Известно, что некоторые преступники, когда их возраст приближается к тридцати, начинают работать, женятся и становятся впоследствии добропорядочными гражданами. Что с ними происходит? Возьмем, к примеру, вора-взломщика. Может ли тридцатилетний вор соревноваться со своим «коллегой» двадцати лет? Последний, как правило, сообразительнее и сильнее. Более того, в тридцать лет преступник бывает вынужден жить иначе, чем прежде. В итоге занятие преступника больше не окупается, и он предпочитает отойти от дел.
Рассуждая о преступниках, нужно также иметь в виду еще один факт. Усиливая наказание, мы – вместо того чтобы напугать преступника – всего лишь укрепляем его веру в то, что он герой. Не следует забывать, что преступник живет в эгоцентричном мире, в котором не найти настоящей смелости, уверенности в себе, чувства общности или соблюдения привычных человеческих ценностей. Для таких личностей невозможно присоединиться к обществу. Невротики редко устраивают клубы по интересам, а для людей, страдающих агорафобией, или душевнобольных это и вовсе непосильная задача. «Трудные» дети или самоубийцы никогда не имеют друзей – это факт, причина которого до сих пор оставалась невыясненной. Тем не менее объяснение здесь простое: у них нет друзей, потому что с детства их жизнь развивалась в направлении эгоцентризма. Их прототипы были направлены на ложные цели, а дальнейший путь – к бесполезной стороне жизни.
Давайте рассмотрим программу, которую предлагает индивидуальная психология для воспитания и обучения невротиков – невротичных детей, преступников и пьяниц, пытающихся подобным образом избежать полезной стороны жизни.
Для того чтобы легко и быстро понять, что конкретно с ними не так, мы начинаем с расспросов о том, когда появилась проблема. Обычно вина возлагается на какую-либо новую ситуацию. Но это ошибочное суждение, так как еще до того, как спорное событие свершилось, наш пациент не был готов к данной ситуации (что очень скоро выясняется в процессе обследования). В течение всего времени, пока условия вокруг него были благоприятными, ошибки его прототипа оставались незаметными, так как каждая новая ситуация по природе является экспериментом, на который индивидуум реагирует в соответствии со своей схемой апперцепции, созданной его прототипом. Впрочем, его ответы представляют собой не просто реакции: в них присутствует доля творчества, хотя они по-прежнему соответствуют цели, доминирующей в его жизни. Еще в начале наших занятий индивидуальной психологией практический опыт научил нас, что важность наследственности можно исключить точно так же, как важность любой отдельной части. Не вызывает сомнения тот факт, что прототип отвечает на любую конкретную ситуацию, опираясь на собственную схему апперцепции. И именно над схемой апперцепции мы должны работать, чтобы получить результаты.
В этом и заключается подход индивидуальной психологии, который разрабатывался в течение последних двадцати пяти лет. Как нетрудно заметить, индивидуальная психология прошла большой путь в новом направлении. В психологии и психиатрии существует много разновидностей. Один психолог выбирает одно направление, другой – другое, и ни один из них не считает другого абсолютно правым. Возможно, и читатель тоже не должен полагаться на убеждения и веру. Предоставим ему возможность сравнить. Он увидит, что мы не можем согласиться с тем, что называется гормической психологией (самым известным представителем этого направления в Америке является Макдугалл[3]), потому что в социальных инстинктах слишком много места отводится наследственным тенденциям. Точно так же мы не можем полностью разделить и бихевиористскую теорию, с ее «обусловленностью» и «реакциями». Бесполезно конструировать судьбу и характер индивидуума из социальных инстинктов и реакций, если мы не понимаем цели, к которой все эти движения направлены. Ни одна из перечисленных разновидностей психологической науки не оперирует терминами индивидуальных целей.
Не исключено, что при упоминании слова «цель» у читателя, скорее всего, сложится неясное впечатление. Идею необходимо конкретизировать. В конце концов, иметь цель означает претендовать на то, чтобы быть как Бог; впрочем, быть как Бог – это, безусловно, высшая цель, другими словами, цель всех целей. Любой воспитатель должен быть осторожен в своих попытках воспитывать самого себя и своих детей так, чтобы быть подобными Богу. На практике мы обнаружили, что ребенок в своем развитии заменяет данную цель на более конкретную и актуальную. Ребенок находит в своем окружении самую сильную личность и выбирает ее в качестве своей модели или цели. Это может быть отец или же мать, так как мы выяснили, что даже мальчик может иметь тенденцию подражать матери, если она оказывается самой сильной личностью. Далее ребенок может захотеть стать, к примеру, кучером, потому что вдруг придет к выводу, что кучер сильнее всех в мире.
