The New York Sun» Эдвард Митчелл. В 1881 году он напечатал в своей газете анонимный рассказ под названием «Часы, которые шли задом наперед» («The Clock That Went Backward»). Самое известное устройство для путешествий во времени было описано в романе Герберта Джорджа Уэллса «Машина времени» (1895 г.), который стал стандартом для всех последующих историй. Роман повествует о викторианском изобретателе, который, построив машину времени, отправляется в далекое будущее. Оказавшись там, он обнаруживает, что человечество разделилось на два обособленных вида — злобных Морлоков, обитающих в глубоких пещерах, и изящных Элоев, ставших для Морлоков предметом охоты, но неспособных что-либо изменить из-за собственной лени. По книге было снято несколько фильмов, и все они получились довольно жуткими.
Несколько раз роман начинался неудачно. Уэллс изучал биологию, математику, физику, геологию, черчение и астрофизику в Педагогическом колледже естественных наук, который впоследствии стал Королевским колледжем естественных наук, а позднее вошел в состав Имперского колледжа в Лондоне. Основы своей будущей «Машины времени» он заложил, будучи студентом этого колледжа. Его первый рассказ о путешествиях во времени под названием «Аргонавты времени» («The Chronic Argonauts») был опубликован в 1888 году в «Журнале естественнонаучного колледжа» («Science Schools Journal»), в создании которого принимал участи и сам Уэллс. Главный герой этого рассказа отправляется в прошлое и совершает убийство. Способ перемещения во времени остается без объяснения, а рассказ в целом напоминает истории о безумных ученых в духе «Франкештейна» Мэри Шелли, хотя и написан заметно хуже. Впоследствии Уэллс считал «Аргонавтов» настолько серьезным пятном на своей репутации, что уничтожил все экземпляры, которые только смог найти. В «Аргонавтах» нет даже элемента парадоксальности — в отличие от рассказа Томаса Энсти Гатри «Временные чеки Турмалина» («Tourmalin's Time Cheques») 1891 г., где впервые были упомянуты многие из стандартных парадоксов, связанных с перемещением во времени.
В течение последующих трех лет Уэллс написал еще два варианта своей истории о путешествиях во времени — к настоящему времени утерянных, — постепенно превратив сюжет в представление об отдаленном будущем человечества. Очередной вариант — в виде трех взаимосвязанных рассказов под общим названием «Машина времени» — появился в 1894 году в журнале «National Observer». Эта версия была во многом похожа на окончательный вариант романа, однако еще до окончания публикации редактор перешел в журнал «New Review». На новом месте он заказал публикацию той же серии, но Уэллс к тому моменту успел внести в текст несколько существенных изменений. Многие эпизоды из рукописей так и не попали в печать — например, сцена, в которой герой, отправившись в прошлое, сталкивается с доисторическим гиппопотамом[37] или встречается с пуританами в 1645 г. Журнальный вариант романа мало отличается от книги, изданной в 1895 году. В этой версии главный герой путешествует только в будущее, где становится свидетелем судьбы, постигшей человечество после его разделения на апатичных Элоев и ужасных Морлоков — в равной степени вызывающих отвращение.
Откуда у Уэллса появилась такая идея? Авторы научно-фантастических произведений обычно отвечают, что «это плод воображения», однако в данном случае мы располагаем более конкретной информацией. В предисловии к изданию 1932 года Уэллс отметил, что к написанию романа его побудили «студенческие дискуссии 80-х, проходившие в лабораториях и дискуссионном клубе Королевского колледжа естественных наук». По словам сына писателя, на эту мысль Уэллса натолкнула статья о четвертом измерении, прочитанная другим студентом. Во вступительной части романа Путешественник во времени (хотя его имя не упоминается, оно, вполне вероятно, совпадает с именем главного героя в более раннем варианте — доктор Небогипфель) использует четвертое измерение, чтобы объяснить, почему такая машина возможна:
— Но подождите минуту. Может ли существовать вневременный куб?
— Не понимаю вас, — сказал Филби.
— Можно ли признать действительно существующим кубом то, что не существует ни единого мгновения?
Филби задумался.
— А из этого следует, — продолжал Путешественник по Времени, — что каждое реальное тело должно обладать четырьмя измерениями: оно должно иметь длину, ширину, высоту и продолжительность существования.
… И все же существуют четыре измерения, из которых три мы называем пространственными, а четвертое — временным. Правда, существует тенденция противопоставить три первых измерения последнему, но только потому, что наше сознание от начала нашей жизни и до ее конца движется рывками лишь в одном-единственном направлении этого последнего измерения.
… Однако некоторые философские умы задавали себе вопрос: почему же могут существовать только три измерения? Почему не может существовать еще одно направление под прямым углом к трем остальным? Они пытались даже создать Геометрию Четырех Измерений. Всего около месяца тому назад профессор Саймон Ньюкомб излагал эту проблему перед Нью-Йоркским математическим обществом[38].
