Наука любви
Художник В. Е. Валериус
Редактор-составитель В. В. Устенко
Несколько слов к читателю
Эта книга, говоря словами Пастернака, «о свойствах страсти». Свойства эти весьма разнообразны и на удивление постоянны: прошли века, а мы можем подписаться едва ли не под каждым словом великих и безвестных влюбленных прошлого! А в их словах — такая радуга, такой разброс чувств! Наивная откровенность «Песни песней»; ученое мудрствование философа Лукреция; насмешливое простодушие Катулла, Овидия и Аристенета; трепет душевный — не исключающий, впрочем, и телесного — в божественных сонетах Петрарки, Ронсара, Камоэнса, Шекспира… В этой книге не больше логики, чем в явлении, которому она посвящена. Собранные в ней произведения, кроме единства темы и, разумеется, мастерства авторов, объединяет, пожалуй, только еще географический принцип: принадлежность к региону, который сегодня именуется Европой. Исключение, казалось бы, составляет библейская «Песнь песней»; однако и она, рожденная фольклором Древнего Востока, явлением литературы стала опять-таки с распространением христианства на территории нынешней Европы. Эта книга — скорее, не для тех, кто любит литературу, а для тех, кто любит. Поэтому собранные в ней шедевры любовной лирики не сопровождаются комментарием, кроме самых кратких сведений об авторах и примечаний, которые почерпнуты из тех же источников, что и основные тексты.
Песнь песней
Авторство этого произведения приписывается Соломону, царю Израильско-Иудейского царства (нач. X в. до н. э.). Однако историки указывают, что лирические произведения, вошедшие в этот свадебный обрядовый сборник, созданы между IX и III вв. до н. э.
И. Дьяконов в своем переводе стремился воссоздать возможно ближе первоначальный характер любовных песен древних евреев, основываясь на каноническом масоретском тексте.
Песнь песней Соломонова:
— Пусть уста его меня поцелуют!
— Ибо лучше вина твои ласки!
Из-за добрых твоих умащений
Прозрачный елей — твое имя, —
Потому тебя девушки любят.[1]
— Влеки меня! С тобой побежим мы!
— Ввел меня царь в свои покои!
— Мы рады, мы с тобой веселимся,
Больше вина твои ласки славим —
Справедливо тебя полюбили!
— Я черна, но собою прекрасна,
девушки Иерусалима!
Как шатры Кедара,{1}
как завесы Соломона, —
Не смотрите, что я смугловата,
что меня подглядело солнце, —
Мои братья на меня прогневились, —
виноградники стеречь мне велели, —
Свой же виноградник не устерегла я.
— Ты мне расскажи,
любовь моей души,
Где ты стадо пасешь,
где со стадом отдыхаешь в полдень,
Чтобы мне не бродить под покрывалом,
где товарищи твои расположились!{2}
— Если ты не знаешь,
прекраснейшая из женщин,
Выходи по тропам овечьим
и паси ты своих козлят
У шатров пастушьих.
— С кобылицей в колеснице фараона
Тебя, милая, сравнил я,
Твои щеки украшают подвески,
Твою шею — ожерелья.
Мы скуем тебе подвески золотые
И серебряные бусы.
— Пока царь за столом веселился,
Мой народ разливал ароматы,
Для меня мой милый — ладанка с миррой,
Что ночует меж грудями моими,
Для меня мой милый — соцветье кипрея
В виноградниках Эн-геди.{3}
Как прекрасна ты, милая,
как ты прекрасна,
Твои очи — голубицы!
— Как прекрасен ты, милый, и приятен,
И наше зелено ложе,
Крыша дома нашего — кедры.
Его стены — кипарисы.
— Я — нарцисс равнины,
я — лилия долин!
— Как лилия между колючек —
моя милая между подруг!
— Как яблоня меж лесных деревьев —
мой милый между друзей!
Под сенью его я сидела,
его плод был мне сладок на вкус.
Он ввел меня в дом пированья,
надо мной его знамя — любовь!
Ягодой меня освежите,
яблоком меня подкрепите,
Ибо я любовью больна.
Его левая — под моей головою,
а правой он меня обнимает, —
Заклинаю вас, девушки Иерусалима,
газелями и оленями степными, —
Не будите, не пробуждайте любовь,
пока не проснется!
— Голос милого!
Вот он подходит,
Перебираясь по горам,
перебегая по холмам, —
Мой милый подобен газели
или юному оленю.
Вот стоит он
за нашей стеной,
Засматривает в окошки,
заглядывает за решетки.
Молвит милый мой мне, говорит мне:
«Встань, моя милая,
моя прекрасная, выйди,
Ибо вот зима миновала,
Ливни кончились, удалились,
Расцветает земля цветами,
Время пения птиц наступило,
Голос горлицы в краю нашем слышен,
Наливает смоковница смоквы,
Виноградная лоза благоухает —
Встань, моя милая,
моя прекрасная, выйди!
Моя горлица в горном ущелье,
под навесом уступов, —
Дай увидеть лицо твое,
дай услышать твой голос,
Ибо голос твой приятен,
лицо твое прекрасно!»
— Поймайте-ка нам лисенят,
поймайте маленьких лисенят,
Они портят нам виноградник,
а виноград-то наш не расцвел![2]
— Отдан милый мой мне, а я — ему;
он блуждает меж лилий.
Пока не повеял день,
не двинулись тени,
Поспеши назад,
как газель, мой милый,
Иль как юный олень
на высотах Бетер.
— Ночами на ложе я искала
любимого сердцем.
Я искала его, не находила.
Встану, обойду-ка я город
по улицам и переулкам,
Поищу любимого сердцем.
Я искала его, не находила,
Повстречала тут меня стража,
обходящая город:
«Вы любимого сердцем не видали ль?»
Едва я их миновала,
как нашла любимого сердцем,
Я схватила его, не отпустила,
Довела его в дом материнский,
в горницу родимой.
Заклинаю вас, девушки Иерусалима,
газелями и оленями степными, —
Не будите, не пробуждайте
любовь, пока не проснется.
— Кто это выходит из пустыни,
словно дымный столп,
Курящаяся миррой и благовоньем,
привозным воскуреньем?[3]
— Вот ложе Соломона,
Шестьдесят мужей вокруг него
из мужей израильтянских,
Все они препоясаны мечами
и обучены битве,
На бедре у каждого меч
против страшилища ночного.
— Паланкин изготовил себе царь из дерев ливанских,
Столбы из серебра изготовил,
Спинку — из золота,
Подстилку — из багряницы,
А внутри его застлали любовью девушки Иерусалима.
Выходите-ка, девушки, на царя Соломона поглядите,
На венец, которым мать его в день свадьбы венчала,
В день радости сердца.[4]
— Как прекрасна ты, милая,
как ты прекрасна —
твои очи — голубицы
Из-под фаты,
Твои волосы — как козье стадо,
что сбегает с гор гилеадских,
Твои зубы — как постриженные овцы,
возвращающиеся с купанья,
Родила из них каждая двойню,
и нет среди них бесплодной.
Как багряная нить твои губы,
и прекрасен твой рот,
Как разлом граната твои щеки
из-под фаты,
Как Давидова башня твоя шея,
вознесенная ввысь,
Тысяча щитов навешано вкруг, —
всё щиты бойцов,
Две груди твои — как два олененка,
как двойня газели, —
Они блуждают меж лилий.
Пока не повеет день,
не двинутся тени,
Я взойду на мирровый холм,
на гору благовоний, —
Вся ты, милая, прекрасна,
и нет в тебе изъяна.