Уже зарницы гнева мне грозят
И все же в сердце входят озареньем.
О, если так я перед вами слаб, —
Что благосклонность ваша мне дала б,
Когда я вашим воскрешен презреньем?
Когда, улыбкой, звуком нежных слов
Мой слух, мой взор, все чувства увлекая,
Вы мысль мою, мой разум, дорогая,
Возносите к обители богов,
Освобожден от всех земных оков,
Людских богатств ничтожность презирая,
Я здесь дышу благоуханьем рая,
Я вдруг рассудок потерять готов.
Не оскорблю вас жалкими хвалами.
Кто видел вас, кто восхищался вами,
Тот понял всю безмерность красоты.
Он согласиться вынужден без спора,
Что сотворить вас мог лишь тот, сеньора,
Кто создал небо, звезды и цветы.
Туманный очерк синеватых гор,
Зеленых рощ каштановых прохлада,
Ручья журчанье, рокот водопада,
Закатных тучек розовый узор.
Морская ширь, чужой земли простор,
Бредущее в свою деревню стадо, —
Казалось бы, душа должна быть рада,
Все тешит слух, все восхищает взор.
Но нет тебя — и радость невозможна.
Хоть небеса невыразимо сини,
Природа бесконечно хороша,
Мне без тебя и пусто и тревожно,
Сержусь на все, блуждаю как в пустыне,
И грустью переполнена душа.
Когда, дымясь, вода воспламенится,
И станет свет подобен темноте,
И небеса исчезнут в высоте,
И выше звезд земля распространится,
Когда любовь рассудку подчинится,
И все и вся придет к одной черте,
Тогда, быть может, вашей красоте,
Остывший, перестану я молиться.
Но в мире все идет без перемен,
Каким возник, таким он остается,
Так нужно ль вам, чтобы мой жар угас?
Моя надежда, мой прекрасный плен,
Пускай душа погибнет иль спасется,
Но только взор пусть вечно видит вас.
Когда для всех ты хочешь быть мила
И каждому приятна в разговоре,
Чтоб видел каждый даже в беглом взоре,
Как много в сердце носишь ты тепла,
Ах, будь со мной бесчувственна и зла,
И радость я найду в твоем отпоре.
Уже мне будет облегченьем в горе,
Что все ж меня ты выделить могла.
Ведь если так добра ты с первым встречным,
То лишь того избранником сердечным
Ты назовешь, кто видел зло твое.
И мне едва ль шепнешь признанья слово,
Когда в груди хранишь черты другого, —
Любовь одна, нельзя делить ее.
Любовь — огонь, пылающий без дыма,
Кровавая, хотя без крови, рана,
Слепая вера в истинность обмана,
Недуг незримый, но губящий зримо.
Любовь — глухая ненависть к любимой
И гнев на то, что есть, но нежеланно,
И жажда, всем владея невозбранно,
Всего себя отдать невозвратимо.
И добровольный плен, и служба той,
Кто губит нас, и все-таки любима,
И все-таки в душе царит одна.
Так можно ль сердцу дать единый строй,
Когда любовь сама неотвратимо
Вся из противоречий сплетена!
РОНСАРСонеты
За эти сонеты мы должны благодарить малярию, которая помешала успешной дипломатической карьере воспитанного при королевском дворе юноши. Оставаясь придворным, Пьер Ронсар (1524–1585 гг.) стал одним из ярчайших и признанных выразителей Ренессанса во французской поэзии. Через несколько десятилетий после смерти забыт, и только в первой трети XIX века его стихи чуть ли не случайно возвратились из небытия, чтобы окончательно закрепить за ним славу национального поэта Франции.
Перевод с французского В. Левика
Из «первой книги любви»
Скорей погаснет в небе звездный хор
И станет море каменной пустыней,
Скорей не будет солнца в тверди синей,
Не озарит луна земной простор,
Скорей падут громады снежных гор,
Мир обратится в хаос форм и линий,
Чем назову я рыжую богиней,
Иль к синеокой преклоню мой взор.
