчувственного мира, вещи впервые положены, во-первых, как истинные существования, и, во-вторых, как истинное по сравнению с сущим; в них признается, что имеется отличное от непосредственного бытия бытие, которое и есть истинное существование. С одной стороны, в этом определении преодолено чувственное представление, приписывающее существование лишь непосредственному бытию, служащему объектом чувства и созерцания; но, с другой стороны, в нем преодолевается также и бессознательная рефлексия, которая, хотя и имеет представление о вещах, силах, внутреннем, и т. д., но не знает, что такие определения суть не чувственные или сущие непосредственности, а рефлектированные существования.
2. В-себе-и-для-себя-сущий мир есть целокупность существования; вне его нет ничего другого. Но так как он в нем самом есть абсолютная отрицательность или форма, то его рефлексия в себя есть отрицательное соотношение с собой. Он содержит в себе противоположность и отталкивает себя внутрь себя как в существенный мир, и внутрь себя же как в мир инобытия или мир явления. Таким образом, он потому, что он есть целокупность, имеет бытие также и как лишь одна сторона последней и образует в этом определении разнящуюся от мира явлений самостоятельность. Являющийся мир имеет в существенном мире свое отрицательное единство, в котором он идет ко дну и в которое он возвращается, как в свое основание. Далее, существенный мир есть также и полагающее основание являющегося мира; ибо его тождество с собой, содержа в себе абсолютную форму в ее существенности, снимает себя, превращает себя в положенность и как эта положенная непосредственность есть являющийся мир.
Он, далее, есть не только вообще основание являющегося мира, а его определенное основание. Уже как царство законов он есть многообразное и притом существенное содержание являющегося мира, а как содержательное основание он есть определенное основание другого мира, но лишь по этому содержанию; ибо являющийся мир обладал еще более многообразным другим содержанием, чем то царство законов, так как ему был еще своеобразно присущ отрицательный момент. Но так как теперь царство законов содержит в себе также и этот момент, то оно есть целокупность содержания являющегося мира и основание всего его многообразия. Однако существенный мир есть вместе с тем отрицание являющегося мира и, таким образом, противоположный последнему мир. — А именно, в тождестве обоих миров, поскольку один по форме определен, как существенный, а другой, как тот же самый мир, но только положенный и несущественный, восстановилось, правда, соотношение основания, но оно восстановилось вместе с тем, как соотношение основания явления, а именно, но как соотношение некоторого тождественного содержания и не как соотношение некоторого просто разного, каков закон, а как тотальное соотношение, или, иными словами, как отрицательное тождество и существенное соотношение содержания как противоположного. — Царство законов состоит не только в том, что положенность одного содержания есть положенность некоторого другого, а еще и в том, что это тождество есть по существу, как это выяснилось, также и отрицательное единство; в отрицательном единстве каждая из двух сторон закона есть в ней же самой ее другое содержание; другое поэтому не есть неопределенно некоторое другое вообще, а оно есть ее другое, или, иначе говоря, оно содержит в себе также и определение содержания первой; таким образом, эти две стороны суть противоположные. Так как царство законов имеет теперь в себе этот отрицательный момент и противоположность и тем самым отталкивает себя, как целокупность, от самого себя, раскалывая себя на в-себе-и-для-себя-сущий и являющийся миры, то тождество их обоих есть существенное соотношение противоположения. — Соотношение основания как таковое есть противоположность, пошедшая ко дну в своем противоречии, а существование есть сливающееся с самим собой основание. Но существование становится явлением; основание снято в существовании; оно снова восстановляет себя, как возвращение явления в себя; однако здесь оно вместо с тем выступает как снятое основание, а именно, как соотношение основания противоположных определений; но тождество таковых определений есть по существу становление и переход, а уже не соотношение основания как таковое.
В-себе-и-для-себя-сущий мир сам есть, следовательно, такой мир, который внутри себя диференцирован в целокупность многообразного содержания; он тождественен с являющимся или положенным миром и постольку есть его основание; но тождественная связь обоих миров определена вместе с тем и как противоположение, потому что форма являющегося мира есть рефлексия в его инобытие, и он, следовательно, в сущем в себе и для себя мире поистине настолько возвратился в себя самого, насколько этот мир ему противоположен. Соотношение поэтому определенно следующее: в-себе-и-для-себя-сущий мир есть изнанка являющегося.
С. Разложение явления
В-себе-и-для-себя-сущий мир есть определенное основание являющегося мира и служит им лишь постольку, поскольку он есть в нем самом отрицательный момент и тем самым та целокупность определений содержания и их изменений, которая соответствует являющемуся миру, но вместе с тем составляет его полностью противоположную сторону. Эти два мира относятся, следовательно, друг к другу так, что то, что в являющемся мире положительно, в сущем в себе и для себя мире отрицательно, и, наоборот, то, что в том мире отрицательно, в этом мире положительно. Северный полюс в являющемся мире есть в себе и для себя южный полюс и наоборот; положительное электричество есть в себе отрицательное и т. д. То, что в являющемся наличном бытии есть моральное зло, несчастье и т. д., есть в себе и для себя добро и счастье [21].
На самом же деле как раз в этой противоположности обоих миров исчезло их различие, и то, что должно было быть в-себе-и-для-себя-сущим миром, само есть являющийся мир, а последний, наоборот, есть в нем самом существенный мир. — Являющийся мир ближайшим образом определен как рефлексия в инобытие, так что его определения и существования имеют свое основание и устойчивое наличие в некотором другом; но так как это другое равным образом есть такое же рефлектированное в некоторое другое, то они соотносятся в нем лишь с некоторым снимающим себя другим и, стало быть, с собой самим; являющийся мир тем самым есть в нем самом равный самому себе закон. — Наоборот, сущий в себе и для себя мир есть ближайшим образом тождественное с собой содержание, изъятое из-под власти инобытия и изменения; но так как это содержание есть полная рефлексия являющегося мира в себя самого, или, иначе говоря, так как его разность есть рефлектированное в себя и абсолютное различие, то оно [это свободное от инобытия содержание] заключает в себе отрицательный момент и соотношение с собой как с инобытием; оно становится вследствие этого противоположным себе самому, переворачивающим себя наизнанку, лишенным существенности содержанием. Далее, это содержание в-себе-и-для-себя-сущего мира тем самым получило также и форму непосредственного существования. Ибо в-себе-и-для-себя-сущий мир есть ближайшим образом основание являющегося мира; но так как он имеет противоположение в нем же самом, то он есть вместе с тем снятое основание и непосредственное существование.
Являющийся и существенный миры суть поэтому каждый в нем самом целокупность тождественной с собой рефлексии и рефлексии в другое, или, иначе говоря, в-себе-и-для-себя-бытия и явления. Они оба суть самостоятельные целые существования; один должен был быть лишь рефлектированным, а другой — непосредственным существованием; но каждый непрерывно продолжается в его другом и есть поэтому в себе самом тождество обоих этих моментов. Имеется, стало быть, эта целокупность, отталкивающая себя от себя самой и становящаяся двумя целокупностями, из которых одна есть рефлектированная целокупность, а другая — непосредственная. Оба мира суть прежде всего самостоятельные, но они таковы лишь как целокупности, и таковы постольку, поскольку каждый существенным образом содержит в себе момент другого. Различенная самостоятельность каждого из этих миров, того, который определен как непосредственный, и того, который определен как рефлектированный, положена поэтому теперь так, что каждый есть лишь существенное соотношение с другим и имеет свою самостоятельность в этом единстве обоих.
Исходным пунктом послужил закон явления; он есть тождество некоторого разного содержания с некоторым другим содержанием, так что положенность одного есть положенность другого. Закону присуще пока что то отличительное свойство, что тождество его сторон есть еще лишь некоторое внутреннее тождество, и эти стороны еще не имеют тождества в них самих. Тем самым это тождество, с одной стороны, не реализовано, содержание закона имеет бытие не как тождественное, а как безразличное, разное содержание; с другой стороны, оно тем самым лишь в себе определено таким образом, что положенность одного есть положенность другого; этого в нем еще нет налицо. Теперь же закон реализован; его внутреннее тождество есть вместе с тем налично-сущее тождество, и, наоборот, содержание закона возведено в идеальность; ибо оно есть в нем самом снятое, рефлектированное в себя содержание, так как каждая сторона содержит в себе свою другую сторону и тем самым поистине тождественна и с ней, и с собой.
Таким образом, закон есть существенное отношение. Истина несущественного мира есть ближайшим образом некоторый для него другой, сущий в себе и для себя мир; но последний есть целостность, так как он есть и он сам, и тот первый мир; таким образом, оба суть непосредственные существования и тем самым рефлексии в свое инобытие, равно как именно потому также и истинно рефлектированные в себя. Слово «мир» означает вообще бесформенную целокупность многообразного; этот мир и как существенный и как являющийся пошел ко дну, так как многообразие перестало быть просто разным; таким образом, он, хотя и остался еще целокупностью или вселенной, но как существенное отношение. В явлении возникли две целокупности содержания; они ближайшим образом определены как безразличные друг к другу самостоятельности, и каждая из них в ней же самой имеет форму, но не по отношению друг к другу; однако эта форма оказалась также и их соотношением, и существенное отношение есть завершение единства их формы.
Третья глава Существенное Отношение
Истиной явления служит существенное отношение. Содержание последнего обладает непосредственной самостоятельностью и притом сущей непосредственностью и рефлектированной непосредственностью или тождественной с собой рефлексией. Вместе с тем оно в этой самостоятельности есть некоторое относительное содержание, будучи безоговорочно лишь рефлексией в свое другое или единством соотношения со своим другим. В этом единстве самостоятельное содержание есть некоторое положенное, снятое; но как раз это единство и составляет его существенность и самостоятельность; эта рефлексия в другое есть рефлексия в себя само. Отношение имеет стороны, так как оно есть рефлексия в другое; таким образом, оно имеет различие самого себя в себе же; и стороны суть самостоятельное устойчивое наличие, так как они в своей безразличной разности друг относительно друга преломлены в самих себе, так что устойчивое наличие каждой из них вместе с тем имеет свое значение лишь в соотношении с другой или в их отрицательном единстве.
Поэтому, хотя существенное отношение еще не есть истинное третье к сущности и существованию, но оно уже содержит в себе определенное соединение обоих. Сущность реализована в нем таким образом, что она имеет своим устойчивым наличием самостоятельно существующие, и последние возвратились из своего безразличия в свое существенное единство, так что они имеют своим устойчивым наличием лишь это единство. Рефлексивные определения положительного и отрицательного равным образом оказываются рефлектированными в себя, лишь как рефлектированные в свою противоположность; но они не имеют никакого другого определения, кроме этого их отрицательного единства; напротив, существенное отношение имеет своими сторонами такие, которые положены как самостоятельные тотальности. Оно есть то же самое противоположение, что и противоположение положительного и отрицательного, но вместе с тем как вывороченный наизнанку мир. Сторона существенного отношения есть некоторая тотальность, которая, однако, как представляющая собою по существу некоторое противоположное, имеет нечто потустороннее по отношению к самой себе; эго противоположное есть лишь явление; его существование есть скорее существование не его, а его другого. Оно есть поэтому некоторое надломленное в самом себе; но эта его снятость состоит в том, что оно есть единство себя самого и своего другого, есть, следовательно, некоторое целое, и именно поэтому оно обладает самостоятельным существованием и есть существенная рефлексия в себя.
Таково понятие отношения. Но пока что содержащееся в нем тождество еще не полно; целокупность, которую каждое относительное представляет собою в себе самом, есть сперва лишь нечто внутреннее; сторона отношения ближайшим образом положена в одном из определений отрицательного единства; собственная самостоятельность каждой из двух сторон есть то, что составляет форму отношения. Его тождество есть поэтому лишь некоторое соотношение, и самостоятельность этого тождества имеет место вне самого этого соотношения, а именно, в сторонах; налицо еще нет рефлектированного единства этого тождества и самостоятельных существований, еще нет субстанции. — Поэтому, хотя и выяснилось, что понятие отношения состоит в том, что последнее есть единство рефлектированной и непосредственной самостоятельности, однако сначала это понятие само еще непосредственно, его моменты суть поэтому непосредственные друг относительно друга, и единство есть их существенное соотношение, которое лишь тогда есть истинное, соответствующее понятию единство, когда и поскольку оно реализовало себя, а именно, положило себя через свое движение, как то единство.
Существенное отношение есть поэтому непосредственно отношение целого и частей — соотношение рефлектированной и непосредственной самостоятельности, так что обе они вместе с тем имеют бытие как взаимно обусловливающие и предполагающие друг друга.
