не будут этого хотеть, – притом что вселенная существует ради людей.
Мировоззрения священников что в Плоском, что в Круглом мире одинаковы – есть лишь одно существенное различие. Они верят, что вселенная живет благодаря богам (или богу), а события в ней случаются потому, что этого хотят боги, что им нет до этого дела или что это необходимо для какой-то неясной и далекой цели. Тем не менее люди могут просить священников ходатайствовать об их интересах перед богами в надежде оказать хоть малейшее воздействие на божьи решения.
Философское мировоззрение, к числу адептов которого принадлежал Антигон, подразумевает, что природу нашего мира можно установить лишь посредством размышлений, основанных на нескольких глубоких, общих принципах. Наблюдение и эксперимент вторичны в отношении вербального мышления и логики.
Научное мировоззрение заключается в том, что желания людей имеют мало общего с тем, что происходит на самом деле, и даже взывания к богам здесь не помогут. Размышления полезны, но гипотезы должны проверяться эмпирическими наблюдениями. Роль науки состоит в том, чтобы помогать нам узнавать, как устроена вселенная. Почему она так устроена или как ей управляет Нечто, если таковое существует, – это не те вопросы, которыми задается наука. Это не те вопросы, на которые существует ответ, допускающий возможность проверки.
Как ни странно, такое пассивное отношение к вселенной дало нам гораздо больше власти над ней, чем магия, религия или философия. В Круглом мире магия не работает, а значит, не дает никакой власти. Некоторые верят, что молитва может повлиять на бога и что люди оказывают некое действие на мир, как льстец над королевским ухом. Другие люди не имеют таких убеждений и считают, что молитва имеет чисто психологическое значение. Это может влиять на самих людей, но не на всю вселенную. А философия вообще более склонна следовать за вселенной, чем вести ее.
Наука – это форма рассказия. На самом деле все четыре взгляда на вселенную – магия, религия, философия и наука – включают в себя сочинение историй о нашем мире. Все они имеют на удивление много параллелей. Между многими религиозными мифами о сотворении мира и космологической теорией Большого взрыва наблюдаются явные сходства. Монотеистическая идея существования единственного бога, сотворившего мир и управляющего им, подозрительно близка мнению современных физиков о существовании «теории всего», единого фундаментального принципа, объединяющего теорию относительности и квантовую механику в убедительную и изящную математическую структуру.
В период раннего развития человечества и при становлении науки процесс рассказывания историй о вселенной вполне мог представлять бо́льшую важность, чем само их содержание. Судить об историях по их правдивости стали уже позднее. Когда мы начали рассказывать истории о вселенной, у нас появилась возможность сравнивать их с самой вселенной и совершенствовать, чтобы они сильнее соответствовали тому, что мы видим. А это уже совсем близко к научному методу.
Вероятно, сначала человечество придерживалось взглядов, близких плоскомирским. Согласно им считалось, что мир населен единорогами и оборотнями, богами и чудовищами, а истории использовались не столько для объяснения устройства мира, сколько для формирования ключевого элемента комплекта «Собери человека». Единороги, оборотни, эльфы, феи, ангелы и прочие сверхъестественные существа не существовали на самом деле. Но это было и неважно: для программирования человеческого разума можно использовать и то, чего нет[75]. Вспомните говорящих животных.
Научные модели весьма схожи во многих отношениях и мало соответствуют действительности. Например, старая модель атома представляла собой миниатюрную солнечную систему, в которой крошечные твердые частицы, электроны, вращались вокруг ядра, находящегося в центре и состоящего из других крошечных твердых частиц, протонов и нейтронов. В действительности же атом «не совсем» такой. Но многие ученые и сегодня используют эту модель в качестве основы своих исследований. Имеет ли это смысл, зависит от задачи, для которой они применяются, и если не имеет, они используют что-то более сложное, например описание атома как облака «орбиталей», представляющих не электроны, а их возможное положение. Такая модель сложнее и больше соответствует действительности, чем миниатюрная солнечная система, но все равно не является «истинной».
Научные модели не истинны, и именно это делает их такими полезными. Они рассказывают простые и легко усваиваемые истории. Это ложь для детей, упрощенная для понимания, и не более того. Научный прогресс заключается в рассказывании все более убедительной лжи все более искушенным детям.
