жнейшую роль в процессе окисления (горения). Идеи Сетона и Сендивогия (разделить их невозможно) были изложены в очень популярном труде «Новый свет химии» (Novum Lumen Chymicum, 1604) – кто из них его написал, в точности неизвестно. Книга – неплохой пример новой теоретической алхимии, которая развилась в начале XVII века. В ней было больше сведений о химии, чем в ранних работах, но она все-таки осталась неопределенной и наполовину мистической.
Самая известная и загадочная фигура в алхимии XVI века – это Парацельс (1493–1541). Он обладал особой притягательностью для своих современников и, как правило, очаровывал новых знакомых. Многие изучали его огромное собрание сочинений, утверждая, что его труды имеют важное философское и научное значение. Его называли первым систематизатором химии, великим натуралистом и великим мистическим философом. Но были и те, кто отвергал его заслуги, находил его труды неопределенными, проникнутыми суевериями и не имеющими никакой научной ценности. Все связанное с ним так сложно и неоднозначно, что любое толкование является оправданным. Даже его имя окутано покровом тайны. К концу жизни он именовался Филипп Аврелий Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм Парацельс. Хотя в начале обходился совсем коротким именем – Бомбаст фон Гогенхайм. С родителями тоже не все ясно. Отец – Вильгельм фон Гогенхайм, очевидно, был незаконнорожденным сыном германского аристократа, имя которого носил, а мать, вероятнее всего, была крестьянкой. Он вырос в маленькой швейцарской шахтерской деревеньке и почти всегда писал на местном диалекте с добавлением большого количества латинских терминов. Судя по всему, он получил неплохое образование в традиционных науках, но изучал ли он медицину – неизвестно. Вся его жизнь прошла в скитаниях. Когда он решал осесть, его активные действия и суеверия вызвали не менее активную оппозицию. Так, когда он на студенческом празднике в Базеле в 1527 году сжег на костре книги Авиценны и Галена, ему пришлось уехать. Как и философ Джордано Бруно, он одинаково легко привлекал учеников и отталкивал коллег.
Парацельс писал много и не всегда последовательно, причем по самым разным предметам. Будучи представителем Ренессанса, он в полной мере разделял всеобщую страсть к новшествам и универсальности, сочетал иконоборчество и призыв к «опыту», в первую очередь мистическому. Он был против разума, поскольку он был против магии, а магия была для него лучшим ключом к опыту.
Магия способна проникнуть в глубь вещей, недоступных человеческому разуму, ибо магия есть великая тайная мудрость подобно тому, как разум есть великое всеобщее заблуждение. Поэтому докторам теологии было бы желательно знать что-то о магии, понимать, что это такое, и перестать несправедливо и безосновательно называть ее колдовством[102].
Его отношение к алхимии было неоднозначным. Он определенно верил, что алхимик должен больше заниматься приготовлением лекарств, чем трансмутациями, – частично потому, что знал о сомнительной репутации алхимиков, – но в то же время настаивал на том, что алхимия адекватно объясняет свойства всех четырех стихий, то есть всего космоса, и является введением в искусство их превращений[103].
И алхимией, и медициной, по его мнению, управляли археус и вулкан, причем они оба ассоциировались с тайнами. Археус и вулкан влияли на все медицинские и химические операции. Они действовали вместе, но поодиночке, и археус – это внутренний вулкан. В труде Labyrinth of Errant Physicians он писал:
«Ничто не делается полностью, то есть ничто не делается в форме окончательного вещества. Сначала это первичное вещество, и впоследствии в дело вступает вулкан и превращает его в окончательное вещество посредством алхимии. Археус – внутренний вулкан действует таким же образом, потому что знает, что делать… как и само искусство [алхимия] занимается сублимацией, дистилляцией, плавкой и т. д. Все эти искусства есть в людях, как и во внешней алхимии, которая есть их выражение. Вулкан и археус разделяют друг друга. Алхимия завершает то, что не дошло до конца, извлекает свинец из руды и доводит полученное вещество до состояния свинца. Вот задача алхимии. Поэтому есть алхимики металлов, а также алхимики, работающие с минералами, которые делают сурьму из сурьмы, серу из серы, купорос из купороса, превращают соль в соль. Научись признавать, что такое алхимия, что только она проводит нечистое через огонь и делает его чистым»[104].
Это может означать, что Парацельс относился к алхимии как к практической металлургии, но, вероятнее всего, принимая во внимание его остальные труды, он никогда четко не понимал природу технических процессов.
И уж точно не понимал, что происходит, когда металл извлекается из руды химическим способом.