В этом отношении ни одна из сторон еще не положена как момент другой, их тождество поэтому само есть некоторая сторона, или, иначе говоря, оно не есть их отрицательное единство. Поэтому это отношение, во-вторых, переходит в такое отношение, где одна сторона есть момент другой и имеет бытие в ней, как в своем основании, в истинно самостоятельном (субстрате) обоих; это — отношение силы и ее проявления.
В-третьих, еще имеющееся неравенство этого соотношения снимает себя, и последнее отношение есть отношение внутреннего и внешнего. — В этом ставшем совершенно формальным различии само отношение идет ко дну, и выступает субстанция или действительное, как абсолютное единство непосредственного и рефлектированного существования.
А. Отношение целого и частей
1. Существенное отношение содержит в себе, во-первых, рефлектированную в себя самостоятельность существования; таким образом, оно есть простая форма, определения которой, хотя и суть также существования, но вместе с тем суть положенные существования, моменты, удерживаемые в единстве. Эта рефлектированная в себя самостоятельность есть вместе с тем рефлексия в ее противоположное, а именно, в непосредственную самостоятельность; и ее устойчивое наличие есть по существу в такой же мере, в какой оно есть собственная самостоятельность, также и это тождество со своим противоположным. —Как раз тем самым непосредственно положена, во-вторых, также и другая сторона, — положена непосредственная самостоятельность, которая, определенная как другое, представляет собою некоторое сложное многообразие внутри себя, но таким образом, что это многообразие содержит в себе по существу также и соотношение другой стороны, единство рефлектированной самостоятельности. Первая сторона, целое, есть та самостоятельность, которая составляла в-себе-и-для-себя-сущий мир; другая сторона, части, есть непосредственное существование, которое было являющимся миром. В отношении целого и частей обе стороны суть такого рода самостоятельности, но таким образом, что каждая имеет другую светящейся в ней, и вместе с тем имеет бытие только как это тождество обеих. Так как существенное отношение есть пока что лишь первое, непосредственное отношение, то отрицательное единство и положительная самостоятельность соединены между собой посредством некоторого «также»; обе стороны, хотя и положены как моменты, но вместе с тем положены также и как существующие самостоятельности. — Что обе стороны положены как моменты, распределено поэтому таким образом, что, во-первых, целое, рефлектированная самостоятельность, выступает как существующее, а в ней другая, непосредственная самостоятельность выступает как момент; здесь целое составляет единство обеих сторон, основу, а непосредственное существование имеет бытие как положенность. — Наоборот, на другой стороне, т. е. на стороне частей, самостоятельной основой служит непосредственное, внутри себя многообразное существование, тогда как рефлектированное единство, целое, есть лишь внешнее соотношение.
2. Это отношение содержит, стало быть, в себе как самостоятельность сторон, так и их снятость, содержит и то, и другое безоговорочно в едином соотношении. Целое есть самостоятельное, части суть лишь моменты этого единства; но в той же мере они суть тоже нечто самостоятельное, а их рефлектированное единство лишь момент; и каждая из обеих сторон есть в своей самостоятельности безоговорочно относительное своего другого (87). Это отношение есть поэтому в себе самом непосредственное противоречие и снимает себя.
При более близком рассмотрении оказывается, что целое есть рефлектированное единство, которое само по себе обладает самостоятельным устойчивым наличием; но это его устойчивое наличие также и оттолкнуто от него; как отрицательное единство, целое есть отрицательное соотношение с самим собой; таким образом, оно отчудилось от себя; оно имеет свое устойчивое наличие в своем противоположном, в многообразной непосредственности, в частях. Целое состоит поэтому из частей, так что оно без них не есть нечто. Оно, следовательно, есть все отношение и самостоятельная тотальность; но как раз поэтому оно есть лишь некоторое относительное, ибо то, что делает его тотальностью, есть, наоборот, его другое, части, и оно имеет свое устойчивое наличие не в самом себе, а в своем другом.
Части равным образом представляют собою все отношение. Они суть непосредственная самостоятельность против рефлектированной и не имеют своего устойчивого наличия в целом, а суть сами по себе. Они, далее, содержат в себе это целое как свой момент; оно составляет их соотношение; без целого нет частей. Но так как они суть нечто самостоятельное, то это соотношение есть лишь некоторый внешний момент, к которому они сами по себе безразличны. Однако вместе с тем части, как многообразное существование, рушатся в самих себе, ибо это многообразное существование есть лишенное рефлексии бытие; они имеют свою самостоятельность лишь в рефлектированном единстве, которое есть как это единство, так и существующее многообразие; это означает, что они обладают самостоятельностью лишь в целом, которое, однако, вместе с тем есть другая по отношению к частям самостоятельность.
Целое и части поэтому взаимно обусловливают друг друга; но рассматриваемое здесь отношение вместе с тем стоит выше соотношения обусловленного и условия друг с другом, как оно определилось в предшествующем. Эго соотношение здесь реализовано; а именно, положено, что условие есть существенная самостоятельность обусловленного таким образом, что оно предполагается последним. Условие как таковое есть лишь непосредственное, и предположено лишь в себе. Целое же есть, правда, условие частей, но само оно вместе с тем непосредственно подразумевает, что и оно само имеется лишь постольку, поскольку оно имеет своей предпосылкой части. Ввиду того, что обе части отношения положены, таким образом, как взаимнообусловливающие друг друга, то каждая из сторон есть непосредственная самостоятельность в себе же самой, но ее самостоятельность вместе с тем также и опосредствована или положена через другую. Все отношение есть благодаря этой взаимности возвращение обусловливания в себя само, есть не-относительное, безусловное.
Поскольку теперь каждая из сторон отношения обладает своей самостоятельностью не в самой себе, а в своей другой, постольку имеется налицо лишь одно тождество обеих, в котором обе суть лишь моменты; поскольку же каждая из них самостоятельна в себе самой, постольку они суть два самостоятельных существования, безразличных друг к другу.
С первой точки зрения, с точки зрения существенного тождества этих сторон, целое равно частям и части равны целому. Нет ничего в целом, чего не было бы в частях, и нет ничего в частях, чего нет в целом. Целое не есть абстрактное единство, а единство некоторого разного многообразия; но это единство как то, в чем многообразное соотносится одно с другим, есть та определенность этого многообразия, в силу которой оно есть часть. Отношение, следовательно, обладает одним нераздельным тождеством и лишь единой самостоятельностью.
