На смерть мадонны Лауры
Когда не стало ангельского взгляда,
И ужас жизни мне открылся вдруг,
Заговорил я, — дабы речи звук
Убавил в сердце жар и муки ада.
Мне в горе правом — только стон — награда
Самой любви известно: мой недуг
Ничем иным не огражден от мук.
И только Смерть была бы мне — отрада.
Но не она ль и разлучила нас!
А ты, земля, что, пряча, облекаешь
Столь дивный облик, сладостный для глаз, —
Счастливая! Зачем так много дней —
Глухим от скорби — мной пренебрегаешь, —
Украв мадонну — свет любви моей?!
Ты смотришь на меня из темноты
Моих ночей, придя из дальней дали:
Твои глаза еще прекрасней стали,
Не исказила смерть твои черты.
Как счастлив я, что скрашиваешь ты
Мой долгий век, исполненный печали!
Кого я вижу рядом? Не тебя ли
В сиянии нетленной красоты
Там, где когда-то песни были данью
Моей любви, где нынче слезы лью,
Тобой не подготовлен к расставанью?
Но ты приходишь — и конец страданью:
Я узнаю любимую мою
По голосу, походке, одеянью.
Свой пламенник, прекрасней и ясней
Окрестных звезд, в ней небо даровало
На краткий срок земле; но ревновало
Ее вернуть на родину огней.
Проснись, прозри! С невозвратимых дней
Волшебное спадает покрывало.
Тому, что грудь мятежно волновало,
Сказала «нет» она. Ты спорил с ней.
Благодари! То нежным умиленьем,
То строгостью она любовь звала
Божественней расцвесть над вожделеньем.
Святых искусств достойные дела
Глаголом гимн творит, краса — явленьем:
Я сплел ей лавр, она меня спасла!
Я припадал к ее стопам в стихах,
Сердечным жаром наполняя звуки,
И сам с собою пребывал в разлуке:
Сам — на земле, а думы — в облаках.
Я пел о золотых ее кудрях,
Я воспевал ее глаза и руки,
Блаженством райским почитая муки,
И вот теперь она — холодный прах.
А я, без маяка, в скорлупке сирой
Сквозь шторм, который для меня не внове
Плыву по жизни, правя наугад.
Да оборвется здесь на полуслове
Любовный стих! Певец устал, и лира
Настроена на самый скорбный лад.
Мне зеркало сказало напрямик:
«Твой взор потух, твои скудеют силы,
Твой дух поник, усталый и остылый,
Не обольщайся, ты уже старик.
Так примирись! Кто понял и постиг
Закон вещей, тот дальше от могилы».
И вдруг мой сон развеялся бескрылый —
Так от воды огонь стихает вмиг.
Идет к концу, пора считать минуты,
Нам только раз дается жизнь земная,
Но тем сильней в душе звучит хвала
Ей, сбросившей пленительные путы,
Ей, кто была единственной, живая,
Кто славу женщин всех отобрала.
КАМОЭНССонеты
Человек необузданного темперамента и подобающей судьбы, Луис Камоэнс (1523–25 — 1580 гг.) объехал полсвета, знавал дворцы и тюрьмы, роскошь и нищету, потерял глаз в морском бою и, говорят, равно владел пером и мечом…
Перевод с португальского В. Левика
Порой Судьба надежду мне дает,
Что скоро я утешен буду ею,
И я при этой мысли так пьянею,
Что все во мне и пляшет и поет.
Я слышу музы радостный полет,
Но тут любовь, боясь, что я прозрею,
Придумывает новую затею
И муку вновь, как слепоту, мне шлет.
Вы, горькой обреченные заботе!
Рабы любви, когда вы здесь прочтете
Все тайное, что вверил я стихам, —
Рассказ правдивый о печальной были, —
О, если вы подобно мне любили,
Как много скажет эта книжка вам!
В себе сплели вы все цветы весны,
Ее фиалки, розы, маргаритки,
А косы ваши — золотые свитки,
И снег стыдится вашей белизны.
В вас и земля и небо влюблены,
А разлюбить — напрасны все попытки,
Когда природой вы в таком избытке
Всем, что к любви зовет, наделены.
