и.
– Для того чтобы помогать становлению вашего государства мы должны знать о ваших планах! – заметил Гейден.
– Безусловно, я буду впредь согласовывать свои действия с вами! – поправил очки на переносице Каподистрия. – Кроме всего прочего я прошу по возможности оказать мне и финансовую поддержку. Наша казна совершенно разворована, и я не могу даже оплатить труд хотя бы нескольких чиновников!
Кодрингтон и Гейден переглянулись. Откуда у них деньги на финансирование греческого правительства!
– Увы, – развел руками Кодрингтон. – Мы, как вы сами понимаете, деньгами не распоряжаемся. Единственное, чем я могу помочь – это выделить в ваше распоряжение линейный корабль «Уорспайт». Пусть он пока станет вашей плавучей резиденцией!
– В свою очередь я выделяю вам фрегат «Елена» и бриг «Ревель», которые вы можете использовать по своему усмотрению! – дополнил соратника Гейден.
Но русские моряки все же нашли возможным, выделить Каподистрии 15 тысяч талеров из эскадренной казны, поделиться продовольствием и передать 100 бочонков пороха.
Греческая республика, которую предстояло возглавить Каподистрии, представляло собой лишь кусок территории в западной части Пелопоннеса, перешеек полуострова и острова Каклады. Над всеми остальными землями и островами Эгейского моря по-прежнему безраздельно властвовала Турция. Для начала необходимо было остановить кровопролитие. Два предводителя местных греческих отрядов уже готовы были устроить братоубийственную бойню, когда Каподистрия сошел на берег и примирил их. Прибыв в Эгину, которую он определил временной столицей, Каподистрия сразу же вступил в должность.
– Надо было бы провести торжественную и пышную церемонию! – заикнулись, было, президенту соратники.
– Сейчас на это нет ни времени, ни денег. – Когда все этого у нас будет в достатке, тогда будем праздновать и веселиться! – заметил им Каподистрия. – А пока у нас много дел. Завтра мы учреждаем сенат, совет министров и военный совет, а послезавтра комиссию духовных дел и национальный банк. Затем займемся армией и флотом, починкой крепостей.
Вокруг Каподистрии назойливо крутился командующий греческим флотом известный проходимец Томас Кохрейн. В свое время выгнанный с английского флота за распускание сплетен, он затем успел покомандовать Чилийским и Бразильским флотами, после чего отправился в Грецию, где правдами и неправдами получил чин великого адмирала-наварха. Теперь Кохрейн хотел стать морским министром. Кохрейн Каподистрии не понравился с первого взгляда. Авантюристов бывший российский дипломат не любил.
– Я считаю, что каждый должен служить по зову своего сердца, а не по зову золота! – сказал он опешившему Кохрейну. – Желаю вам удачной дороги до Англии!
Морским министром был назначен опытный мореход Томбазис, а командующим флотом энергичный наварх Андреас Миаулис. Основу греческого флота составили несколько наскоро переоборудованных торговых бригов и небольшие, но быстрые и маневренные каперские шхуны – «мистиконы», что в переводе с греческого означает «тайные суда». Свой флаг Миаулис поднял на единственном линейном фрегате «Эллас». Фрегат был совсем недавно куплен в Америке за полтора миллиона франков, собранных по всей Европе. Вместо сорока пушек Миаулис установил на свой флагман пятьдесят восемь.
– Но ведь судно перегружено и потеряет скорость хода! – говорили знатоки морского дела.
– Уху рыбой не испортишь! – отвечал Миаулис сомневающимся. – К тому же я намерен не убегать, а драться!
Только 1 января 1828 года дошла очередь ремонта и до кораблей нашей эскадры. Флагманский «Азов» перетянулся к местному адмиралтейству и встал под краны для смены мачт. На следующий день из него вынули старые мачты и бушприт, а еще через две недели поставили новые. Еще через месяц сменили мачты и на «Иезекииле». «Невский» и «Гангут» же смогли сменить мачты только в середине марта. Особенно много возились с тихоходным «Александром Невским», чтобы хоть немного увеличить его скорость пришлось на нем перекладывать весь балласт. Что касается местного такелажа, то он вообще никуда не годился.
– Все канаты перепрели и перегорели в здешних магазинах, что будем делать, – докладывал Гейдену Лазарев.
– Делать нечего! – вздыхал тот. – Будем брать, что дают!
Порох закупили по сходной цене на местном английском арсенале, а вот с ядрами вышла промашка. Английские не подходили к нашим пушкам по своим калибрам. Вместо них, однако, подошли старые французские ядра еще наполеоновской армии.
Как оказалось, не все можно было исправить даже починкой. Снова сказались былые недосмотрения при постройке кораблей и судов. Не отплавав еще и половины своего срока, они были уже гнилыми! Лично пролазив по трюмам, Гейден был вынужден отписать в Петербург, что «Гангут» и «Проворный» «имеют много гнилостей и лучше всего, от греха подальше, отправить их в Россию. Послание командующего эскадрой вызвало возмущение у генерал-интенданта флота Головина и строителя «Гремящего» Строке. Оба написали жалобу и были вызваны Николаем Первым.
– Гейден сгущает краски, так как по нашим бумагам оба судна вполне благонадежны!