Но, далее, целое равно частям; однако оно ровно им не как частям; целое есть рефлектированное единство, части же составляют определенный момент или инобытие единства, и суть разное многообразное. Целое равно им не как этому самостоятельному разному, а как им, вместе взятым. Это их «вместе» есть однако не что иное, как их единство, целое как таковое. Целое, следовательно, равно в частях лишь себе самому, и равенство его и частей служит выражением лишь той тавтологии, что целое как целое равно не частям, а целому.
Обратно, части равны целому; но так как они суть момент инобытия в них же самих, то они равны ему но как единству, а так, что одно из его многообразных определений приходится на часть, или, иначе говоря, они равны ему как многообразному; это означает, что они равны ему как разделенному на части целому, т. е. как частям. Здесь, следовательно, имеется та же самая тавтология, а именно, что части как части равны не целому как таковому, а в этом целом — самим себе, т. е. частям.
Целое и части, таким образом, безразлично выпадают друг из друга; каждая из этих сторон соотносится лишь с собой. Но удерживаемые таким образом одно вне другого, они разрушают сами себя. Такое целое, которое безразлично к частям, есть абстрактное, неразличенное внутри себя тождество; последнее есть целое лишь как внутри самого себя различенное, и притом различенное внутри себя так, что эти многообразные определения рефлектированы в себя и обладают непосредственной самостоятельностью. А рефлексивное тождество явило себя через свое движение как то, что имеет своей истиной эту рефлексию в свое другое. — Равным образом и части как безразличные к единству целого суть лишь несоотнесенное многообразное, другое внутри себя, которое как таковое есть другое самого себя и лишь упраздняющее себя. — Это соотношение с собой каждой из двух сторон есть ее самостоятельность; но эта ее самостоятельность, которой каждая обладает особо, есть скорее отрицание ее самой. Поэтому каждая обладает своей самостоятельностью не в себе самой, а в другой; эта другая, составляющая устойчивое наличие, есть ее предположенное непосредственное, которое должно быть первым и ее началом; но это первое каждой из сторон само есть лишь нечто такое, что не есть первое, а имеет свое начало в другом.
Истина отношения состоит, следовательно, в опосредствовании; его сущностью служит отрицательное единство, в котором сняты как рефлектированная, так и сущая непосредственность. Отношение есть противоречие, возвращающееся в свое основание, в единство, которое, как возвращающееся, есть рефлектированное единство, но поскольку это последнее положило себя вместе с тем и как снятое, оно соотносится отрицательно с собой самим, снимает себя и делает себя сущей непосредственностью. Но это его отрицательное соотношение, поскольку оно есть нечто первое и непосредственное, опосредствовано лишь через свое другое и есть вместе с тем нечто положенное. Это другое, т. е. сущая непосредственность, равным образом есть лишь снятое; ее самостоятельность есть некоторое первое, но лишь для того, чтобы исчезнуть, и обладает таким наличным бытием, которое положено и опосредствовано.
В этом определении отношение уже больше не есть отношение целого и частей; непосредственность, которой обладали его стороны, перешла в положенность и опосредствование; каждая сторона, поскольку она непосредственна, положена, как снимающая себя и переходящая в другую, а поскольку она сама есть отрицательное соотношение, она положена так, что она вместе с тем обусловлена другой стороной как ее положительным; равно как ее непосредственный переход есть вместе с тем нечто опосредствованное, а именно, снятие, полагаемое другой стороной. — Таким образом, отношение целого и частей перешло в отношение силы и ее проявления.
Примечание [Бесконечная делимость]
Выше, по поводу понятия количества, мы рассмотрели антиномию бесконечной делимости материи (88). Количество есть единство непрерывности и дискретности; оно содержит в самостоятельном «одном» его слиянность с другими «одними», а в этом непрерывно продолжающемся тождестве с собой содержит также и отрицание этого тождества. Когда непосредственное соотношение этих моментов количества получает выражение в виде существенного отношения целого и частей, причем количественное «одно» выступает как часть, а его непрерывность как целое, cоставленное из частей, то антиномия состоит в том противоречии, которое встретилось нам при рассмотрении отношения целого и частей и было там разрешено. — А именно, целое и части столь же существенно соотнесены друг с другом и составляют лишь одно тождество, сколь и безразличны друг к другу и обладают самостоятельным устойчивым наличием. Отношение представляет собой поэтому ту антиномию, что один момент тем самым, что он освобождается от другого момента, непосредственно приводит за собой последний.
Следовательно, если определить существующее как целое, то оно обладает частями, и части составляют его устойчивое наличие; единство целого есть лишь некоторое положенное соотношение, некоторая внешняя составность, не касающаяся самостоятельно существующего. Поскольку последнее есть часть, оно не есть целое, не есть составное, а есть тем самым простое. Но так как соотношение с некоторым целым внешне ему, то это соотношение его не касается; самостоятельное, стало быть, не есть часть также и в себе; ибо оно есть часть лишь через вышеуказанное соотношение. Но так как оно не есть часть, то оно есть целое, ибо здесь имеется лишь это отношение целого и частей, и самостоятельное есть одно из этих двух. А раз оно есть целое, то оно опять-таки составно; оно опять состоит из частей и так далее до бесконечности. — Эта бесконечность состоит не в чем ином, как в вековечном чередовании обоих определений отношения, в каждом из которых непосредственно возникает другое, так что положенность каждого из них есть исчезновение его самого. Если определить материю как целое, то она состоит из частей, а в последних целое становится несущественным соотношением и исчезает. Но и часть, взятая аналогичным образом отдельно, также не есть часть, а есть целое. — Антиномия этого умозаключения в совершенно сжатой форме получает, собственно говоря, следующее выражение: так как целое не есть самостоятельное, то часть есть самостоятельное; но так как она самостоятельна лишь без целого, то она самостоятельна не как часть, а наоборот, как целое. Бесконечность получающегося здесь прогресса есть неспособность свести вместе обе мысли, содержащиеся в этом опосредствовании, а именно неспособность понять, что каждое из этих двух определений благодаря своей самостоятельности и отделению от другого переходит в несамостоятельность и в другое определение.
