Ибо не в силах нести дерево ношу свою;
Бег осмотри ручейков, пленяющих звонким журчаньем,
Луг осмотри, где овца сочную щиплет траву;
Козы твои взбираются ввысь по утесистым кручам,
180 Чтобы козлятам своим полное вымя принесть;
Пастырь выводит нехитрый напев на неровных тростинках,
И окружает его стая усердных собак;
Со стороны лесистых холмов домчится мычанье —
Это теленок мычит, ищущий милую мать;
185 А от разложенных дымных костров вздымаются пчелы
И оставляют ножу соты в плетеном гнезде.
Осень приносит плоды; прекрасно жатвами лето;
Блещет цветами весна; в радость зима при огне.
Время придет — и гроздья с лозы оберет виноградарь,
190 И под босою ногой сок потечет из топчил;
Время придет — и он скосит траву, и повяжет в охапки,
Граблями перечесав стриженой темя земли.
Можешь своею рукой сажать над ручьями деревья,
Можешь своею рукой воду в каналы вести,
195 А прививальной порой приискивать ветку для ветки,
Чтобы заемной листвой крепкий окутался ствол.
Если такие желанья скользнут тебе радостью в душу —
Вмиг на бессильных крылах тщетный исчезнет Амур.
Или возьмись за охоту: нередко случалось Венере
200 Путь со стыдом уступать Фебовой быстрой сестре.
Хочешь — чуткого пса поведи за несущимся зайцем,
Хочешь — в ущельной листве ловчие сети расставь,
Или же всяческий страх нагоняй на пугливых оленей,
Или свали кабана, крепким пронзив острием.
205 Ночью придет к усталому сон, а не мысль о красотке,
И благодатный покой к телу целебно прильнет.
Есть и другая забота, полегче, но все же забота:
Прут наводить и силок на незадачливых птиц;
Или же медный крючок скрывать под съедобной приманкой,
210 Не обещая добра жадному рыбьему рту.
Можно и тем, и другим, и третьим обманывать душу,
И позабудет она прежний любовный урок.
Так отправляйся же в путь, какие бы крепкие узы
Ни оковали тебя: дальней дорогой ступай!
215 Горькие слезы прольешь и далекую вспомнишь подругу,
Дважды и трижды прервешь шаг посредине пути;
Будь только тверд: чем противнее путь, тем упорнее воля —
Шаг непокорной ноги к быстрой ходьбе приохоть.
И не надейся на дождь, и не мешкай еврейской субботой
220 Или в запретный для дел Аллии пагубный день,
Не измышляй предлогов к тому, чтоб остаться поближе,
Меряй не пройденный путь, а остающийся путь,
Дней и часов не считай, и на Рим не гляди восвояси:
В бегстве спасенье твое, как у парфянских стрелков.
225 Скажут: мои предписанья суровы. Согласен, суровы —
Но чтоб здоровье вернуть, всякую вынесешь боль.
Часто, когда я болел, случалось мне горькие соки
Пить, и на просьбы мои мне не давали еды.
Тела здоровье блюдя, ты снесешь и огонь и железо,
230 И отстранишь от питья мучимый жаждою рот, —
А чтоб душа ожила, ужель пострадать не захочешь?
Право же, как посравнить, тела дороже душа.
Впрочем, в науке моей всего тяжелее — при входе,
Трудно только одно — первое время стерпеть;
235 Так молодому бычку тяжело под ярмом непривычным,
Так упирается конь в новой подпруге своей.
Тяжко бывает уйти далеко от родимых пенатов:
Даже ушедший нет-нет, да и воротится вспять.
Это не отчий пенат, это страсть к незабытой подруге
240 Ищет пристойный предлог для виноватой души!
Нет, покинувши Рим, ищи утешения горю
В спутниках, в видах полей, в дальней дороге самой.
Мало суметь уйти — сумей, уйдя, не вернуться,
Чтоб обессилевший жар выпал холодной золой.
245 Если вернешься назад, не успев укрепить свою душу, —
Новою встанет войной грозный мятежник Амур,
Прежний голод тебя истерзает и прежняя жажда,
И обернется тебе даже отлучка во вред.
Если кому по душе гемонийские страшные травы
250 И волхованья обряд, — что ж, это дело его.
Предкам оставь колдовство — а нашей священною песней
Феб указует тебе чистый к спасению путь.
Я не заставлю тебя изводить из могилы усопших,
Не разомкнется земля, слыша заклятья старух,
255 Не побледнеет лицо скользящего по небу солнца,
С нивы на ниву от чар не перейдет урожай,
Будет по-прежнему Тибр катиться к морскому простору,
Взъедут по-прежнему в ночь белые кони Луны, —
Ибо не выгонят страсть из сердец никакие заклятья,
260 Ибо любовной тоски серным куреньем не взять.
Разве, Медея, тебе помогли бы фасийские злаки,
Если бы ты собралась в отчем остаться дому?
