«Это ужасно», — сказал он Думмингу, который, к восхищению Ди, рисовал на полу большой круг. — «Они верят, что живут в нашем мире. С черепахой и всем прочим!»
«Да, и это странно, потому что разобраться в местных правилах не так уж и сложно. Материя стремится принять форму шара, а шары склонны двигаться по окружности. Как только ты это понимаешь, все остальное становится на свои места. Двигаясь по кривой, разумеется».
Он продолжил рисовать круг.
Волшебники остановились в доме Ди. Сам Ди, казалось, был этому очень рад, но в то же время немного смущен, как крестьянин, к которому неожиданно нагрянули родственники из большого города, занимающиеся непонятно чем, но зато богатые и занятные.
По мнению Ринсвинда, проблема была в том, что волшебники пытались доказывать Ди невозможность магии, но сами при этом колдовали. Хрустальный шар раздавал указания. Орангутан время от времени выбирался на улицу, чтобы подышать — за неимением лучшего слова — свежим воздухом, и бродил по библиотеке Ди, возбужденно «у-укая» и пытаясь сложить книги так, чтобы открыть вход в Б-пространство. Волшебники же, как обычно, тыкали во все пальцами и спорили по всяким пустякам.
А ГЕКС выследил эльфов. В этом не было смысла, но пройдя сквозь время, они оказались на миллион лет в прошлом Круглого Мира.
И теперь волшебникам предстояло отправиться за ними. По словам Думминга, которому для облегчения понимания иногда приходилось пользоваться жестами, сделать это было несложно. Время и пространство круглой вселенной полностью подчинялись Плоскому Миру. И потому волшебники, как материя более высокого порядка, могли без проблем перемещаться внутри нее с помощью магии реального мира. Существовали и другие, более сложные причины — но большинство из них были труднопроизносимыми.
Волшебники почти ничего не поняли, но им понравилось, что их назвали высокоуровневой материей.
«Но ведь там ничего нет», — удивился Декан, наблюдая за тем, как Думминг рисовал круг. — «ГЕКС же сказал, что там нет никого, похожего на людей».
«Там были обезьяны», — сказал Ринсвинд. — «Ну, или животные, похожие на обезьян». В Плоском Мире было принято считать, что обезьяны произошли от обленившихся людей[40], но у Ринсвинда на этот счет были собственные соображения.
«А, обезьяны», — сквозь зубы сказал Чудакулли. — «Я помню. Этих бестолочей ничего не интересовало, кроме еды и секса. Они просто дурака валяли».
«Думаю, эльфы пришли сюда еще раньше», — сказал Думминг. Он встал и отряхнул мел со своей мантии — «ГЕКС считает, что эльфы каким-то образом повлияли… на что-то. На что-то, впоследствии ставшее людьми».
«Как-то помешали?» — спросил Декан.
«Да, сэр. Мы же знаем, что своим пением они способны влиять на человеческий разум…»
«Ты сказал, что-то превратилось в людей?»
«Да, сэр. Прошу прощения. Мне бы не хотелось снова начинать этот спор, сэр. В Круглом Мире все постоянно превращается во что-нибудь другое. По крайней мере, кое-что превращается во что-нибудь другое. Я не хочу сказать, что это относится и к Плоскому Миру, сэр, но ГЕКС уверен, что здесь дела обстоят именно так. Мы можем на секунду сделать вид, что это правда, сэр?»
«Чтобы было о чем спорить?»
«Нет, чтобы вообще не спорить, сэр», — ответил Думминг.
«Ну ладно», — неохотно согласился Архканцлер.
«К тому же, сэр, нам известно, что эльфы и в самом деле могут оказывать влияние на разум более слабых существ».
Ринсвинд пропускал слова мимо ушей. Ему незачем было это выслушивать. Он провел намного больше времени в полевых условиях — в канавах, лесах, скрываясь в камышах, шатаясь по пустыням — и пару раз ему приходилось сталкиваться с эльфами, а потом со всех ног удирать от них. Все, что, по мнению Ринсвинда, делало жизнь стоящей — города, кулинария и возможность избежать камней, регулярно падающим с неба вам на голову, — у эльфов не вызывало ни малейшей симпатии. Он не мог с уверенностью сказать, была ли им на самом деле нужна пища — для чего-то, кроме развлечения. Они вели себя так, будто их настоящей пищей был страх других существ.
Эльфы наверняка полюбили людей, когда нашли их. Люди проявляли особую изобретательность, когда дело касалось страха. Они отлично умели заполнять страхом свое будущее.
А потом люди взяли и все испортили. Используя свой необычайный разум, способный порождать страх, они придумали, как этот страх рассеять — календари, замки, свечи и истории. В особенности истории. Ведь именно в историях чудовища погибали.
Пока остальные волшебники спорили, Ринсвинд пошел посмотреть, чем занят Библиотекарь. Примат снял с себя платье, но, отдавая дань местной моде, оставил воротник. Он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив библиотекарь среди книг. Ди вполне можно было назвать коллекционером. Большая часть книг была посвящена магии, числам или тому и другому одновременно. Правда, сами книги волшебными не были. Они даже не умели перелистывать страницы.
Хрустальный шар поставили на полку, чтобы ГЕКС мог наблюдать за происходящим.