В. Отношение силы и ее проявления во-вне
Сила есть отрицательное единство, в которое разрешилось противоречие целого и частей, есть истина того первого отношения. Целое и части есть то чуждое мысли отношение, на которое представление набредает прежде всего; или, взятое объективно, это отношение есть мертвый, механический агрегат, который хотя и обладает определениями формы, благодаря чему многообразие его самостоятельной материи соотносится в некотором единстве, но обладает ими таким образом, что это единство остается внешним для многообразия. — Отношение же силы есть более высокое возвращение в себя, в которое единство целого, составлявшее соотношение самостоятельного инобытия, перестает быть чем-то внешним для этого многообразия и безразличным к нему.
Существенное отношение определилось теперь таким образом, что непосредственная и рефлектированная самостоятельность положены в нем (89) как снятые или как моменты, тогда как в предшествующем отношении они были сторонами или крайними терминами, устойчиво наличными сами по себе. Это означает, во-первых, что рефлектированное единство и его непосредственное наличное бытие, поскольку оба суть первые и непосредственные, снимают себя в самих себе и переходят в свое другое; первое, т. е. сила, переходит в свое проявление во-вне, и внешнее есть нечто исчезающее, возвращающееся в силу, как в свое основание, и имеет бытие лишь как носимое и положенное этой силой. Во-вторых, этот переход есть не только становление и исчезновение, а отрицательное соотношение с собой, или, иначе говоря, изменяющее свое определение рефлектировано вместе с тем в этом изменении внутрь себя и сохраняет себя; движение силы есть не столько некоторый переход, сколько то, что она сама себя переправляет на другую сторону (über setzt) и в этом положенном ею самою изменении остается тем, что она есть. — В-третьих, это рефлектированное, соотносящееся с собой единство, само также снято и представляет собою момент; оно опосредствовано через свое другое и имеет последнее условием; его отрицательное соотношение с собой, которое есть нечто первое и которое начинает движение своего перехода спонтанейно (aus sich), точно так же имеет некоторую предпосылку, которой оно возбуждается, и некоторое другое, с которого оно начинает.
а) Обусловленность силы
Рассматриваемая в ее дальнейших определениях, сила, во-первых, содержит в себе момент сущей непосредственности; сама же она, напротив, определена как отрицательное единство. Но последнее в определении непосредственного бытия есть некоторое существующее нечто. Это нечто, так как оно есть отрицательное единство в виде чего-то непосредственного, представляется первым. Напротив, сила, так как она есть нечто рефлектированное, представляется положенностью и постольку принадлежащей к существующей вещи или к некоторой материи. Это не означает, что она есть форма этой вещи и что вещь определена ею, а означает, что вещь как нечто непосредственное безразлична к ней. — По этому определению в вещи нет никакого основания для обладания некоторой силой; напротив, сила как сторона положенности имеет своей существенной предпосылкой вещь. Поэтому, когда ставится вопрос, каким образом вещь или материя доходят до того, чтобы обладать силой, то последняя представляется внешне связанной с вещью и втиснутой в нее каким-то чужим насилием.
Как такое непосредственное устойчивое наличие сила есть вообще некоторая спокойная определенность вещи, не нечто проявляющее себя во вне, а непосредственно нечто внешнее. Так, например, силу обозначают также и как материю, и вместо магнетической, электрической и т. д. сил принимаются магнетическая, электрическая и т. д. материи, или, вместо пресловутой притягательной силы, принимается существование некоторого тонкого эфира, связывающего все. — В материи, — вот во что разрешается недеятельное, бессильное отрицательное единство вещи, — и эти материи были рассмотрены нами выше.
Но сила содержит в себе непосредственное существование как момент, как нечто такое, что хотя и есть условие, но преходит и снимается, следовательно, не как существующую вещь. Сила есть, далее, не отрицание как определенность, а отрицательное, рефлектирующее себя внутрь себя единство. Вещь, в которой, как представлялось раньше, пребывает сила, здесь, стало быть, уже не имеет никакого значения; сама сила есть скорее полагание внешности, которая выступает в явлении как существование. Она, следовательно, и не есть также только некоторая определенная материя; такая самостоятельность давно перешла в положенность и в явление.
Во-вторых, сила есть единство рефлектированного и непосредственного устойчивого наличия, или, другими словами, единство единства формы и внешней самостоятельности. Она есть и то и другое разом; она есть соприкосновение таких определений, из которых одно имеется постольку, поскольку нет другого; она есть тождественная с собой положительная рефлексия и подвергшаяся отрицанию рефлексия. Таким образом, сила есть отталкивающееся от себя самого противоречие; она деятельна или, иначе сказать, она есть соотносящееся с собой отрицательное единство, в котором рефлектированная непосредственность или существенное внутри-себя-бытие положено таким, что оно дано (ist) лишь как снятое или момент и, стало быть, поскольку оно отличается от непосредственного существования, переходит в последнее. Следовательно, сила как определение рефлектированного единства целого положена как то, что спонтанейно станет существующим внешним многообразием.
Но, в-третьих, сила пока что есть лишь в-себе-сущая и непосредственная деятельность; она есть рефлектированное единство и столь же существенно оказывается отрицанием его; так как она разнится от последнего, но есть лишь тождество самой себя и своего отрицания, то она существенным образом соотнесена с последним, как с внешней ей непосредственностью, и имеет последнюю предпосылкой и условием.
Эта предпосылка не есть находящаяся рядом с нею вещь; такого рода безразличная самостоятельность снята в силе; как условие последней она есть некоторое другое по отношению к ней самостоятельное. Но так как она есть не вещь, а самостоятельная непосредственность определила себя здесь вместо с тем как соотносящееся с самим собою отрицательное единство, то она сама есть сила. — Деятельность силы обусловлена самой собой как тем, что есть другое для себя, обусловлена некоторой силой.
Сила есть, таким образом, такое отношение, в котором каждая сторона есть то же самое, что и другая сторона. Сторонами отношения оказываются силы, которые притом существенно соотносятся друг с другом. — Они, далее, суть ближайшим образом лишь разные вообще; единство их отношения есть пока что лишь внутреннее, в-себе-сущее единство. Обусловленность некоторой другой силой есть, таким образом, в себе делание самой силы, или, иначе сказать, она постольку есть лишь пред-полагающее, лишь отрицательно соотносящееся с собой делание; эта другая сила еще лежит по ту сторону ее полагающей деятельности, а именно, по ту сторону рефлексии, непосредственно возвращающейся в своем процессе определения назад в себя.
b) Возбуждение силы
Сила обусловлена, так как момент непосредственного существования, который она содержит в себе, имеет бытие лишь как некоторое положенное; но так как он есть вместе с тем нечто непосредственное, то он есть некоторое предположенное, в котором сила подвергает самое себя отрицанию. Имеющаяся для силы внешность есть поэтому сама ее собственная пред-полагающая деятельность, которая ближайшим образом положена, как некоторая другая сила.
