В своем первоначальном обсуждении Докинз, как бы между прочим, высказывает предположение о том, что религия — это мем следующего рода: «Если ты не хочешь гореть в вечном пламени, то должен поверить в это и передать веру своим детям»[144]. Конечно, популярность религии не ограничивается этим мемом, и тем не менее, в идее Докинза есть разумное зерно, ведь приведенное утверждение весьма точно отражает центральную догму большинства — не всех — религий. Теолог Джон Боукер был настолько обеспокоен этим предположением, что для его опровержения написал книгу «Бог — это вирус?» («Is God a Virus?»). Данное обстоятельство указывает на то, что Боукер счел поставленный вопрос достаточно важным (и, с его точки зрения, опасным).
Блэкмор признает, что религия, как и любая идеология, слишком сложна, чтобы ее распространение было основано на одном-единственном меме — подобно тому, как организм слишком сложен, чтобы его можно было передать при помощи единственного гена. Докинз, который также разделял эту точку зрения, ввел понятие «коадаптированного комплекса мемов». Так называются системы мемов, в которых действует коллективное копирование. Мем «Если ты не хочешь гореть в вечном пламени, то должен поверить в это и передать веру своим детям» слишком примитивен, чтобы привести к серьезным последствиям, но если объединить его с другими мемами вроде «В Священной Книге говорится о том, как избежать вечного пламени» и «Ты обязан прочитать Священную Книгу или навлечешь на себя вечное проклятие», то полученное множество мемов образует сеть, которая намного лучше справляется с самокопированием.
Специалист по теории сложности назвал бы такой набор мемов «автокаталитическим множеством»: каждый мем катализируется группой из нескольких или всех остальных мемов, которые способствуют его копированию. В 1995 году Ханс-Сис Шпил[145] ввел термин «мемплекс». В книге Блэкмор теме «Религии как мемплексы» посвящена отдельная глава. Если эта аргументация вызывает у вас беспокойство, прервитесь на минуту. Вы хотите сказать, что религия не является собранием убеждений и предписаний, которые могут довольно эффективно передаваться от человека к человеку? Именно это и означает термин «мемплекс». К тому же вы (если пожелаете) всегда можете заменить слово «религия» на «политическую партию» — но, разумеется, не ту, которую вы поддерживаете. То есть на тех идиотов, которые поддерживают/презирают (нужное подчеркнуть) свободный рынок, государственные пенсии, национализацию промышленности, приватизацию коммунальных услуг… И имейте в виду, что даже если секрет распространения вашей религии состоит в том, что ей известна Та Самая Истина, вы не можете сказать того же насчет всех остальных, ложных религий. Так какого черта разумные люди верят в подобную чепуху?
Потому что это эффективный мемплекс.
Множество фактов указывают на то, что идеологии распространяются меметическим путем. К примеру, каждая из мировых религий (за исключением самых древних, истоки которых затеряны в тумане времен), по-видимому, была основана небольшой группой верующих во главе с харизматичным лидером. Их специфика отражает особенности культурного окружения, поскольку для развития мема необходима плодородная среда. Многие верования, которыми так дорожат христиане, покажутся абсурдом для человека, выросшего вне христианской культуры. Непорочное зачатие? (Впрочем, здесь свою роль сыграл неправильный перевод еврейского слова, означающего «молодая женщина», но это не так важно). Воскрешение мертвых? Превращение причастного вина в кровь? Причастный хлеб — это тело Христа — неужели вы его едите? Серьезно? Конечно же, с точки зрения самих христиан, все эти верования выглядят вполне разумными, однако у постороннего человека, который не был заражен мемом, они просто вызывают смех.
Блэкмор отмечает, что в условиях выбора между добрыми делами и распространением мема религиозные люди чаще предпочитают второй вариант. Большинство католиков, как и многие и другие люди, считают Мать Терезу святой (и, учитывая ее репутацию, она имеет все шансы стать таковой со временем). Ее работа в трущобах Калькутты — пример самоотверженности и альтруизма. Без сомнения, она принесла немало добра. Однако некоторым жителям Калькутты кажется, что она отвлекала их внимание от настоящих проблем, помогая только тем, кто соглашался принять ее вероучение. К примеру, она выступала решительно против контрацепции, хотя на практике именно эта мера принесла бы больше всего пользы тем молодым женщинам, которые нуждались в помощи Терезы. Но католический мемплекс запрещает контрацепцию, и в критической ситуации мем одерживает верх. Свой анализ Блэкмор резюмирует следующим образом:
Подобные религиозные мемы не были созданы намеренно, с целью завоевать расположение людей. Они выражали черты поведения, идеи и истории, которые передавались от человека к человеку… Эти мемы достигли успеха, потому что смогли объединиться в группы, где нашли взаимную поддержку и все необходимые приемы, которые помогли им не только надежно закрепиться в миллионах голов, книг и зданий, но и многократно умножить свою численность.