«Архканцлер хочет, чтобы мы все отправились в прошлое и остановили эльфов», — сказал Ринсвинд, усаживаясь на книжную стопку. — «Он считает, что мы сможем напасть из засады прежде, чем они успеют что-то предпринять. Но лично я думаю, что это не сработает».
«У-ук?» — спросил Библиотекарь, понюхав бестиарий и отложив его в сторону.
«Потому что так обычно бывает, вот почему. Самые продуманные планы не срабатывают. А этот план даже продуманным не назовешь. «Давайте пойдем туда и изобьем этих гадов до смерти железными палками» — по-моему, не лучшая идея. Что смешного?»
Плечи Библиотекаря тряслись. Он передал Ринсвинду книгу, указав черным ногтем место на странице.
Прочитав отрывок, Ринсвинд изумленно посмотрел на Библиотекаря.
Это были возвышенные, по-настоящему возвышенные слова. Ничего подобного Ринсвинд раньше не видел. Однако…
Он провел в этом городе весь день. Здесь проводились собачьи бои и встречались медвежьи ямы, но это было не самое худшее. Над воротами возвышались пики с отрубленными головами. Анк-Морпорк, конечно же, отличался порочностью, но будучи большим городом вот уже несколько тысяч лет, он стал в своих пороках весьма искушенным. А это место было похоже на скотный двор.
Автор этих строк каждое утро просыпался в городе, где людей сжигали заживо, и тем не менее он написал:
«Что за мастерское создание — человек… как благороден разумом… как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях… как точен и чудесен в действии…»[41]
Библиотекарь чуть ли не рыдал от смеха.
«Ничего смешного, вполне разумная точка зрения», — сказал Ринсвинд, перелистывая страницы.
«Кто это написал?» — спросил он.
«Согласно данным, полученным из Б-пространства, автор этой книги считается одним из величайших драматургов всех времен», — раздался голос ГЕКСа с полки.
«И как его зовут?»
«Сам он писал свое имя по-разному», — ответил ГЕКС. — «Но впоследствии был принят вариант Уильям Шекспир».
«А в этом мире он существует?»
«Да. В одной из множества альтернативных историй».
«То есть, именно здесь его нет?»
«Да. Самый известный драматург этого города — Артур Дж. Соловей»
«Ну, и как он?»
«У них он самый лучший. Но, если говорить объективно, то писатель из него никудышный. Его пьеса «Король Руфус III» была повсеместно признана худшей пьесой из когда-либо написанных».
«О».
«Ринсвинд!» — рявкнул Архканцлер.
Волшебники собирались внутри круга. Они привязали к своим посохам подковы и куски железа, и теперь стояли с видом представителей высшего ранга, которые собирались надрать низкоранговые задницы. Ринсвинд спрятал книгу за пазухой, схватил ГЕКСа и поспешил к волшебникам.
«Я просто…», — начал было он.
«Ты идешь с нами. Возражения не принимаются. И Сундук тоже возьми», — сердито прервал его Чудакулли.
«Но…»
«А иначе нам придется поговорить про семь ведер угля», — продолжал Архканцлер.
Он знал про ведра. Ринсвинд сглотнул.
«Отдай ГЕКСа Библиотекарю, ладно?» — сказал Думминг. — «Он присмотрит за доктором Ди».
«А ГЕКС с нами не пойдет?» — спросил Ринсвинд, обеспокоенный перспективой потерять связь с единственным обитаталем Незримого Университета, который разбирался в происходящем.
«Там я не смогу найти себе подходящий аватар», — сказал ГЕКС.
«Это значит, ни волшебных зеркал, ни шаров для предсказаний», — объяснил Думминг. — «Ничего, что могло бы считаться волшебным. Там, куда мы отправимся, даже людей нет. Оставь ГЕКСа здесь. Что бы ни случилось, мы вернемся в ту же секунду. Готов, ГЕКС?»
Секунду круг светился, а потом волшебники исчезли.
Доктор Ди обернулся к Библиотекарю.
«Получилось!» — воскликнул он. — «Великая Печать сработала! Теперь я смогу…»
В этот момент он исчез. Следом исчез пол. За ним дом. За ним и весь город. А Библиотекарь оказался посреди болота.
Глава 8. Планета приматов
Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога!
Но наблюдать вблизи за тем, как он ест, вам вряд ли захочется…
Уильям Шекспир был еще одной фигурой, сыгравшей ключевую роль в процессе перехода от средневекового мистицизма к рационализму эпохи пост-Ренессанса. Мы собирались рассказать о нем, но были вынуждены подождать, пока он не появится в Круглом Мире.
Пьесы Шекспира — это краеугольный камень современной западной цивилизации[42]. Они проложили путь от противостояния аристократического варварства и племенного уклада с его традиционными ценностями к настоящей цивилизации, какой мы знаем. И в то же время… его мировоззрение выглядит противоречивым: возвышенные чувства на фоне эпохи варварства. Но это лишь потому, что годы жизни Шекспира пришлись на поворотный момент истории. Эльфы искали нечто, способное стать людьми, и ради своей цели они готовы изменить ход событий в Круглом Мире. Люди суеверны. И, тем не менее, Шекспир — тоже продукт человеческой среды. Хотя и не в этой версии истории.