Это пред-полагание есть, далее, взаимное. Каждая из обеих сил содержит в себе рефлектированное в себя единство, как снятое, и есть поэтому предполагающая; она полагает самое себя, как внешнюю; этот момент внешности есть ее собственный момент; но так как она есть также рефлектированное в себя единство, то она полагает вместе с тем эту свою внешность не в себе самой, а как некоторую другую силу.
Но внешнее как таковое есть само себя снимающее; далее, рефлектирующая себя в себя деятельность существенно соотнесена с тем внешним, как с чем-то другим для нее, но точно так же и как с чем-то ничтожным в себе и тождественным с нею. Так как пред-полагающая деятельность есть также и рефлексия в себя, то она есть снятие того ее отрицания, и она полагает его, как самое себя или как свое внешнее. Таким образом, сила, как обусловливающая, есть взаимно толчок для другой силы, по отношению к которому она деятельна. Ее поведение не есть пассивная определяемость, так что благодаря этому в нее входило бы нечто другое, а толчок лишь возбуждает ее. Она есть в ней же самой отрицательность себя; отталкивание ее от себя есть ее собственное полагание. Ее делание состоит, следовательно, в том, что она снимает то обстоятельство, что тот толчок есть некоторое внешнее; она делает его голым толчком и полагает его как собственное отталкивание себя самой от себя, как ее собственное проявление во вне.
Проявляющая себя во вне сила есть, следовательно, то же самое, что сначала было лишь пред-полагающей деятельностью, а именно, она есть то, что делает себя внешним; но сила, как проявляющая себя во вне, есть вместе с тем такая деятельность, которая подвергает отрицанию внешность и полагает ее как нечто свое собственное. Если мы в этом рассмотрении начинаем с силы, поскольку она есть отрицательное единство себя самой и тем самым предполагающая рефлексия, то это то же самое, как если бы при рассмотрении проявления силы во вне мы начинали с возбуждающего толчка. Сила, таким образом, определена сначала в своем понятии, как снимающее себя тождество, а в своей реальности одна из двух сил определена как возбуждающая, а другая — как возбуждаемая. Но понятие силы есть вообще тождество полагающей и пред-полагающей рефлексии, или рефлектированного и непосредственного единства, и каждое из этих определений есть безоговорочно лишь момент, находится в единстве, и тем самым дано как опосредствованное другим. Однако вместе с тем в обеих находящихся во взаимоотношении силах не содержится никакого такого определения, которое указало бы, какая из них есть возбуждающая и какая возбуждаемая, или, вернее, каждой из этих сил одинаковым образом присущи оба определения формы. Но это тождество есть не только внешнее тождество сравнения, а существенное их единство.
А именно, одна сила определена ближайшим образом как возбуждающая, а другая как возбуждаемая; эти определения формы представляются, таким образом, непосредственными, имеющимися сами по себе различиями этих двух сил. Но они существенно опосредствованы. Одна сила возбуждается; этот толчок есть некоторое положенное в нее извне определение. Но сила сама есть нечто пред-полагающее; она по существу рефлектирует себя в себя и снимает то обстоятельство, что толчок есть нечто внешнее. То обстоятельство, что она возбуждается, есть поэтому ее собственное действие, или, иначе говоря, ею самой определено, что другая сила есть вообще другая и возбуждающая. Возбуждающая сила соотносится со своей другой отрицательно, так что она снимает внешность последней; она есть постольку полагающая; но она есть таковая лишь при том предположении, что она имеет рядом с собой другую силу; т. е. она сама есть возбуждающая лишь постольку, поскольку она содержит в себе некоторую внешность и, следовательно, поскольку она возбуждается. Или, иначе говоря, она есть возбуждающая лишь постольку, поскольку она возбуждается к тому, чтобы быть возбуждающей. Тем самым первая, обратно, возбуждается лишь постольку, поскольку она сама возбуждает другую к тому, чтобы та возбуждала ее, т. е. первую. Каждая из этих двух сил получает, следовательно, толчок от другой; но толчок, который она сообщает как деятельная, состоит в том, что она получает толчок от другой силы; толчок, который она получает, возбуждается ею же самой. То и другое, сообщенный и полученный толчок, или деятельное проявление во вне и пассивная внешность, не есть поэтому некоторое непосредственное, а опосредствовано, и притом каждая из этих двух сил тем самым сама есть та определенность, которую другая сила имеет по отношению к ней, опосредствована другой силой, и это опосредствующее другое есть опять-таки ее собственное определяющее полагание.
Таким образом, то обстоятельство, что силе сообщается толчок некоторой другой силой, что она постольку ведет себя пассивно, но опять-таки переходит от этой пассивности в активность, есть возвращение силы в самое себя. Она проявляет себя во вне. Проявление во вне есть реакция в том смысле, что она полагает внешность, как свой собственный момент, и тем самым снимает то обстоятельство, что она была возбуждена некоторой другой силой. То и другое — проявление силы во вне, через которое она сообщает себе своей отрицательной деятельностью (направленной на себя самое) некоторое наличное бытие-для-другого, и бесконечное возвращение в этой внешности к себе самой, так что она этим лишь соотносится с собой, — есть поэтому одно и то же. Пред-полагающая рефлексия, которой принадлежат обусловленность и толчок, есть поэтому непосредственно также и возвращающаяся в себя рефлексия, и деятельность есть по существу реагирующая деятельность, направлена против себя. Полагание толчка или внешнего само есть снятие его и, обратно, снятие толчка есть полагание внешности.
