Думминг заглянул в планшет. Гекс написал: «Он цитирует Дарвина».
– Интересная мысль, сэр, – заметил Дарвин и выдавил из себя улыбку. – А теперь, пожалуй, мне действительно пора просыпаться.
Чудакулли щелкнул пальцами.
– Мы же можем выбросить те воспоминания? – спросил он, когда голубая дымка в очередной раз обволокла Дарвина.
– О да, – сказал Думминг. – Он сам просил нас об этом, так что это будет правильно с точки зрения этики. Хорошо сработано, сэр. Гекс об этом позаботится.
– Ну что ж, – сказал Чудакулли, потирая руки. – Отправляй его обратно, Гекс. Оставь только чуть-чуть воспоминаний. Как сувенир.
Дарвин исчез.
– Дело сделано, джентльмены, – объявил аркканцлер. – Нам осталось лишь вернуться к…
– Мы еще должны убедиться, что в Круглом мире не осталось Аудиторов, сэр, – заметил Думминг.
– По этому вопросу… – начал было Ринсвинд, но Чудакулли отмахнулся:
– Это, по крайней мере, может подождать, – отрезал он. – Мы наладили ход истории, и теперь, когда она движется славно и устойчиво, мы можем…
– Э-э, не думаю, что они хотят ждать, сэр, – сказал Ринсвинд, делая шаг назад.
Над центральным залом сгущались тени. Над двойной лестницей собиралось облако. Оно было похоже на серую рясу Аудитора, только гораздо крупнее, и на глазах у волшебников серый цвет превратился в угольную черноту.
Раздувшаяся масса – с которой продолжали сливаться сотни пустых серых ряс – двинулась вперед.
– Кажется, они слегка рассержены, – добавил Ринсвинд.
Оставляя за собой серый след, заполняющий зал от стены до стены, Аудитор подступил к волшебникам.
– Гекс… – начал Думминг.
– Поздно, – прогрохотал Аудитор. – Теперь контроль перешел к нам. Ни магии, ни науки, ни шоколада. Мы должны поблагодарить вас за это место. Никогда еще не существовало вида, который бы так стремился себя уничтожить. В этом мире мы можем победить, даже не напрягаясь! Вы знаете, какие вы развязали войны в этом игрушечном мире? Болезни, голод, гибель всей науки! Вам не стыдно?
– О чем это он, Тупс? – спросил Чудакулли, не сводя глаз с облака.
– В следующие пару сотен лет должно состояться изрядное количество войн, сэр, – сказал Думминг. – Крупных войн.
– По вине Дарвина?
– Э-э, сэр.
– «Э-э» и все, Тупс?
– «Э-э» – это предельно точное выражение в данном контексте, сэр. Оно означает, что у нас нет времени на долгие обсуждения. Но эти войны имеют бóльшие масштабы и частоту, чем в мире «Теологии…».
– То есть это плохо? – спросил Чудакулли, которому в философии нравилась ее краткость.
– Боюсь, снова «э-э», сэр, – ответил Думминг.
– А поподробнее?
– Если вкратце, то здесь больше людей погибнут в войнах, но гораздо меньше от болезней и всевозможных проблем с медициной. Человечество переживет снежный ком. Первые люди покинут планету на переделанном военном оружии, сэр.
– Вот тебе и обезьяны, Тупс, – сказал Чудакулли и посмотрел вверх на облако, составлявшее беспримесного Аудитора. – Нет, нам не стыдно. Люди получили шанс спастись.
– Они его не заслужили!
– Странно, что это вас заботит, – заметил аркканцлер.
– Вы знаете, какие ужасы им встретятся? – продолжал Аудитор. – И какие ужасы они принесут с собой?
– Нет, но не думаю, что они будут хуже тех, что они уже переживали, – сказал Чудакулли. – Как бы то ни было, вам же это безразлично. Вы же просто хотите, чтобы они спокойно себе умерли, да?
Аудитор замерцал. Думминг задумался, сколько понадобилось собрать Аудиторов, чтобы его создать. Теперь он словно колебался, сомневался…
Он сказал:
– Я хочу… Я…
…и взорвался, превратившись в туман, который затем рассеялся сам собой.
– Ничему так и не научились, – произнес Чудакулли, хмыкнув. – Ладно, вернем Дарвина обратно и отправимся домой, хорошо? Уверен, мы пропустили по меньшей мере один прием пищи. А где Ринсвинд?
«+++ Прячется в галерее минералов. +++», – ответил Гекс.
– Впечатляюще. Я даже не заметил, как он шевельнулся. Ну, хорошо, я уверен, ты сможешь подобрать его позже. Пойдемте.
– А что это за ужасы, которые они принесут с собой? – поинтересовался декан.
– Ну, они же так и остались обезьянами, – ответил Чудакулли. – До сих пор кричат друг на друга и тащат за собой всю эту эволюцию, куда бы ни пошли.
– Дарвин тоже писал что-то подобное. В «Восхождении человека», – подметил Думминг.
– Славный парень этот Дарвин, – заметил аркканцлер. – Из него получился бы отличный волшебник.
– Вы знали, что они поставили его статую в буфете, сэр? – спросил Думминг, слегка пораженный.
– Неужели? Отличная идея, – бесцеремонно заметил Чудакулли. – Так его будет видеть каждый. Мы готовы, Гекс.
Центральный зал вновь стал пуст – если не считать окаменелостей.
Чарльз Дарвин проснулся. Он почувствовал себя совершенно растерянным, но это длилось лишь короткое мгновение, пока он не моргнул. Затем он сел, ощутив необъяснимую бодрость, и осмотрел густо заросший, оживленный берег с его птицами и летающими насекомыми, и подумал: «Да. Все правильно. Такой он и есть.»
И в довершение всего
Семейный девиз Дарвинов:
cave et aude.
Смотри и слушай.