Но если тот, кто вас так нежно любит,
Не смеет брать нектар от ваших роз,
Они умрут, они засохнут скоро.
Сердечный холод их в цвету погубит.
Вам эти розы Купидон принес,
Не обращайте их в шипы, сеньора!
Я бросил щит, едва был начат спор, —
Гордец, обезоруженный мгновенно,
Я понял вдруг, что не избегнет плена,
Кто вызовет на бой ваш дивный взор.
Вы только отягчили мой позор,
Мне на раздумье время дав надменно.
Я бился храбро, но признал смиренно,
Что глаз таких всесилен приговор.
И, покорен красавицей строптивой,
Я уступил необоримой силе.
Судьба слепа, и слеп ее закон.
Но небо мерит мерой справедливой:
Вам славы нет, хотя вы победили,
Но слава мне, пускай я побежден!
Я думаю все чаще день от дня:
Чего желать? Когда мне лучше было?
Пока любовь меня не опалила,
Иль когда все закрыла от меня?
Я от любви бежал, как от огня,
Высмеивал безумцев, полных пыла,
Но что любил — теперь мне все немило,
И все люблю, что отвергал, кляня.
Не стану лгать, та жизнь была прекрасна,
Мои часы в веселье пролетали,
Сердечный не томил меня недуг.
Но ты пришла, — я гнал любовь напрасно —
Ее оковы мне блаженство дали,
А исцеленье было б горше мук.
Где та, чей взгляд мне светит и в разлуке
Среди чужих и равнодушных скал?
Где смех, который в сердце проникал,
Где слов ее чарующие звуки?
И этот взор, источник сладкой муки,
И эти губы, цветом как коралл,
Среди которых снег зубов сверкал?
Где золото кудрей, и лоб, и руки?
Красавица! О, где ты в этот час?
Зачем томлюсь я в неизбывном горе
И сердцем рвусь к тебе, к тебе одной?
Не отвращай лучистых темных глаз
От верного одной своей сеньоре.
Ответь: где ты, зачем ты не со мной?
Как тягостно владеет горе мною,
Как меж людей бреду я стороною
И как чужда мне суета людская.
Я погибал. Но, мир пройдя до края,
Не изменил возвышенному строю
Среди сердец, что обросли корою,
Страданий очистительных не зная.
Иной во имя золота и славы
Обрыщет землю, возмутит державы,
Зажмет весь мир в железное кольцо.
А я иду любви тропой неторной.
В моей душе — кумир нерукотворный —
Изваяно прекрасное лицо.
Как лебедь умирающий поет
На зыбкой глади озера лесного,
Когда впервые, скорбно и сурово,
На жизнь глядит уже с иных высот, —
О, если б он часов замедлил ход,
О, если бы расправил крылья снова!
Но славит он конец пути земного,
Освобожденье от земных забот, —
Так я, сеньора, здесь, в пути далеком,
Уже смирясь пред неизбежным роком,
Не в силах жить, берусь за лиру вновь.
И снова славлю горькими словами
Мою любовь, обманутую вами,
И вашу изменившую любовь.
Зарею ли румянит мир весна,
Сияет ли полдневное светило,
Я над рекой, где все теперь немило,
Былые вспоминаю времена.
Здесь убирала волосы она,
Здесь улыбнулась, тут заговорила,
Там отвернулась и лицо закрыла,
Моим вопросом дерзким смущена.
Там шла и тихо что-то напевала,
Тут села и ромашку обрывала,
И уронила голову на грудь.
Так, весь в минувшем, день и ночь тоскуя,
Сплю и не сплю, живу и не живу я, —
Пройдет ли это все когда-нибудь?
Сиянье ваших глаз, моя сеньора,
Соперничает с солнцем красотой,
И, весь охвачен сладостной мечтой,
Я растворяюсь в ясности их взора.
Мой светел дух, и в чувствах нет раздора,
Они, пленившись вашей чистотой,
Стремятся в мир высокий и святой
Из темного, печального затвора.
Но только взглядом ваш встречаю взгляд,