Его самый важный чисто химический труд «Архидокс» (Archidoxis) написан в 1525 году, напечатан посмертно в 1569 году. Даже здесь микрокосм, человек, всегда рассматривается в связи с тайнами макрокосма. На Парацельса большое влияние произвели работы по дистилляции конца XV века, сочетающие использование техники с алхимической теорией элементов. Результатом стало убеждение: чтобы добыть квинтэссенцию, необходимо разделить элементы огнем. Он считал, что все вещи должны пройти через огонь, чтобы приобрести качества, полезные человеку. При этом Парацельс ошибочно смешивал понятия элементов (стихий) Аристотеля – земля, воздух, огонь и вода – и три химических элемента – соль (прочность), сера (негорючесть, пластичность, желтизна) и ртуть (текучесть, плотность и металлическая природа). По его мнению, металлы особо важны тем, что от них с легкостью могут отделяться элементы. Описываемые им процессы – одни понятные, другие нет – обычно касаются металлургической подготовки и попытки алхимии добыть совершенный металл очень странным образом и для непонятных целей. Вероятно, Парацельс описывал процессы, которые знал, но не изобрел новых. Он не сделал ни одного химического открытия.
Его настоящее достижение заключается в том, что он побуждал своих учеников произвести модификацию современной алхимии, заменив средневековый символизм символизмом Ренессанса, а традиционный интерес алхимии к металлам – новым медицинским интересом. Алхимики Парацельса считали алхимию ключом к медицине или через приготовление лекарств, или через химическую интерпретацию физиологии (поскольку химия археуса уже была жизнеспособна, это было сделать проще). Сохранился большой интерес к химическим реакциям металлов и процессам, направленным на разделение элементов. Они затрагивали превращение металлов из естественных форм путем кальцинирования и воздействия огня в «пассивные» формы, в которых на них легче влиять археусу.
О такой алхимии много говорили, но сам Парацельс вряд ли ею занимался – только его последователи. Одна из самых интересных и влиятельных таких работ «Триумфальная колесница сурьмы» Василия Валентина. Ее цель понять трудно, но зато она содержит много информации о сурьме и ее соединениях, а также описание новых процессов. В ней много алхимического символизма, зато нет хвастливого мистицизма Парацельса, и большая часть книги посвящена именно химии. Даже описание элементов четче и яснее, чем у Парацельса.
«Меркурий – внутренне и внешне чистый огонь, поэтому никакой огонь не может его уничтожить, никакой огонь не может изменить его сущности. Он улетает от огня и превращается духовно в негорючее масло; но, когда он однажды обрел постоянство, хитрость человеческая не может опять превратить его в пар»[105].
Получение металлов считается естественным процессом.
«Первый принцип – обычный пар, извлекаемый из земли через небесные планеты, разделенный звездной дистилляцией макрокосма. Это звездное распространение, опускающееся свыше на вещи, которые внизу… так действует, чтобы дать им – духовным и невидимым способом – прочность и силу. Этот пар впоследствии превращается в земле в своего рода жидкость, и из этой минеральной жидкости получаются металлы и потом усовершенствуются»[106].
Несмотря на космическое начало, эти слова близки по духу тем авторам, которые писали о добыче и плавке металлов, чем алхимикам, грезившим об их трансмутации. Большая часть «Триумфальной колесницы сурьмы» посвящена описанию получения ее сложных структур, причем все узнаваемые. Оказалось, что Arcanum – всего лишь аммиачная соль (хлорид аммония), дистиллированная с помощью серной кислоты и винного спирта, а первоначальная сурьма была признана непригодной во время первой «операции». Конечный результат, возможно, эфир. (Это первая запись о его изготовлении.) «Звезда» сурьмы делалась расплавлением королька сурьмы (металла). Потом его медленно охлаждали в присутствии железа для образования характерной кристаллической структуры. По общему мнению, это явление должно было означать, что алхимики идут верной дорогой к открытиям. Их методы широко обсуждались на протяжении всего XVII века. Как затейливо выразился автор «Триумфальной колесницы», сурьма – это минерал, созданный из земных испарений, преобразованных в воду, а ее звездное изменение – истинная звезда сурьмы[107]. Все операции, подобные описанным здесь, требуют использования большого количества минеральных кислот, которые впервые стали важным реагентом в химической практике.
Внедрение алхимии в медицину было вовсе не таким странным, как казалось, потому что медицина также была в какой-то мере оккультной наукой. Астрологические предсказания играли существенную роль в прогнозах, так же как магия играла роль в терапевтической практике. Фернель в трактате «О скрытых причинах вещей» счел необходимым объяснить, что «…никакая магия не может создать настоящую вещь, как она есть; она может создать только подобие или призрак вещи, которые обманывает разум как трюк фокусника. Поэтому магия не лечит. Она не может быть надежной и безопасной, а всегда непостоянна и опасна. Я видел, как был ликвидирован за одну ночь разлив желчи, для чего потребовался лишь клочок бумаги, подвешенный на шею. Но болезнь вскоре вернулась, и в более тяжелой форме. Излечение – обычная фикция»