На что император, подумав, ответил:
– Бумаги бумагами, а Гейдену с его моряками на сиих судах плавать. Посему я всецело принимаю его сторону! Корабль возвращайте домой, а фрегат пусть попробуют все же починить на месте!
Однако от Петербурга до Мальты путь не близок. Инструкции Гейдену обычно привозили месяца за полтора, зато европейские газеты за пару недель. Это заставляла командующего нервничать. В Новый год на Мальту пришел английский фрегат «Галатея», капитан которого передал Кодрингтону и Гейдену последние европейские слухи – если Россия объявит войну Турции, то Англия вступится за последнюю.
Адмиралы выразительно переглянулись.
– Не дай Бог! – перекрестился Гейден. – Оказаться при объявлении войны в вашей базе, да еще и на разоруженных судах!
В словах Гейдена не было преувеличения. Все русские корабли перед постановкой в док-ярд Валетты сдали свой порох в местное английское адмиралтейство и теперь были абсолютно беззащитны.
– Не дай Бог нам вообще драться друг с другом! – покачал головой Кодрингтон.
– Будем ждать и надеяться, что у наших политиков все же хватит ума не доводить дело до взаимного кровопролития! – высказались оба, глядя друг другу в глаза.
Сразу же по возвращении на «Азов», Гейден велел работать на ремонтирующихся кораблях круглосуточно, чтобы как можно быстрее покинуть Мальту. Все понимающий Кодрингтон препятствий ремонту не чинил.
Вскоре российский командующий действительно получил секретный пакет из Петербурга, в котором Нессельроде сообщал о решении Николая Первого начать войну с Турцией не позднее марта месяца. При этом министр, советовал идти вместе с Кодринготоном блокировать Дарданеллы, а еще лучше прорываться в Константинополь, чтобы там принудить султана подписать мир.
– Что они там, совсем ничего не видят! – в сердцах швырнул секретную депешу на пол Гейден. – Какой совместный прорыв к Константинополю, когда нас не сегодня-завтра заставят вцепиться друг другу в глотки!
Гнев гневом, но ответ свой в Петербург Гейден составил вполне дипломатично: «Я намерен по выходе из Мальты, избрать один из архипелажских островов центральным пунктом моей стоянки и крейсирования до тех пор, когда Кодрингтону будет возможно выйти в море и соединиться со мной…»
Тем временем Лазарев, изучив карты и опросив местных моряков, нашел и подходящее место базирование для нашей эскадры. Это был порт Ауза в северной оконечности острова Парос. Хорошо защищенная от ветров, бухта имела к тому же узкий вход, который было легко защитить береговыми батареями. Помимо всего прочего в бухте имелся небольшой порт, который можно было использовать в интересах эскадры. Немаловажным был и тот факт. Что более полувека назад именно на Аузу базировалась после Чесмы Средиземноморская эскадра адмирала Спиридова. О своем выборе Гейден известил Каподистрию. Тот ответил, что против выбора россиян не возражает.
Если офицерам российских кораблей удавалось возмещать отдых и службу, то для нижних чинов никакого просвета не было. Один-два схода на берег и снова непрерывные тяжелые работы, конца которым не было видно. Бытом матросов никто не занимался. Офицеры жили на берегу и появлялись на судах только в порядке очередности. Работая в сырых батарейных палубах, матросы там же и спали. В целях экономии команды кормили из старых судовых запасов и даже воду давали тухлую, залитую еще на Сицилии. Доведенные до крайности люди начали роптать. Было ясно, что этим дело не кончится, но поглощенные береговыми заботами офицеры все прозевали.
Вначале команда поднялась на «Азове», но там Лазареву в последний момент кое-как удалось ее утихомирить. Затем поднялся «Александр Невский». Там уже все было, куда серьезней.
Вечером по команде брать койки, команда «Невского» отказалась их брать. Не помогло даже прибытие и увещевание командира корабля.
Растерявшийся Богданович велел передать о случившемся Гейдену. Тот немедленно прибыл на «Невский». Команда по-прежнему стояла в строю, не беря коек и не расходясь.
Стараясь казаться спокойным, Гейден вышел перед строем:
– Чего бузите, братцы? Говорите мне смело!
– Имеем к вашему превосходительству претензию! – раздалось из толпы.
– Слушаю!
– Ревизор лейтенант Бехтеев каждый раз отбирает из общего котла лучшую зелень и мясо и отдает в кают-компанию! Денщики офицерские лучшие куски из котлов тащат и тащат! Мичман Стуга лупил вчера многих по лицу, когда брали койки!
– Разойдитесь, берите койки и отправляйтесь спать! Обещаю, что во всем разберусь по справедливости! – заверил матросов Гейден. – Утро вечера мудренее.
Утром он назначил следствие по делу бунта команды на линейном корабле «Александр Невский». Из рапорта Л.П.Гейдена начальнику Морского штаба: «Я предписал за оказанный поступок судить военным судом из числа означенной команды 14 человек нижних чинов служителей, которые кажутся более других участвовавшими в этом деле, отрешив лейтенанта Бехтеева 4-го от сей должности. Командира корабля капитана 2 ранга Богдановича сменил…»