В поздневикторианскую эпоху представление о времени как о четвертом измерении стало распространяться в научных кругах. Возникло оно, благодаря математикам, которые в попытках дать определение «измерения», пришли к выводу, что оно не обязательно должно быть связана с направлением в пространстве. Измерение — это просто переменная величина, а количество измерений — максимальное возможное число таких величин, при котором их можно варьировать независимо друг от друга. Таким образом, чар, основная магическая частица Плоского Мира, на самом деле состоит из резонов, представленных, по меньшей мере, пятью разновидностями: верхний, нижний, боковой, сексапильный и мятный[39]. Следовательно, чар обладает как минимум пятимерной природой — при условии, что верхний и нижний резоны независимы, что вполне вероятно, учитывая их квантовость.
В XVIII веке математик Жан Лерон Д’Аламбер, который в младенчестве был брошен на пороге церкви (по ее названию он получил имя Лерон), в статье для «Энциклопедии, или толкового словаря наук, искусств и ремесел» предложил рассматривать время как четвертое измерение. Другой математик, Жозеф Луи Лагранж, использовал время в качестве четвертого измерения в своей работе «Аналитическая механика» 1788 г., а в «Теории аналитических функций» 1797 г. недвусмысленно отметил, что «механику можно считать четырехмерной геометрией».
Потребовалось время, прежде чем эта идея прижилась, но к началу викторианской эпохи объединение пространства и времени в одном понятии стало для математики обычным делом. Термином «пространство-время» тогда (еще) не пользовались, хотя его четырехмерность была очевидна: три размерности пространства + одна размерность времени. Вскоре журналисты и обыватели, которые не смогли придумать другого четвертого измерения, стали отождествлять его со временем и утверждать, будто ученые искали это четвертое измерение с незапамятных времен, но обнаружить смогли только сейчас. Нькомб писал об исследованиях четырехмерного пространства с 1877 года, а в 1893 году выступил с докладом перед Нью-Йоркским математическим обществом.
Упоминание Нькомба в романе Уэллса указывает на связь с более ярким представителем викторианской эпохи — писателем Чарльзом Говардом Хинтоном. В его случае поводом для гордости стала популяризация «другого» четвертого измерения. Он был одаренным математиком и проявлял неподдельный интерес к четырехмерной геометрии. В 1880 году он опубликовал в журнале Дублинского университета статью «Что такое четвертое измерение?», которая через год была переиздана в «Вестнике Колледжа Челтнем Лэдис» («Cheltenham Ladies’ Gazette»). В очередной раз она вышла в 1884 году — теперь уже в виде брошюры с подзаголовком «Откуда берутся призраки?» («Ghosts Explained»). Хинтон, в некой мистической манере, связывал четвертое измерение с различными псевдонаучными явлениями: от появления призраков до загробной жизни. Призраки, к примеру, могут легко возникать и исчезать, двигаясь вдоль четвертого измерения, точно так же, как монета, двигаясь вдоль «нашего» третьего измерения, может появляться и исчезать с поверхности стола.
На Чарльза Хинтона оказали влияние нетрадиционные взгляды его отца Джеймса, который работал хирургом и сотрудничал с Хэвлоком Эллисом, известным своими возмутительными по тем временем исследованиями сексуального поведения людей. Хинтон старший был активным сторонником свободной любви и полигамии, а впоследствии стал лидером одного культа. Личная жизнь его сына тоже была насыщена событиями: в 1886 году он сбежал в Японию, после того как Центральный Уголовный Суд Лондона признал его виновным в двоеженстве. В 1893 году он вернулся из Японии и стал преподавателем математики в Принстонском университете, где изобрел машину для подачи бейсбольных мячей, которая, подобное пушке, выстреливала мячи при помощи пороха. После нескольких несчастных случаев устройство было забыто, а Хинтон потерял работу. Но его неустанные усилия в деле популяризации четвертого измерения оказались более успешными. Его статьи на эту тему печатались в популярных журналах — таких, как «Harper's Weekly», «McClure's» и «Science». Хинтон скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг в 1907 году, на ежегодном обеде Общества Филантропических Изысканий[40], едва успев произнести тост за женщин-философов.
Возможно, именно Хинтон познакомил Уэллса с повествовательными возможностями, которые открывает идея времени как четвертого измерения. В пользу этого говорят лишь косвенные факты, но звучат они вполне убедительно. Нькомб точно был знаком с Хинтоном, потому что однажды помог ему устроиться на работу. Мы не знаем, встречал ли Уэллс Хинтона, но определенные обстоятельства указывают на их близкое знакомство. К примеру, Уэллс, описывая свои рассказы, использует термин «научный роман», которые ранее был придуман Хинтоном и использовался им в качестве собирательного названия его фантастических эссе, написанных между 1884 и 1886 годами. Кроме того, Уэллс был регулярны