с) Бесконечность силы
Сила конечна, поскольку ее моменты еще имеют форму непосредственности; ее предполагающая и ее соотносящаяся с собой рефлексии различны в этом определении; первая выступает как некоторая существующая особо внешняя сила, а другая — в соотношении с ней как пассивная. Сила, таким образом, по форме обусловлена, а по содержанию равным образом ограничена; ибо определенность по форме означает также и ограничение содержания. Но деятельность силы состоит в том, что она проявляет себя во вне, т. е., как это выяснилось, в том, что она снимает внешность и определяет ее как то, в чем сила тождественна с собой. Следовательно, на самом деле сила проявляет то обстоятельство, что ее соотношение с другим есть ее соотношение с самой собой, что ее пассивность состоит в самой ее активности. Толчок, которым она возбуждается к деятельности, есть ее собственное возбуждение; внешность, привходящая в нее, есть не нечто непосредственное, а нечто ею опосредствованное; равно как и ее собственное существенное тождество с собой не непосредственно, а опосредствовано его отрицанием; или, иначе говоря, сила проявляет во вне то обстоятельство, что ее внешность тождественна с ее внутренностью (90).
С. Отношение внешнего и внутреннего
1. Отношение целого и частей есть непосредственное отношение; рефлектированная и сущая непосредственность имеют поэтому внутри него каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это теперь положено в проявлении силы во вне рефлектированное единство есть по существу становление другим как перевод себя самого во внешность; но последняя столь же непосредственно вобрана обратно в рефлектированное единство; различие самостоятельных сил снимает себя; проявление силы во вне есть лишь некоторое опосредствование рефлектированного единства с самим собой. Имеется лишь пустое, прозрачное различие, видимость, но эта видимость есть опосредствование, которое само есть самостоятельное устойчивое наличие. Не только противоположные определения снимают себя в них же самих, и их движение есть не только переход, но отчасти и та непосредственность, с которой начали и от которой перешли в инобытие, сама оказывается лишь положенной непосредственностью, отчасти же благодаря этому каждое из определений в своей непосредственности уже есть единство со своим другим, и переход благодаря этому есть безоговорочно также и полагающее себя возвращение в себя.
Внутреннее определено как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему как форме бытия, но оба суть лишь единое тождество. — Это тождество есть, во-первых, плотное единство обоих, как содержательная основа или абсолютная мыслимая вещь, в которой оба определения суть безразличные, внешние моменты. Постольку оно есть содержание и целостность, которая есть внутреннее, становящееся также и внешним, однако таким образом, что этим оно не оказывается чем-то ставшим или перешедшим, а остается равным самому себе. Внешнее согласно этому определению не только одинаково по содержанию с внутренним, но оба суть лишь одна мыслимая вещь. — Но эта мыслимая вещь, как простое тождество с собой, разнится от своих определений формы, или, иначе сказать, последние внешни ей; постольку она сама есть некоторое внутреннее, разнящееся от ее внешности. Но эта внешность состоит в том, что ее составляют эти самые два определения, т. е. внутреннее и внешнее. Но мыслимая вещь сама есть не что иное, как единство обоих. Тем самым обе стороны суть по содержанию опять то же самое. Но в мыслимой вещи они имеются, как взаимно проникающее себя тождество, как содержательная основа. Во внешности же, как формы мыслимой вещи, они безразличны к этому тождеству, и тем самым и друг к другу.
2. Они, таким образом, суть разные определения формы, имеющие тождественную основу не в них самих; а в некотором другом, — рефлексивные определения, имеющие бытие сами по себе: внутреннее как форма рефлексии в себя, форма существенности, а внешнее, как форма рефлектированной в другое непосредственности или несущественности. Однако природа отношения показала, что эти определения составляют безоговорочно лишь одно тождество. Сила в ее проявлении во вне заключается в том, что предполагающий и возвращающийся в себя процессы определения суть одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматривались ранее как определения формы, они суть, во-первых, лишь сама простая форма, а, во-вторых, ввиду того, что они при этом определены вместе с тем и как противоположные, их единство есть чистое абстрактное опосредствование, в котором одно определение есть непосредственно другое, и притом именно потому, что оно есть первое. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно есть определенность внешности потому, что оно есть внутреннее; наоборот, внешнее, есть лишь внутреннее, так как оно есть лишь внешнее. — А именно, поскольку это единство формы содержит в себе свои оба определения как противоположные определения, их тождество есть лишь этот переход, а в последнем — лишь другое их обоих, а не их содержательное тождество. Или, иначе сказать, это удерживание формы есть вообще сторона определенности. Положена с этой стороны не реальная тотальность целого, а тотальность или сама мыслимая вещь лишь в определенности формы; так как последняя есть безоговорочно связанное вместе единство обоих противоположных определений, то когда берут сначала одно из них — и безразлично, какое это из них, — следует сказать об основе или о мыслимой вещи, что она именно поэтому столь же существенно дана (ist) и в другой определенности, но равным образом лишь в другой, в том же смысле, в котором сперва было сказано, что она дана (ist) лишь в первой. —
Таким образом, нечто, которое пока что есть лишь некоторое внутреннее, именно поэтому есть лишь внешнее. Или, наоборот, нечто, которое есть лишь некоторое внешнее, именно поэтому есть лишь внутреннее. Или, иначе сказать, так как внутреннее определено как сущность, а внешнее как бытие, то та или иная мыслимая вещь, поскольку она дана (ist) лишь в своей сущности, именно поэтому есть лишь некоторое непосредственное бытие; или та мыслимая вещь, которая только есть, именно поэтому дана (ist) пока что еще лишь в своей сущности. — Внешнее и внутреннее суть определенность, положенная так, что каждое из этих двух определений не только предполагает другое и переходит в него, как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным как определенность, и указует на тотальность обоих. — Внутреннее есть тем самым завершение сущности по форме. А именно, сущность, будучи определена как внутреннее, содержит в себе указание на то, что она недостаточна и имеет бытие лишь как соотношение со своим другим, с внешним; но и последнее точно так же есть не только бытие или также и существование, а нечто соотносящееся с сущностью или с внутренним. Но здесь имеется налицо не просто соотношение обоих друг с другом, а определенное соотношение абсолютной формы, заключающееся в том, что каждое из них есть непосредственно своя противоположность, и имеется их общее соотношение с их третьим, или, вернее, с их единством. Однако их опосредствование еще не имеет этой содержащей их обоих тождественной основы; их соотношение есть поэтому непосредственное превращение одного в другое, и это отрицательное единство, связующее их вместе, есть простая, бессодержательная точка.