Независимо от наших взглядов – магических, религиозных, философских или научных – мы пытаемся изменить вселенную, чтобы убедить себя, что мы здесь главные. Если мы верим в магию, то считаем, что вселенная отзывается на наши желания. Таким образом, для того чтобы ей управлять, нужно лишь найти верный способ давать инструкции о наших желаниях – то есть найти нужные заклинания. Если мы религиозны, мы понимаем, что всем вершат боги, но надеемся повлиять на их решения и все равно получить желаемое (или повлиять на самих себя, научившись принимать все, что бы ни случилось). Если мы придерживаемся философских взглядов, то редко пытаемся переделать вселенную, но стараемся повлиять на то, как ее переделывают другие. Если же мы поборники науки, то, прежде всего, не считаем управление вселенной своей основной целью. Наша основная цель состоит в ее понимании.
В поиске этого понимания мы приходим к сочинению историй, в которых мы наносим на карту часть своего будущего. Оказывается, лучше всего такой подход работает, когда эти карты не предсказывают будущее подобно ясновидящим, которые говорят, что в определенный день или год произойдут определенные события. Вместо этого они должны предсказывать, что определенные события произойдут, если мы предпримем определенные действия и поставим конкретный эксперимент при конкретных условиях. После этого мы сможем поставить эксперимент и проверить, насколько верными оказались наши соображения. Как ни странно, больше мы постигаем при неудачных экспериментах.
Процесс, при котором мы ставим под сомнение общепринятые знания и уточняем их, даже когда они кажутся достаточными, не может длиться вечно. Или может? А если он завершится, то когда это произойдет?
Ученые привычны к постоянным изменениям, но большинство их незначительны: они слегка улучшают наше понимание, не пытаясь ничего опровергнуть. Мы достаем кирпич из стены храма науки, слегка его подшлифовываем и возвращаем на прежнее место. Но время от времени нам кажется, что храм и так полностью готов. Будто больше стоящих вопросов не осталось, а попытки подорвать принятую теорию обречены на провал. Тогда данная область науки становится устоявшейся (но все равно еще не «истинной»), и больше никто не тратит время, пытаясь ее изменить. Ведь всегда есть более привлекательные и волнующие области, на которые можно переключиться.
Только это то же самое, что заткнуть вулкан гигантской пробкой. В итоге собирается давление, она выскакивает, и происходит мощный взрыв. В радиусе сотен миль идут дожди из пепла, горы сползают в моря, все меняется…
Но это случается лишь после длительного периода видимой стабильности и масштабного сражения за сохранение устоявшегося типа мышления. При сдвиге парадигмы мы видели разительную перемену в образе мышления – примерами этого служат теория эволюции Дарвина и теория относительности Эйнштейна.
Изменения в научном понимании влекут изменения нашей культуры. Наука влияет на наши представления о мире и приводит к появлению новых технологий, меняющих наш образ жизни (а в случае недопонимания, умышленно или нет, способствует возникновению неприятных социальных теорий).
Сейчас мы ожидаем значительных изменений, которые должны произойти при нашей жизни. Если попросить ребенка предсказать будущее, он, скорее всего, придумает какой-нибудь научно-фантастический сценарий с летающими машинами, полетами на Марс по выходным, более совершенными и миниатюрными технологиями. Скорее всего, он окажется неправ, но это не имеет значения. Тут важно то, что современный ребенок не скажет: «Изменения? Да все останется как есть. Я буду заниматься тем же, чем сейчас занимаются мои мама и папа и чем раньше занимались их мамы и папы». А ведь всего пятьдесят лет (один дед) тому назад так сказало бы большинство детей. Десять-одиннадцать дедов назад серьезной переменой для подавляющего числа людей был бы переход к использованию другого типа плуга.
И все же… Под всеми этими изменениями люди остаются людьми. Базовые потребности человека будут теми же, что и сто дедов назад, даже если мы начнем проводить выходные на Марсе (на тех же пляжах…). Удовлетворение этих потребностей сейчас происходит иначе – вместо кролика, убитого собственноручно изготовленной стрелой, теперь можно съесть гамбургер, – но он все равно остается едой. То же касается общения, секса, любви, безопасности и многих других вещей.
Наибольшим изменением в самовосприятии человека, пожалуй, стало появление современных средств коммуникации и транспорта. Былые географические барьеры, разделявшие культуры друг от друга, ныне практически ничтожны. Культуры сливаются и формируют глобальную мультикультуру. Сейчас трудно предсказать, какой она будет, поскольку это эмерджентный процесс и пока он далек от завершения. Возможно, он будет заметно отличаться от гигантского американского торгового центра, который в целом намечается сейчас. Именно поэтому современный мир так увлекателен – и так опасен.
Идея о том, что мы управляем вселенной, по своей сути иллюзорна. Все, что у нас есть, – это сравнительно небольшое количество хитростей плюс одна большая хитрость, позволяющая создавать новые маленькие хитрости. Эта характерная хитрость – научный метод. И он себя оправдывает.