Я карих глаз живым огнем пылаю,
Я серых глаз и видеть не желаю,
Я враг смертельный золотых кудрей,
Я и в гробу, холодный и безгласный,
Не позабуду этот блеск прекрасный
Двух карих глаз, двух солнц души моей.
До той поры, как в мир любовь пришла
И первый свет из хаоса явила,
Не созданы, кишели в нем светила
Без облика, без формы, без числа.
Так праздная, темна и тяжела,
Во мне душа безликая бродила,
Но вот любовь мне сердце охватила,
Его лучами глаз твоих зажгла.
Очищенный, приблизясь к совершенству,
Дремавший дух доступен стал блаженству,
И он в любви живую силу пьет,
Он сладостным томится притяженьем.
Душа моя, узнав любви полет,
Наполнилась и жизнью и движеньем.
Когда ты, встав от сна богиней благосклонной,
Одета лишь волос туникой золотой,
То пышно их завьешь, то, взбив шиньон густой,
Распустишь до колен волною нестесненной —
О, как подобна ты другой, пеннорожденной,
Когда волну волос то заплетя косой,
То распуская вновь, любуясь их красой,
Она плывет меж нимф по влаге побежденной!
Какая смертная тебя б затмить могла
Осанкой, поступью, иль красотой чела,
Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи,
Какой из нимф речных или лесных дриад
Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд,
И золото волос, окутавшее плечи!
Сотри, мой паж, безжалостной рукою
Эмаль весны, украсившую сад,
Весь дом осыпь, разлей в нем аромат
Цветов и трав, расцветших над рекою.
Дай лиру мне! Я струны так настрою,
Чтоб обессилить тот незримый яд,
Которым сжег меня единый взгляд,
Неразделимо властвующий мною.
Чернил, бумаги — весь давай запас!
На ста листках, нетленных, как алмаз,
Запечатлеть хочу мои томленья,
И то, что в сердце молча я таю —
Мою тоску, немую скорбь мою, —
Грядущие разделят поколенья.
Из «Второй книги любви»
Да женщина ли вы? Ужель вы так жестоки,
Что гоните любовь? Всё радуется ей.
Взгляните вы на птиц, хотя б на голубей,
А воробьи, скворцы, а галки, а сороки?
Заря спешит вставать пораньше на востоке,
Чтобы для игр и ласк был каждый день длинней,
И повилика льнет к орешнику нежней,
И о любви твердят леса, поля, потоки.
Пастушка песнь поет, крутя веретено,
И тоже о любви. Пастух влюблен давно,
И он запел в ответ. Все любит, все смеется,
Все тянется к любви и жаждет ласки вновь,
Так сердце есть у вас? Неужто не сдается
И так упорствует и гонит прочь любовь?
Ты всем взяла: лицом и прямотою стана,
Глазами, голосом, повадкой озорной.
Как розы майские — махровую с лесной —
Тебя с твоей сестрой и сравнивать мне странно.
Я сам шиповником любуюсь постоянно,
Когда увижу вдруг цветущий куст весной.
Она пленительна — все в том сошлись со мной,
Но пред тобой, Мари, твоя бледнеет Анна.
Да, ей, красавице, до старшей далеко.
Я знаю, каждого сразит она легко, —
Девичьим обликом она подруг затмила.
В ней все прелестно, все, но только входишь ты,
Бледнеет блеск ее цветущей красоты,
Так меркнут при луне соседние светила.
Любовь — волшебница. Я мог бы целый год
С моей возлюбленной болтать, не умолкая,
Про все свои любви — и с кем и кто такая,
Рассказывал бы ей хоть ночи напролет.
Но вот приходит гость, и я уже не тот,
И мысль уже не та, и речь совсем другая.
То слово путая, то фразу забывая,
Коснеет мой язык, а там совсем замрет.
Но гость ушел, и вновь исполнясь жаром новым,
Острю, шучу, смеюсь, легко владею словом,
Для сердца нахожу любви живой язык,
Спешу ей рассказать одно, другое, третье,
И, просиди мы с ней хоть целое столетье,
Нам, право, было б жаль расстаться хоть на миг.