Чем дальше продвигались в бухту наши корабли, тем огонь по ним становился все жарче. Каждый входящий в гавань корабль тут же подвергался перекрестному огню сразу всех трех неприятельских линий. Вокруг ничего не было видно от черных дымных клубов. Теперь каждый из российских кораблей был предоставлен сам себе и самостоятельно прокладывал себе путь среди турецкого флота маневром и огнем. То там, то тут горели пущенные на удачу брандеры, столкновение с которыми означало гибель.
Один из историков этого сражения писал о входе «Азова» в Наваринскую бухту следующим образом: «По причине ужасного дыма «Азов» прошел несколько далее за центр, отчего между ним и последним английским кораблем («Альбионом») осталось четыре фрегата и столько же корветов, никем не занятые. По сей причине «Азов» и «Альбион», более других подверженные атаке превосходящих сил, долженствовали и претерпеть более; но искусство и опытность капитана Лазарева, управлявшего движениями «Азова» с хладнокровием и мужеством примерным, доставило нашему адмиральскому флагу еще большую славу… Подавляемый превосходством числа судов сей («Азов») как разъяренный лев, окруженный ловцами, растерзав одного врага, обращался на истребление второго…»
На входе более иных из русских кораблей досталось шедшим вторым "Гангуту". Несколько точных ядер побили у него на юте много народу. Матросы, показывая друг другу на турок, делились впечатлениями:
– Даром, что много, а лишь бы нам волю дали, ну а мы и одни окаянных отделаем под первое число!
Подъем духа был небывалый. Там, где раньше ворочали пушку восемь человек, теперь управлялись четверо!
Не обошли турки вниманием и головной "Азов", по которому, завидев адмиральский флаг, палили так же ожесточенно. Но, несмотря на все происходящее, на шканцах "Азова" царило деловое спокойствие. Капитан 1 ранга Михаил Лазарев, по-прежнему, распоряжался, не повышая голоса, офицеры сосредоточенно сдержанны, матросы деловиты и серьезны. Сам контр-адмирал Гейден был больше озабочен тем, что творилось на остальных кораблях и в бухте в целом, чем обстановкой на корабле. Еще не миновав узкость пролива, но, видя, что корабли один за другим успешно проскакивают сфактерийские батареи, он повеселел.
– Ну-с, Михаил Петрович, – говорил он Лазареву, выхаживая туда-сюда под ядрами. – Кажется, мы не опоздали!
– Да, Логин Петрович, – отзывался последний. – Десерт еще не подан!
У ног капитана 1 ранга с шипением крутилось упавшее ядро. Уловив момент, когда оно замерло, Лазарев с силой поддал его ногой за борт.
Первые полчаса «Азов» сражался с 76-пушечным турецким линкором, с которым ранее дрался «Альбион». Расстреливаемый «Азовом» турок, будучи уже не в силах сопротивляться, обрубил канаты и хотел, было, свалиться на абордаж, но встреченный целой серией всесокрушающих залпов отвернул в сторону и выбросился на отмель.
Корабль «Азов» в Наваринском сражении
Не обошли турки вниманием и головной "Азов", по которому, завидев адмиральский флаг, палили так же ожесточенно. Но, несмотря на все происходящее, на шканцах "Азова" царило деловое спокойствие. Капитан 1 ранга Михаил Лазарев, по-прежнему, распоряжался, не повышая голоса, офицеры сосредоточенно сдержанны, матросы деловиты и серьезны. Сам контр-адмирал Гейден был больше озабочен тем, что творилось на остальных кораблях и в бухте в целом, чем обстановкой на корабле. Еще не миновав узкость пролива, но, видя, что корабли один за другим успешно проскакивают сфактерийские батареи, он повеселел.
– Ну-с, Михаил Петрович, – говорил он Лазареву, выхаживая туда-сюда под ядрами. – Кажется, мы не опоздали!
– Да, Логин Петрович, – отзывался последний. – Десерт еще не подан!
У ног капитана 1 ранга с шипением крутилось упавшее ядро. Уловив момент, когда оно замерло, Лазарев с силой поддал его ногой за борт.
Первые полчаса «Азов» сражался с 76-пушечным турецким линкором, с которым ранее дрался «Альбион». Расстреливаемый «Азовом» турок, будучи уже не в силах сопротивляться, обрубил канаты и хотел, было, свалиться на абордаж, но встреченный целой серией всесокрушающих залпов отвернул в сторону и выбросился на отмель.
Из хроники сражения: «После вступления российской эскадры в дело огонь с турецких кораблей через несколько минут приметно стал слабеть, перемежаться, гаснуть и умолкать. Между тем беглый огонь с союзных кораблей выливался правильно, непрерывно и постепенно. По мере того как корабли входили в дело, увеличивался сильнее и сильнее. Гром от двух тысяч орудий слился в один звук, море колебалось, как от землетрясения. Корабли дрожали от сотрясения в воздухе. Ветер начал стихать, оба… флота оделись густыми облаками дыма. Небо и вода исчезли. И день обратился в ночь; одно пламя, извергаемое пушечными жерлами. Освещало и открывало цели сражающимся кораблям…»
Около 16.00 дравшийся с «Азовом» фрегат загорелся. Его понесло течением в сторону и, спустя несколько минут, разорвало в куски за кормой «Азова». Но передохнуть азовцам было не суждено. Мгновенно открывшиеся фрегаты и корветы второй и третьей линий начали палить в «Азов». Перестрелка продолжилась. Около 17.00 еще один дравшийся с «Азовом» корвет взорвало на воздух. Еще через четверть часа у дравшегося с «Азовом» фрегата под флагом Тагир-паши была сбита бизань-мачта и перебиты канаты. А еще пятнадцать минут спустя затонул от многочисленных попаданий корвет во второй линии. Флагман Тагир-паши имел участь не менее плачевную. Потеряв пятьсот человек из шестьсот, разбитый и разрушенный в конец, фрегат был сожжен самими турками.