В произведениях Шекспира мемы становятся искусством. И здесь мы переходим на новый концептуальный уровень. Объединяя гены и мемы, драма создает на сцене временный образ, предназначенный для других экстеллектов. Пьесы Шекспира не только доставляют им удовольствие, но и преображают их разум. Они, как и другие подобные им творения, меняют направление культуры, критикуя эльфийскую природу нашей психики.
Такова мощь истории. Выходя из дома, обязательно захватите ее с собой. И никогда, никогда не забывайте, на что она способна.
Глава 31. Женщина на сцене?
Больше всего Ринсвинду запомнился запах театра. Люди говорили о «запахе грима и реве толпы», но слово «рев», как ему казалось, на самом деле означало «вонь».
Он недоумевал, почему этот театр назывался «Глобус». Его даже круглым можно было назвать с трудом. И все же, думал он, это место может стать началом нового мира…
Ради этого случая Ринсвинд пошел на серьезные уступки. Он отодрал оставшиеся блестки от слова «ВАЛШЕБНИК» на своей шляпе. Учитывая бесформенный вид этой самой шляпы и мантию, похожую на лохмотья, Ринсвинд практически слился с публикой — правда, в отличие от нее, Ринсвинд знал, что такое «мыло».
Он пробился через толпу к волшебникам, которые сумели добыть себе настоящие места.
«Как идут дела?» — спросил Чудакулли. — «Не забывай, приятель, представление должно продолжаться!»
«Насколько я могу судить, все в порядке», — прошептал Ринсвинд. — «Ни единого следа эльфов. Правда, в толпе мы заметили торговца рыбой, так что Библиотекарь его оглушил и спрятал позади театра — просто так, на всякий случай».
«Знаете», — сказал Заведующий Кафедрой Беспредметных Изысканий, пролистывая сценарий — «этот парень сочинял бы намного лучшие пьесы, если бы мог обойтись без актеров. Похоже, что они только путаются под ногами».
«Я вчера вечером прочитал «Комедию ошибок»», — добавил Декан. — «И нашел в ней ошибку. Это никакая не комедия. Слава богу, что у нас есть режиссеры».
Волшебники посмотрели на толпу. Даже по сравнению с людьми Диска, здешние обитатели не отличались хорошими манерами; люди устраивали пикники и даже маленькие вечерники — в целом создавалось впечатление, что сама пьеса была всего лишь приятным фоном для зрителей, которые пришли, чтобы провести время в обществе других людей.
«Как мы узнаем, что пьеса началась?» — спросил Преподаватель Современного Руносложения.
«По звуку трубы», — ответил Ринсвинд, — «После этого обычно выходят два актера и рассказывают друг другу то, что им уже и так известно».
«Эльфов нигде не видно», — заметил Декан, который оглядывался по сторонам, прикрыв один глаз рукой. — «Мне это не нравится. Слишком тихо».
«Нет-нет, сэр», — возразил Ринсвинд. — «Сейчас не подходящий момент, чтобы жаловаться. Вот когда повсюду неожиданно начнется чертов гвалт, тогда — самое время».
«Значит так, ты вместе с Тупсом и Библиотекарем отправляйся за кулисы, ясно?» — сказал Чудакулли. — «И постарайся не привлекать к себе внимание. Мы не должны рисковать».
Ринсвинд пробрался за кулисы, стараясь не привлекать к себе внимание. Но в первый вечер во всем этой действе была неформальность, которой он никогда не видел на Диске. Казалось, что люди просто бродят туда-сюда. Дома он никогда не замечал такого притворства; здесь же актеры играли роль людей, а внизу люди играли роль зрителей. В целом впечатление было довольно приятным. В пьесах было нечто заговорщическое. Покажите нам что-нибудь интересное, — говорили зрители, — и мы поверим во что угодно. А иначе мы устроим вечеринку вместе с нашими друзьями и будем кидаться в вас орешками.
Устроившись на куче ящиков, сваленных за сценой, Ринсвинд стал наблюдать за началом пьесы. Он услышал громкие голоса и слабые, едва уловимые звуки публики, находящейся в предвкушении и готовой терпеть любые сюжетные повороты, при условии что в конце прозвучит какая-нибудь шутка или покажут убийство.
Вокруг не было ни следа эльфов — даже воздух не выдавал себя предательским мерцанием. Пьеса продолжалась. Иногда слышался смех, в котором Ринсвинд отчетливо слышал рокот Чудакулли — и почему-то особенно в те моменты, когда на сцену выходили клоуны.
Эльфы на сцене тоже получили одобрение публики. Боб, Паутинка, Мотылек и Горчица… были существами из цветов и воздуха. Только Пак показался Ринсвинду немного похожим на знакомых ему эльфов, но даже он был, скорее, просто проказником, чем настоящим злодеем. Конечно, эльфы тоже иногда любили проказничать, особенно если пешая тропинка проходила вблизи крайне опасного ущелья. А их очарование было… одним словом, оно просто завораживало…