Когда у ребенка впервые появляется столь конкретная цель, он начинает вести себя, чувствовать и одеваться как кучер, приобретая все черты, соответствующие его цели. Но как только, скажем, полицейский шевельнет пальцем, кучер тут же обращается в ничто… Следующим идеалом может стать врач или учитель. Учитель, имеющий право наказывать учеников, вызывает у ребенка уважение, как сильная личность.
При выборе цели у ребенка имеется набор конкретных символов, и нам удалось обнаружить, что цель, которую он выбирает, в действительности является отражением его социального интереса. Если мальчик на вопрос, кем он хочет стать, отвечает: «Я хочу стать палачом», это демонстрирует недостаток его социального интереса. Получается, этот мальчик хочет быть хозяином жизни и смерти, то есть играть роль, которая принадлежит Богу. Он желает быть сильнее, чем общество, и таким образом рискует отправиться по пути бесполезной жизни. Отметим, что цель стать доктором также организована вокруг богоподобного желания быть хозяином жизни и смерти, но в этом случае цель достигается посредством социального служения.
Глава 2. Комплекс неполноценности
Использовать термины «сознательное» и «бессознательное» для обозначения различающихся факторов в практике индивидуальной психологии не совсем корректно. Сознательное и бессознательное движутся вместе в одном направлении и не противоречат друг другу, как часто ошибочно думают. Более того, между ними нет четкой разграничительной линии. Вопрос заключается скорее в том, чтобы раскрыть цель их совместного движения. Невозможно решить, что является сознанием, а что – нет, до тех пор, пока не известен весь контекст. Этот контекст обнаруживается в прототипе, то есть в том жизненном шаблоне, который мы анализировали в предыдущей главе.
В качестве иллюстрации тесной связи между сознательной и бессознательной жизнью приведем конкретный случай. Сорокалетний женатый мужчина страдал от навязчивого желания выпрыгнуть из окна и постоянно боролся с этим желанием. В остальном же в его жизни все было хорошо: у него были друзья, хорошая должность и он счастливо жил с женой. Чтобы объяснить его случай, невозможно обойтись без термина «сотрудничество» сознательного и бессознательного. Сознательно он испытывал чувство, что должен выпрыгнуть из окна. Тем не менее на самом деле он никогда даже не пытался это сделать и продолжал вести обычную жизнь. Причиной этому была другая сторона его жизни, где борьба с желанием совершить самоубийство играла важную роль. В результате сотрудничества этой бессознательной стороны его натуры и его сознания он оказывался победителем. В действительности в рамках своего «образа жизни» (здесь мы используем термин, о котором поговорим подробнее в следующей главе) он был победителем, достигшим требуемой цели – превосходства. У читателя может возникнуть вопрос: как мог этот мужчина чувствовать превосходство, если его постоянно мучила сознательная склонность к самоубийству? Ответ заключается в том, что в его существе было нечто, успешно противостоявшее его суицидальным тенденциям. Именно его успех в этой битве сделал его победителем и высшим существом. Объективно же его борьба за превосходство была обусловлена его собственной слабостью, как это часто бывает с людьми, которые чувствуют себя неполноценными в каком-либо отношении. Тем не менее важно то, что в его личном сражении стремление к превосходству, жажда жить и побеждать выиграли у его ощущения неполноценности и желания умереть, несмотря на то что последнее было проявлено в сознательной части его натуры, а первое – в бессознательной.
Теперь необходимо проследить, подтверждает ли нашу теорию развитие прототипа данного человека. Для этого мы проанализировали его детские воспоминания. Из них мы узнали, что в раннем возрасте у него были трудности в школе. Отношения с другими мальчиками у него не сложились, и ему хотелось убежать от них. Однако он собрал все свои силы, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Таким образом, здесь уже заметно его старание преодолеть собственную слабость. Он не обратился в бегство от своей проблемы – и одержал над ней верх.
Проанализировав характер этого пациента, мы поймем, что победа над страхом и тревогой являлась главной целью в его жизни. В стремлении к этой цели его сознательные идеи взаимодействовали с бессознательными, сформировав в итоге единство. Напротив, если же мы не будем воспринимать любое человеческое существо как совокупность подобных противоречий, то нам придется заключить, что данный пациент не достиг превосходства и не добился никакого успеха, а был всего лишь амбициозной личностью, желая бороться, но в глубине души оставаясь трусом. Однако такое мнение было бы ошибочным, так как оно не принимало бы во внимание все подробности этого случая и не интерпретировало бы их с учетом единства человеческой жизни. Вся наша психология, все наше понимание или стремление понять индивидуумов было бы тщетным и бесполезным, если бы мы не были уверены в том, что человеческое существо представляет собой единство. Если мы вдруг допустим возможность существования двух сторон, не связанных друг с другом, будет невозможно рассматривать жизнь как единое целое.