Командир русской эскадры Логин Петрович Гейден (свой флаг держал на «Азове»)
Историки Наварина очень высоко оценивают помощь, оказанную «Азовом» «Азии" Кодрингтона: «В жару битвы, когда турки, еще неослабленные, защищались с необоримым мужеством, граф Гейден имел случай помочь английскому адмиралу. 80-пушечный корабль под флагом капитан-бея, сражавшийся с «Азией», по причине перебитого у него шпринга, повернулся к «Азову» кормой, граф, усмотрев сие, немедленно приказал отделить от левого борта 14 орудий для действия противу сего корабля; они действовали с таким успехом, что чрез полчаса разбили ему в корму…»
Помимо этого, как бы между делом, «Азов» умудрился помочь и «Генуе». Когда английский линкор перебил якорные канаты одному из турецких линейных кораблей и на том начался пожар в констапельской, «Азов» картечью помешал туркам потушить этот пожар и вскоре объятый пламенем турецкий корабль взлетел на воздух.
Если головной «Азов» пробивался к своей боевой позиции еще при относительно удовлетворительной видимости (по крайней мере в это время еще в разрывах дыма можно было кое-что увидеть), то шедшим за ним кораблям пришлось идти в слепую между горящими брандерами при все возрастающем огне турок.
Из шканечного журнала линейного корабля «Гангут»: «В 1\2 3 часа корабля наш, прошед против крепости правого берега и батарей левого был встречен сильным огнем, нанесшим большой вред нашему рангоуту и парусам, на который мы тотчас отвечали залпами, открыв огонь с обоих бортов и вместе с проходящим у нас справа французским кораблем «Бреслав», чрез что заставили оные замолчать на время…»
Вахтенный лейтенант «Гангута» Цебриков, не видя перед собой скрытого дымом «Азова» кричал стоявшему рядом Авинову:
– Куда править?
– На румб по компасу! – отвечал Авинов.
Оба подошли к нактоузу и с ужасом увидели, что от стрельбы все картушки сброшены со своих шпилек.
– Что будем делать? – Поднял глаза на командира лейтенант Цебриков.
– Пойдем, ориентируясь по пальбе и густоте дыма! – мрачно ответил Авинов. – Где больше палят, там и «Гейден с Лазаревым!
Над головами наших моряков трещали пробиваемые ядрами паруса. Людей убивало ни столько от самих ядер, сколько от разлетающейся во все стороны щепы и падающих вниз обломков перебитого рангоута и обрывков такелажа… Потери возрастали ежеминутно.
Следом за «Гангутом» в кромешной тьме пробирались «Иезекииль» и «Александр Невский». Из шканечного журнала линейного корабля «Александра Невского»: «Сражение началось в 3\4 3 часа, проходя в губу, палил с 2-х бортов…»
В историческом журнале русской эскадры об этих напряженных минутах осталась многозначительная запись: «Английский адмирал… подверг российскую эскадру всему огню неприятельской канонады и поставил предводителя оной в затруднение тем, что он во мраке густого дыма, под сильным перекрестным огнем неприятеля должен вводить и устраивать оную…»
Однако, несмотря на все трудности, эскадра Гейдена прошла мимо неприятельского флота в полном порядке и бросила якоря там, где ей было указано. «Азов», «Гангут», «Иезекииль», «Александр Невский», «Елена», «Проворный», «Кастор» и «Константин» под обстрелом встали последовательно вдоль линии турецких фрегатов в центре позиции и на западном крыле. Один за другим. Как на ученьях, убрали они паруса, положили в грунт якоря, уровняли шпринги, удержав при этом и между собой самое близкую дистанцию, что обеспечивало взаимную поддержку в бою. Блистательный маневр не остался незамеченным союзниками. С кораблей, мимо которых проходили наши, им махали шляпами, крича "браво"!
Кодрингтон, сумевший разглядеть в разрывах пороховых клубов прибытие русской эскадры, был восхищен ее действиями.
– Надо отдать честь нашим русским союзникам! Готов держать любое пари, что даже при самых благоприятных обстоятельствах никто не смог бы исполнить этот маневр лучше! – сказал он окружавшим его офицерам. Желающих держать пари с главнокомандующим, разумеется, не нашлось.
Капитан Томас Феллоуз
А сражение все разгоралось, становясь с каждой минутой все ожесточенней. В.Броневский пишет по этому поводу так: «…Сражение, произошедшее на столь тесном пространстве и в таком отчаянном положении, не могло быть иное. Как самое кровопролитное, губительное и решительное. Два флота, почти сцепившись рея с реями, подобны двум бешенным поединщикам, искавшим не жизни и победы, а смерти бедственной. Но славной. Ни друзья, ни недруги не могли уже уклониться или избегнуть совершенно конечного истребления: малейшая неудача в движении или неискусство в стрелянии долженствовало сопровождаться верной гибелью. Храбрый Кодрингтон поставил своих подчиненных между смертью и победой».