На Литейном, у Фонтанного дома, магазин «Сумки».
– Давай зайдем на минутку, ну пожалуйста, – сказала Алена.
За минутку Алена набрала полные руки сумок: черную лакированную, белую лакированную, красную из мягкой кожи и фиолетовый клатч. Принесла сумки к кассе, сказала «отложите мне на час», и мы вышли из магазина.
– Я все время откладываю на час, а потом не прихожу, – сказала Алена. – Скажи мне как психолог, с профессиональной точки зрения, это невроз?
С профессиональной точки зрения Алена переживает крушение картины мира. Не может смириться с тем, что ее новая картина мира – «Нет Денег». Ходит по магазинам и делает вид, что покупает, пытается быть собой, не выпасть из своей прежней картины мира. Моя картина мира «Все Прекрасно» тоже изменилась, теперь моя картина мира – «Ужас».
– С профессиональной точки зрения? Пожалуйста: попробуй представить, что ты Никита. Ну, давай, представь прямо сейчас… Закрой глаза и говори все, что приходит в голову.
Алена закрыла глаза. Нахмурилась, надула щеки, втянула голову в шею и заговорила:
– Что ты все время просишь «дай денег, дай денег»… А у меня нету. Понимаешь, не-ту! Не все козе масленица! Скажи спасибо, что на должности удержался… Почему ты сказала «спасибо» с иронией?… Что? Почему раньше на все хватало? По кочану. Да раньше ты вообще не знала, какая у меня зарплата. Знала? Ну, скажи, какая, – ага, не можешь?! Ты думала, что квартиры, и дача, и дом в Испании, и все твои поездки, и диваны, и джакузи – все на зарплату? Ах, ты об этом вообще не думала?… – говорила Алена с Никитиной поучительной интонацией. – Да, у меня теперь одна зарплата! Ах, я, видите ли, не подумал, что у нас ничего нет на черный день… Да, если что, пойдешь на рынок клубнику продавать… Да, у нас ничего нет на черный день… ни-че-го…
Алена открыла глаза, вышла из транса. Бедная Алена. Сделаю вид, что не слышала, что на Никитину зарплату нельзя было купить дачи, диваны и джакузи: услышать означает признать, что Никита имел отношение к коррупции. Не стану шутить, что теперь Никитину работу с одной лишь зарплатой можно рассматривать как исправительные работы. Не стану спрашивать, почему масленица козе, а не коту. Не стану утешать ее, говоря, что люди живут и на зарплату, что не все козе и коту масленица, – мы же друзья. Бедная Алена. Кто-то чужой сказал бы, что Алена капризничает, по сравнению с другими она вовсе не бедная, но ведь это неважно, с какого этажа падать и до какого долететь, – важен ужас, когда летишь. Бедная Алена.
– Хочешь еще что-нибудь сказать? – спросила я голосом психолога на приеме.
– Ну… Жалко его. Я как-то не думала, что он тоже переживает… Расстраивается, что у нас ничего нет на черный день.
Мы разошлись у магазина «Сумки», я пошла направо, домой, а Алена налево, в магазин японской посуды на углу Литейного и Пестеля. Японцы для каждого времени года используют посуду разного цвета. Алена хочет купить чайный сервиз для весны, белый фарфор с синими крапинками, называется «имари». То есть купить чайный сервиз для весны она не может, она хочет посмотреть. Сказала, что просто посмотрит, но откладывать сервиз не будет, – ей уже лучше, она на пути к выздоровлению.
…От Фонтанного дома до меня в хорошем настроении семь минут, я брела полчаса.
Купила мороженое. Шоколадное мороженое – единственное, что я могу есть, но только на улице, когда вокруг шум, люди, нормальная жизнь, и я на мгновенье забываю… все забываю. Но иногда бывает, что что-то приятное оказывается совсем не тем, чего ожидаешь: на обертке написано «шоколадная трубочка», но шоколад только сверху, а внутри белое мороженое.
По дороге позвонила Игорю.
Я думала, что весело скажу: «Привет, ты хотел квартиру в Толстовском доме, можешь купить мою». Я думала, что предложить Игорю квартиру не означает просить. Но оказалось, что означает.
– Привет… у меня к тебе вопрос, то есть предложение… если ты все еще хочешь квартиру в Толстовском доме… то можешь купить мою, если тебе это удобно… но, извини, мне нужно быстро… – сказала я (искательным голосом с робким смешком).
– У меня была мысль сделать инвестицию, – сказал Игорь и замолчал.
Игорь молчал (человек может подумать, прежде чем сделать инвестицию), я ждала, как княгиня Друбецкая в «Войне и мире», когда она хлопочет, как просительница, в прихожей князя Василия. Наконец Игорь сказал:
– Давай обсудим на следующей неделе. Но ты ведь понимаешь, что когда срочно, то цена меньше на двадцать пять-тридцать процентов?
…Ну… это была шоколадная трубочка с белым пломбиром внутри, совсем не то, что я думала: и не друг, и не враг, а так… Но, может быть, неправильно осуждать козу, свинью и курицу? Я имею в виду Козу, Свинью и Курицу из пьесы «Кошкин дом»: тили-бом, загорелся Кошкин дом, никто не пустил Кошку ночевать, и она побрела по дорогам. Подразумевается, что они поступили плохо. Но! Они ведь всего лишь раз были у Кошки в гостях, они не друзья, просто знакомые. Просто знакомые не обязаны нас поддерживать!..Но все равно было обидно, очень обидно, мои мысли были тяжелые – не унести, и я плелась по Литейному, как будто впервые вышла на улицу после тяжелого гриппа, как погорелая Кошка, как княгиня Друбецкая.
А во дворе, у моего подъезда, стояла Никитина машина, в машине Алена с Никитой. Зачем они здесь, вдвоем?
…Ну, конечно, я знала, зачем они здесь, знала, что сейчас произойдет. Сейчас они выйдут из машины. Никита скажет «дай ей что-нибудь, быстро», Алена сунет мне в лицо ватку с нашатырем, Никита крепко возьмет меня за плечи, Алена тихо заплачет, Никита скажет «ну хоть ты не реви». Я представляла себе это сотни раз, я знала, что это произойдет сегодня, – Аленино на выдохе «арестовали» и Никитино выражение лица, как будто у него ноет зуб. Я знала, что это случится сегодня, предчувствие никогда меня не обманывает…Постою здесь еще немного, прежде чем на меня обрушится ужас. Одну минуту постою и пойду к ним, – все равно от этого не уйти, сейчас пойду… Сейчас мне скажут, сейчас, сейчас…
– Я вызвала Никиту, чтобы он тебя образумил: нельзя продавать свое родовое гнездо, мы всем миром соберем, у нас есть пятьсот евро… – С этими словами Алена вышла из машины. – А ты что такая бледная, прямо белая?…
– Я как человек практичный тебе не позволю! – с этими словами Никита вышел из машины. – Я это… Мне уже начинать снимать деньги?…
Ну… предчувствие меня обмануло.
– Деньги, какие деньги?… – удивилась Алена и мгновенно напряглась, как питбуль перед схваткой. – …Ах, ДЕНЬГИ!
…Деньги? Никита скрыл от Алены свой счет на черный день, но от меня нет, не скрыл… Я спросила Никиту: «Ты уверен? Если это на черный день?», Никита ответил: «А что, это еще не черный?».
…Вот – тайный счет, маленькая пограничная ситуация, когда можешь не рассказать, можешь поступать как хочешь, – никто не узнает, и если кому-то чужому покажется, что это ерунда, значит, он слишком многого требует от людей, и если он не скажет судьбе спасибо… Спасибо, спасибо! Спасибо за моих прекрасных друзей, спасибо, что мне не пришлось просить, спасибо за то, что это было не одолжение!.. А огромный скандал.
Алена поворачивалась от меня к Никите, направо-налево, налево-направо.
– Ну, слава богу! – мне.
– Скотина! – Никите.
– Какое счастье! – мне.
– Что ты еще от меня скрываешь?! А? – Никите.
…Алена кричала:
– Ты отложил деньги на черный день! В то время как я ничего себе не позволяю! Нищенствую! Не могу купить сервиз!
Никита кричал:
– Почему на твоем счету пятьсот евро, там было две?!
– А сумка «Gucci», по-твоему, сколько стоит?!
– Я теперь честный чиновник, я не зарабатываю на сумку «Gucci»!
– Ага, ага, не зарабатывает он! Я тоже не смогла купить вторую сумку «Gucci»! А тайный счет? – кричала Алена. – Сколько там у тебя?
– Не скажу! Тебе скажешь, ты на все сумок накупишь! Сказал, не скажу! Пятьсот евро! На черный день! – прошептал Никита.
– У меня пятьсот евро и у тебя пятьсот евро? Пятьсот евро или пятьсот тысяч евро? Пятьсот тысяч? А я! Перебиваюсь без сумок! – прошептала Алена и, повернувшись ко мне: – Ты подумай, как нам повезло, что у него есть тайный счет, какое счастье…
И все это на глазах у охранников.
Охранники смотрели на нас без удивления: мы уже который день показываем им бесплатное кино.
…Но вот что интересно. Наша новая картина мира не самая прекрасная, нас окружает гадость: вышибленные двери, слова, к которым испытываешь брезгливость – «провокация», «наркотики», «арест», – мы просто купаемся в гадости. Кто-то чужой скажет: новая картина мира ваших прекрасных друзей (тоска по коррупции, взаимные упреки, тайные счета, желание скупить все сумки мира) – тоже не очень-то прекрасная картина. Но!..Какое очарование души увидеть среди голых скал, среди вечных снегов у края холодного мертвого глетчера крошечный бархатистый цветок – эдельвейс. Это не я так красиво написала, это Тэффи.
Посреди гадости расцвел прекрасный эдельвейс (дружеская преданность и прочее прекрасное), – вот они, Никита с Аленой, в своей не очень-то прекрасной картине расцвели, как цветки эдельвейса, прямо на скале.
Я не понимаю мужчин?
На меня еще никогда так не кричали… На меня вообще никогда не кричали…Нет, один раз кричали (папа кричал страшным шепотом: «Как ты могла! Опоздать на полчаса! Не позвонить… Мама перенервничала!..»)… на меня никогда так не кричали…
…Впервые проснулась не в мгновенном ощущении темной беды, а, как раньше, с бурлящими пузырьками радости (робкими, но все же!).
…В половине десятого утра Василий Васильевич вызвал меня в кафе «Кузнечик»: срочно, через десять минут, через пять минут, где бы вы ни находились! Я находилась в салоне красоты. В честь близкого окончания Ужаса и для радости жизни решила перед лекцией сделать себе одну ярко-золотую прядь. Непричесанная, но уже с ярко-золотой прядью для радости жизни побежала на Литейный: я бегаю быстрей, чем езжу на машине. На бегу позвонила в университет предупредить, что опоздаю на лекцию по неуважительной причине (причина «меня вызвал адвокат» неубедительна, как «сломался будильник»).