оки университетским постам.
Собственно научное образование в XVI веке принимало разные формы, но в основном происходило от практики гуманиста XV века, «семья» которого принимала молодых ученых то ли в подмастерья, то ли в ученики. Так обучал своих учеников в Мортлейке Джон Ди. Самый удивительный пример – домочадцы Тихо Браге в Ураниборге. Там было много слуг, без которых трудно себе представить феодальное хозяйство, а также немало ассистентов и помощников, необходимых для ведения научных работ. К ним можно было присоединить еще нескольких молодых ученых, жаждущих стать астрономами.
Дел было множество. Необходимо было изготавливать и калибровать астрономические инструменты и приборы, вести астрономические наблюдения, проводить алхимические опыты, работать на печатном станке. Сюда приезжали стремящиеся к знаниям кандидаты – аспиранты – не только из Дании, но и из других стран. Ураниборг стал единственным в своем роде научным центром. Когда Тихо Браге покинул Ураниборг, многие его ученики последовали за ним, так что недостатка в помощниках у него не было никогда.
Другую форму научной группы, тоже созданной с целью получения образования, создавал вокруг себя богатый покровитель, который надеялся научиться от ученых, которых полностью или частично содержал. Известный пример из истории Англии – группа сэра Уолтера Рэли. Ее обычно идентифицируют с шекспировской «школой ночи», упомянутой в «Бесплодных усилиях любви». Большинство этих людей были поэтами и драматургами. Но был среди них и математик Томас Гариот, научивший математике и астрономии сэра Уолтера и увлекающихся оккультизмом графов Нортумберленда и Дерби. В этой группе часто велись ожесточенные дискуссии, главным образом философские, а ее репутация была темной (говорили, что в ней занимаются магией и увлекаются атеизмом). В действительности, если не считать того, что многие члены группы интересовались химией – у Рэли был секретный стимулятор, который он испробовал на умирающем принце Генрихе, – в их интересах, вероятно, не было ничего мистического.
Были и другие группы, о которых практически мало кто знал, если в них не входила известная научная личность. На самом деле Линчейская академия, принадлежностью к которой гордился Галилей, во многих отношениях была такой же группой. Ее происхождение и деятельность были ближе к такому собранию, чем более поздние научные общества. Академия деи Линчеи была основана в 1603 году, когда герцог Федериго Чези (1585–1630) увлекся естественной историей и стал изучать ее вместе с еще тремя учеными. Наиболее известным из них является Франческо Стеллути (1577–1653), имя которого связано с публикацией первых микроскопических изображений. Как и группа Рэли, Чези и его друзья были заподозрены в оккультных делах (утверждали, что они общаются между собой с помощью шифра), и, судя по всему, они прекратили свои встречи вплоть до 1610 года. Тогда они уже имели официальный статус, и среди тридцати двух членов академии были Галилей и делла Порта. Недавно изобретенный Галилеем оптический прибор стал объектом всеобщего интереса, и именно на одной из встреч академии ему было впервые дано имя – телескоп. Некоторые из членов академии жили не в Риме и вскоре отказались от своих планов вести трудолюбивую, квазимонашескую (но антицерковную) жизнь в коммуне. Возможно, всему виной была дурная репутация группы, которая лишь усилилась, когда в нее вошел делла Порта. Он уже давно хотел организовать Академию тайн природы, и вряд ли стоит удивляться, что все члены группы, разделявшие его увлечения, вскоре оказались заподозренными в колдовстве. Тем не менее «рысьеглазые» продолжали существовать до самой смерти Чези в 1630 году, периодически встречались и даже издавали книги, в том числе некоторые весьма неоднозначные труды Галилея; и Галилей всегда с гордостью сообщал о своем членстве на титульных листах его работ.
Истинная форма академии – организации, созданной членами и ею управляемой, – действительно появилась в XVI веке, но только немногие из них были научными. Ведущую роль в них продолжали играть гуманисты, как, например, в Академии делла Круска, образованной для борьбы за чистоту языка. Некоторые из них имели связи с наукой – академией (или несколькими академиями, образованными после 1550 г. членами Плеяды). Хотя официально ей покровительствовал Генрих III, прекращение ее деятельности после смерти короля было результатом политического хаоса во Франции, а не его влияния. Сначала академики интересовались литературой и искусствами, но со временем проявились и научные цели – в результате акцент на музыку уступил место математике и акустике.
После 1589 года во Франции назрела необходимость возродить королевское спонсорство академий. Интерес к эстетическим и научным аспектам музыки проявился в трудах Мерсенна (1588–1648), чья «Универсальная гармония» (Harmonie Universelle, 1627) очень похожа на то, к чему стремились члены Плеяды. Мерсенн прибыл в Париж в 1619 году и подверг критике отсутствие формальной организации для людей науки. Он отметил, что в 1623 году уже нет шансов для формирования таких центров, как прежние академии, но выразил надежду, что в будущем будет создано нечто лучшее. А пока он активно приглашал интересовавшихся наукой людей посетить его в монастырской келье, став своего рода информатором, то есть человеком, который знает всех ведущих ученых и ведет с ними переписку для обмена новостями.