Разве на пользу тебе материнские травы, Цирцея,
В час, как повеял Зефир вслед неритийским судам?{107}
265 Все ты сделала, все, чтоб остался лукавый пришелец;
Он же напряг паруса прочь от твоих берегов.
Все ты сделала, все, чтоб не жгло тебя дикое пламя;
Но в непокорной груди длился любовный пожар.
В тысячу образов ты изменяла людские обличья,
270 Но не могла изменить страстного сердца устав.
В час расставанья не ты ль подходила к вождю дулихийцев
И говорила ему полные боли слова:
«Я отреклась от надежд, которыми тешилась прежде,
Я не молю небеса дать мне супруга в тебе,
275 Хоть и надеялась быть женою, достойной героя,
Хоть и богиней зовусь, Солнца великого дочь;
Нынче прошу об одном: не спеши, подари меня часом, —
Можно ли в доле моей меньшего дара желать?
Видишь: море бушует; ужели не чувствуешь страха?
280 А подожди — и к тебе ветер попутный слетит.
Ради чего ты бежишь? Здесь не встанет новая Троя,
Новый не вызовет Рес ей на подмогу бойцов;
Здесь лишь мир и любовь (нет мира лишь в сердце влюбленном),
Здесь простерлась земля, ждущая власти твоей».
285 Так говорила она, но Улисс поднимал уже сходни —
Вслед парусам уносил праздные ветер слова.
Жаром палима любви, бросается к чарам Цирцея,
Но и от чар колдовства все не слабеет любовь.
Вот потому-то и я говорю: если хочешь спасенья —
290 Наша наука велит зелья и клятвы забыть.
Если никак для тебя невозможно уехать из Рима —
Вот тебе новый совет, как себя в Риме держать.
Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы
И бременящую боль сбросивши раз навсегда.
295 Ежели кто на такое способен, дивлюсь ему первый:
Вот уж кому не нужны все наставленья мои!
Тем наставленья нужны, кто влюблен и упорствует в этом,
И не умеет отстать, хоть и желает отстать.
Стало быть, вот мой совет: приводи себе чаще на память
300 Все, что девица твоя сделала злого тебе.
«Я ей давал и давал, а ей все мало да мало, —
Дом мой продан с торгов, а ненасытной смешно;
Так-то она мне клялась, а так-то потом обманула;
Столько я тщетных ночей спал у нее под дверьми!
305 Всех она рада любить, а меня ни за что не желает:
Мне своей ночи не даст, а коробейнику даст».
Это тверди про себя — и озлобятся все твои чувства,
Это тверди — и взрастет в сердце твоем неприязнь.
Тем скорее себя убедишь, чем речистее будешь —
310 А красноречью тебя выучит мука твоя.
Было со мною и так: не умел разлюбить я красотку,
Хоть понимал хорошо пагубу этой любви.
Как Подалирий больной, себе подбирал я лекарства,
Ибо, стыдно сказать, врач исцелиться не мог.
315 Тут-то меня и спасло исчисленье ее недостатков —
Средство такое не раз было полезней всего.
Я говорил: «У подруги моей некрасивые ноги!»
(Если же правду сказать, были они хороши.)
Я говорил: «У подруги моей неизящные руки!»
320 (Если же правду сказать, были и руки стройны.)
«Ростом она коротка!» (А была она славного роста.)
«Слишком до денег жадна!» (Тут-то любви и конец!)
Всюду хорошее смежно с худым, а от этого часто
И безупречная вещь может упреки навлечь.
325 Женские можешь достоинства ты обратить в недостатки
И осудить, покривив самую малость душой.
Полную женщину толстой зови, а смуглую — черной,
Если стройна — попрекни лишней ее худобой,
Если она не тупица, назвать ее можно нахалкой,
330 Если пряма и проста — можно тупицей назвать.
Больше того: коли ей отказала в каком-то уменье
Матерь-природа, — проси это уменье явить.
Пусть она песню споет, коли нет у ней голоса в горле.
Пусть она в пляску пойдет, если не гнется рука;
335 Выговор слыша дурной, говори с нею чаще и чаще;
Коль не в ладу со струной — лиру ей в руки подай;
Если походка плоха — пускай тебя тешит ходьбою;
Если сосок во всю грудь — грудь посоветуй открыть;
Ежели зубы торчат — болтай о смешном и веселом,
340 Если краснеют глаза — скорбное ей расскажи.
Очень бывает полезно застичь владычицу сердца
В ранний утренний час, до наведенья красы.
Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья;
Женщина в зрелище их — самая малая часть.
345 Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь?
Так нам отводит глаза видом богатства Амур.
Вот и приди, не сказавшись: застигнешь ее безоружной,
Все некрасивое в ней разом всплывет напоказ.
Впрочем, этот совет надлежит применять с осмотреньем:
350 Часто краса без прикрас даже бывает милей.
Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:
Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв.
Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,
Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!
355 Запахом это добро подобно Финеевой снеди: