Одним словом, здесь придется произвести работу, аналогичную с той, на которую мы указывали выше, говоря о разработке индивидуальной военной психологии. Однако в самих методах использования собранного материала между индивидуальной и коллективной военной психологией будет некоторая разница. Первая уделит большое внимание психоанализу, иначе говоря, «качественной» стороне наблюдаемого явления; коллективная же психология, в особенности в ее части, изучающей «социальную психологию», может уделить большое внимание «количественному измерению изучаемого явления». Имея дело не с отдельными индивидуумами, а с их массой, она может широко использовать метод статистический и при помощи последнего чаще, чем в индивидуальной психологии, находить выявления «закона большого числа».
Параллельно с вышеуказанной разработкой военно-исторического метода создание «специальной военной психологии» требует составления ряда монографий. Работы последнего рода ждет опыт, пережитый человечеством в 1914–1918 гг. К таким монографическим работам должно быть приступлено безотлагательно, пока пережитые впечатления еще свежи. Скромная попытка такого рода сделана автором в его труде «Russian Army in the World War», напечатанном Carnegie Endowment for International Peace[113]. {28}.
В последних двух главах этой книги автор пытается сделать эскиз процесса разложения русской армии, приведшего к большевизму[114] Но автор сознает, что этот абрис{29}должен быть значительно расширен анализом первоисточников. Таковые же существуют в изобилии. Упомянем хотя бы о так называемых «военно-цензурных отчетах», которые изо дня в день внимательно следили за малейшими оттенками изменений в настроении войск. Внимательный анализ хотя бы этого первоисточника требует многотомной монографии, которая, несомненно, явилась бы ценнейшим вкладом в «социальную психологию». Индивидуальная военная психология должна рассматриваться лишь как вспомогательный отдел «военной психологии», которая в основной своей части не может быть иной, как «психологией социальной».
Невыполнением этого основного, по нашему мнению, положения и грешат все те малочисленные попытки создать военную психологию, которые были до сих пор сделаны.
Война создает условия, при которых деятельность людей каждого из воюющих народов связывается между собою гораздо теснее, нежели в мирное время. Поэтому сколько-нибудь обобщающие выводы, сделанные в одной только области индивидуальной военной психологии, неминуемо осуждены на односторонность.
Однако только что указанная опасность односторонности, которая грозит индивидуальной военной психологии в том случае, когда она попытается приписать своим выводам более широкое значение, чем они этого заслуживают, грозит также и всей военной психологии. Явления психической стороны войны, которую должна исследовать военная психология, протекают не только в духовной, но и в материальной обстановке. При этом взаимная зависимость между духовной и материальной стороной каждого явления войны настолько тесна, что они органически неразъединимы. Например: наличие лучшего вооружения повышает дух армии, обладающей им, и понижает дух противоположной стороны; такой же моральный эффект производит и осознанное численное превосходство.
Как часто приходится встречать у военных писателей, желающих выделить первостепенное значение духовного элемента на войне, упущение этой тесной, неразъединимой, взаимной зависимости между духовной и материальной сторонами явлений войны. Не избег подобной ошибки даже такой выедающейся военный ученый, как генерал М.И. Драгомиров. Для доказательства главенствующего значения духовного элемента в армии он противопоставляет духовный элемент материальному: храброго бойца с менее Свершенным оружием — трусу с лучшим оружием. Ошибка подобного противопоставления заключалась в том, что наличие отличного вооружения вовсе не обязательно должно совпадать с трусостью. Наоборот, как мы только что говорили выше, наличие лучшего вооружения при умении владеть им не только ведет к повышению духа войск, но и к понижению такового же у неприятеля. Результатом подобного ошибочного рассуждения явился следующий парадокс: мы, которые гораздо более говорили до 1914 года о главенствующем значении духовного элемента в войсках, нежели немцы, выступили на войну с артиллерийским вооружением наших дивизий в два раза более слабым, чем таковое в германских полевых дивизиях, и этим самым понизили дух наших войск — понизили веру в свою непобедимость.
Вот почему, хотя военная психология и исследует важнейшую сторону явлений войны, ее выводы не могут почитаться окончательными. Таковые могут быть сделаны лишь тогда, когда духовная сторона явлений войны будет вновь воссоединена с материальной стороной. Если принять выводы, сделанные военной психологией за тезу, а выводы, полученные из изучения материальной стороны, — за антитезу, то окончательный вывод может быть только синтезом (обобщением), а не противопоставлением.