Были и другие примеры индивидуального покровительства ученого. Одним из корреспондентов Мерсенна был Пейреск (1580–1637), богатый любитель с юга Франции. Пейреск был другом делла Порты и членом Линчейской академии. Впоследствии он стал одним из ранних астрономов-наблюдателей. Его телескоп и прочие астрономические инструменты использовали и другие ученые. Интересен пример Джона Ди. У себя дома в Мортлейке он собрал огромную библиотеку и много научных инструментов, которыми пользовались желающие. Он надеялся, что королева, которая нередко останавливалась в Мортлейке, чтобы узнать последние новости от звезд, пожалует ему удобное поместье где-нибудь в деревне, где он сможет организовать научный центр. Но его надеждам не суждено было исполниться.
Несмотря на неудачные попытки создания официальных научных организаций, узнать новости и обменяться последними идеями можно было только в крупных городах, где было много ученых – они стекались туда в надежде на удачное трудоустройство. Причем, как правило, это были не университетские города. Нюрнберг – центр астрономии, изготовления инструментов и книгопечатания – был больше научным центром, чем любой университетский город. Города привлекали ученых потому, что в них велись математические лекции – часто для ремесленников. Лекции по математике были востребованы и в Париже. В Париж пригласили Ди, и его лекции по Евклиду привлекали столько народу, что предназначенные для этого аудитории не могли вместить всех желающих. Король предложил Ди хорошую плату, если он останется в Париже и будет читать лекции по математике на постоянной основе. И это несмотря на наличие собственного профессора математики, которым в то время был Оронс Фине, имя которого неразрывно связано с гуманистическим Королевским коллежем. Коллеж первоначально создавался для изучения языков, но вскоре там были введены должности профессоров математики и медицины, и лекции читались дважды – на латыни и на французском языке. Но, вероятно, спрос все еще оставался неудовлетворенным.
В Лондоне не было университета, и публичные лекции не устраивались, а преобладали частные, наподобие тех, что читал раньше Роберт Рекорд. Первые публичные научные лекции были организованы по анатомии. Их читал лектор, назначенный объединенной компанией цирюльников и хирургов (Company of Barbers and Surgeons). С 1583 года в Королевском коллеже велись также ламлианские лекции по хирургии. Предлагались разные способы создания профессуры и академий, но они ни к чему не привели. Первые математические лекции в Лондоне начались в 1588 году – на них допускалась широкая публика. Первый и единственный лектор – Томас Худ – занимался этой работой в течение четырех или пяти лет. Одновременно он написал несколько книг по элементарной математике. Но потом интерес к ним постепенно сошел на нет.
Возможно, это произошло потому, что появилась возможность поднять дело на более высокий уровень. В 1575 году сэр Томас Грешем составил завещание, в котором отписывал значительную часть своей собственности (здание Лондонской биржи и большой дом на Бишопсгейт-стрит) совместно городу и торговой компании. После смерти его и жены наследники должны были обеспечивать семь профессоров – риторики, богословия, музыки, физики, геометрии, астрономии и права, – которым предстояло жить и читать лекции в его доме. Лекции начались в 1598 году. Так появился Грешем-коллеж. Его профессора геометрии и астрономии особенно известны. Первым профессором геометрии стал Генри Бриггс. Выпускник Кембриджа, он занимал эту должность до 1619 года, после чего стал профессором геометрии в Кембридже, впоследствии этот же путь прошли и другие профессора Грешем-колледжа, в том числе Рен. Первым профессором астрономии Грешема стал ничем не примечательный выпускник Оксфорда Эдвард Брервуд. В 1619 году его сменил Генри Гюнтер (1581–1626), уже известный своими работами по навигации и прикладной математике. Преемником Гюнтера в 1626 году стал Генри Геллибранд, как и Гюнтер, интересовавшийся навигацией. Геллибранд открыл изменение склонения магнитной стрелки от истинного севера со временем. Грешем-коллеж стал местом встречи самых разных ученых. Многие деятели науки и врачи встречались в огромном доме Грешема до и после лекций, чтобы обсудить интересные идеи. И это было задолго до того, как сформировалась группа молодых ученых, впоследствии ставшая ядром Королевского научного общества. В каком-то смысле Грешем-коллеж стал университетом нового образования.
Ученые Грешем-коллежа конечно же хотели дать возможность студентам получить научное образование, а также свободно встречаться и обсуждать новые идеи. И хотя они пока немногими принимались всерьез, но верили, что их путь к пониманию природы самый верный. Одним из тех, кто по достоинству оценил идеи ученых, был Фрэнсис Бэкон – не ученый и даже не признанный покровитель науки, ставший самым красноречивым выразителем научных идей. В ранней молодости (род. в 1561 г.) Бэкон написал своему дяде лорду Бергли, что считает науку своей сферой деятельности. Официальное образование не слишком ему помогло. Проведя короткое время в Кембриджском университете, Бэкон пришел к убеждению, что схоластическое мышление бесплодно и бесполезно. Как Петр Рамус (1515–1542) во Франции, он был склонен думать, что надо только изменить метод умозаключений, введя новую логику, и все будет хорошо. Его последующее образование, официальное и частное, подтвердило этот взгляд. Он постоянно расширял свои знания – чтением и размышлениями – и в конце концов пришел к выводу, что только наука способна дать ключ к истине, а эмпиризм – ключ к науке. Он, как и Фауст, верил, что знание – сила, но он никогда не приравнивал знания и магию. Познакомившись с естественной магией, он очень скоро преобразовал ее в экспериментальную науку. Бэкон был убежден, что нашел лучший, самый короткий и самый безопасный путь к научной определенн