Примечание [Непосредственное тождество внутреннего и внешнего]
Движение сущности есть вообще становление понятием. В отношении внутреннего и внешнего выступает тот существенный момент понятия, что его определения положены быть в отрицательном единстве таким образом, что каждое есть непосредственно не только свое другое, но также и тотальность целого. Но в понятии как таковом эта тотальность есть всеобщее — основа, которой еще нет в отношении внутреннего и внешнего. — В отрицательном тождестве внутреннего и внешнего, представляющем собою непосредственное превращение одного из этих определений в другое, недостает также и той основы, которую мы выше назвали мыслимой вещью (Sache). —
Очень важно обратить внимание на неопосредствованное тождество формы как оно здесь положено еще без содержательного движения самой мыслимой вещи. Оно встречается в мыслимой вещи, как последняя есть в своем начале. Так, например, чистое бытие есть непосредственно ничто. Вообще, все реальное есть в своем начале такое лишь непосредственное тождество; ибо в своем начале оно еще не противопоставило друг другу и не развило моментов; оно, с одной стороны, еще не вышло из внешности, еще не получило характера внутреннего, а, с другой стороны, еще не выбралось через свою деятельность из внутренности, еще не вывело себя во-вне и не продуцировало себя; оно есть поэтому лишь внутреннее, как определенность относительно внешнего, и лишь внешнее, как определенность относительно внутреннего. Тем самым оно есть отчасти лишь некоторое непосредственное бытие; отчасти же, поскольку оно есть также и отрицательность, долженствующая стать деятельностью развития, оно как таковая есть пока что по существу лишь внутреннее. — Это встречается нам во всяком вообще природном, научном и духовном развитии, и очень важно убедиться в том, что всякое первое (das Erste), когда нечто остается только чем-то внутренним, или, что то же самое, имеет бытие только в своем понятии, именно потому есть лишь свое непосредственное, пассивное наличное бытие. Так, чтобы обратиться к ближайшему примеру, рассмотренное здесь существенное отношение до того, как оно продвинулось и реализовалось через опосредствование, через отношение силы, есть лишь отношение в себе, его понятие, или пока что лишь внутренне. Но именно поэтому оно есть лишь внешнее, непосредственное отношение — отношение целого и частей, в котором стороны имеют безразличное друг к другу устойчивое наличие. В них самих еще нет их тождества; оно пока что лишь внутренне, и поэтому они распадаются, обладают некоторым непосредственным, внешним устойчивым наличием. — Подобным же образом сфера бытия есть еще вообще пока что лишь нечто безоговорочно внутреннее, и потому она есть сфера сущей непосредственности или внешности. — Сущность есть пока что лишь внутреннее; поэтому ее и принимают за совершенно внешнюю, чуждую системе общность. Говорят, например, das Schulwesen, Zeitungswesen (буквально, сущность школы, сущность газеты; в переводе на русский язык просто — школа, пресса, в собирательном смысле. — Перев.) и понимают под этим нечто общее, образуемое посредством внешнего сочетания существующих предметов, поскольку они не имеют никакой существенной связи, никакой организации. — Или, если обратиться к конкретным предметам, зародыш растения или ребенок есть пока что лишь внутреннее растение, внутренний человек. Но именно поэтому растение как зародыш или человек как зародыш есть нечто непосредственное, нечто внешнее, еще не сообщившее себе отрицательного соотношения с самим собой, нечто пассивное, предоставленное инобытию. — Так и бог в его непосредственном понятии не есть дух; дух есть не такое непосредственное, которое противоположно опосредствованию, а, наоборот, такая сущность, которая вечно полагает свою непосредственность и вечно возвращается из нее в себя. Поэтому непосредственно бог есть лишь природа. Или, иначе сказать, природа есть лишь внутренний, а не действительный как дух и тем самым не истинный бог. —Или скажем так: бог есть в мышлении, как первом мышлении, лишь чистое бытие или же сущность, абстрактное абсолютное, а не бог как абсолютный дух, каковой единственно только и есть истинная природа бога.
3. Первое из рассмотренных нами тождеств внутреннего и внешнего есть основа, безразличная к различию этих определений, как к внешней ей форме, или, иначе сказать, тождество как содержание. Второе есть неопосредствованное тождество их различия, непосредственное превращение каждого из них в свое противоположное, или, иначе сказать, тождество как чистая форма. Но эти два тождества суть лишь стороны одной и той же тотальности; или, иначе сказать, сама эта тотальность есть лишь превращение одного тождества в другое. Тотальность как основа и содержание есть эта рефлектированная в себя непосредственность лишь через пред-полагающую рефлексию формы, снимающей свое различие и полагающей себя по отношению к нему как безразличное тождество, как рефлектированное единство. Или, иначе сказать, содержание есть сама форма, поскольку она определяет себя как разность и делает себя самое одной из своих сторон, как внешность, а другой стороной, т. е. внутренним — как рефлектированная в себя непосредственность.
Благодаря этому различия формы, внутреннее и внешнее, положены, наоборот, каждое в себе самом как тотальность себя и своего другого; внутреннее, как простое рефлектированное в себя тождество, есть непосредственное и потому столь же бытие и внешность, сколь и сущность; а внешнее, как многообразное, определенное бытие, есть лишь внешнее, т. е. положено как несущественное и возвратившееся в свое основание, стало быть, как внутреннее. Этот переход обоих друг в друга есть их непосредственное тождество как основа; но он есть также и их опосредствованное тождество, а именно, каждое есть как раз через свое другое то, что оно есть в себе, т. е. тотальность отношения. Или, обратно, определенность каждой из сторон в силу, того, что она в себе же есть тотальность, опосредствовала с другой определенностью; таким образом, тотальность опосредствует себя с самой собою через форму или через определенность, а определенность опосредствует себя через свое простое тождество с собою.
Поэтому то, что нечто есть, оно есть целиком в своей внешности; его внешность есть его тотальность, она есть также и его рефлектированное в себя единство. Его явление есть рефлексия не только в другое, но и в себя, и его внешность есть поэтому проявление во вне того, что оно есть в себе; а так как его содержание и его форма, таким образом, безоговорочно тождественны, то нечто состоит в себе и для себя не в чем ином, как в том, что оно проявляется во вне. Оно есть откровение своей сущности, так что эта сущность именно и состоит только в том, что она есть открывающее себя.
В этом тождестве явления с внутренним или сущностью существенное отношение определило себя как действительность.