Отсюда следует, что военная психология, даже в широко раздвинутых рамках, может быть лишь вспомогательной наукой для социологии войны, являющейся высшей синтетической наукой о войне. А потому, если, с одной стороны, создание социологии войны требует скорейшего создания психологии войны, то, с другой стороны, последняя сможет получить правильные руководящие начала только при достаточном развитии социологии войны.
Глава IVСТАТИСТИКА ВОЙНЫ
Само собой разумеется, что социология войны должна использовать весь богатый арсенал методов, который так плодотворно уже применяют более развитые отрасли науки об обществе.
На первом месте среди этих методов нужно поставить метод статистический, позволяющий применять количественное измерение многих из качественных изменений, происходящих внутри общества. Отыскивая при помощи этого метода проявление закона большого числа, исследователь получает возможность выяснить объективный ход социальных явлений.
Просматривая перечисление кафедр военных наук в старой русской Императорской военной академии, мы увидим, что в ней существовала в течение полувека до Мировой войны кафедра по Военной статистике. Таковая была создана по инициативе профессора этой Академии Д. Милютина. Однако если читатель заинтересуется — как определялась той же Академией задача вышепоименованной науки, то в последних программах этого учреждения он прочтет следующее: целью курса Военной статистики является изучение сил и средств России и сопредельных с нею государств со стратегическим обзором тех частей, которые могут стать районом действия в случае войны. Здесь мы встречаемся с явлением аналогичным тому, которое обнаружили уже в военно-исторической науке. Основная задача, которую должна была обслуживать Высшая военная школа (каковой по существу дела и являлась наша Военная академия), заключалась в том, чтобы подготовить своих учеников к ведению будущей войны. Поэтому Военная статистика сузила свое поле научного изыскания одним только изучением средств для ведения будущей войны, находящихся в нашем распоряжении, а также тех, которые находятся в руках вероятных противников. Такой курс проходился во всех прочих (кроме русской) Высших военных школах, именуясь с большим правом, «Военной географией» и «сведениями о военном могуществе иностранных государств». Таким образом, почин профессора ген. д. Д. Милютина, создать специальную военную науку в виде «Военной статистики», был извращен его преемниками, введенными в заблуждение тем, что напечатанный в виде диссертации труд Д.А. Милютина представлял собою лишь монографию, посвященную приложению статистических методов к изучению в 1847–1848 гг., потенциальной военной мощи Пруссии. Войны 1866 и 1870 гг.{30} подтвердили все предсказания Милютина, и его восторженные последователи, загипнотизированные его замечательной военно — административной деятельностью в качестве военного министра эпохи великих реформ Александра II, недостаточно оценили его научную заслугу, которая заключалась в применении статистического метода в области военной науки. Ограничение кругозора официальной военной науки одними! только рамками науки о ведении войны, привело к тому, что новые ростки «Военной статистики» появились вне полей обрабатываемых Высшей военной школой. Таким ростком является книга капитана австро-венгерского Ген. штаба — Отто Берндта под заглавием «Число на войне»[115]. Отметим здесь, что появлению этой книги в свет помогло обстоятельство, не имеющее ничего общего с военной наукой. Отец автора этой книги был одним из крупных издателей Вены, вследствие чего в вопросе о напечатании этой книги! отпадало самое труднопреодолимое препятствие: стремление издателя окупить свое издание. Не знаю, каковы были коммерческие результаты напечатания книги капитана Отто Берндта, но одно можно сказать, — что она не? обратила на себя того научного внимания, которое она заслуживала. Объектом статистического исследования Отто Берндта являются войны XIX столетия. Изучая число и продолжительность войн, численность армии в наиболее крупных операциях, длину операционных линий и величину маршей, численность потерь в важнейших сражениях и осадах, он обнаружил некоторую закономерность в явлениях войны. В особенности интересны его исследования о потерях в бою. Тут он намечает новый метод исследования явлений боя, который, по нашему мнению, обещает быть чрезвычайно плодотворным для социологического исследования войны.
Не все выводы Отто Берндта приемлемы; как всякий первый исследователь, проникший в неизведанную еще область, он часто блуждает. Однако общее направление, взятое им, верно, и нам остается лишь следовать его примеру.