Что касается офицеров, то их наказание было формальным. Отстраненный от ревизионной должности, кстати, весьма нелюбимой офицерами, Бехтеев остался вахтенным начальником на том же «Невском», а мичман Стуга был лишь переведен на «Азов» и впоследствии дослужился до полковника.
С матросами поступили же, наоборот, весьма круто. Большинство из «отобранных» служителей приговорили к смертной казни. Однако, учитывая храбрость при Наварине, казнь была заменена каторгой. Осужденных вначале держали под караулом на «Азове», а затем отправили попутным судном в Кронштадт. Дальнейшая судьба этих людей неизвестна. Но скорее всего она была весьма печальной.
В оправдание свой жестокости Гейден впоследствии говорил:
– А что мне еще оставалось делать! Если бы Богданович самолично уладил дело миром, да не выносил сор из избы, все бы и обошлось, а так пошел звонить во все колокола! Что подумал бы государь, узнавши о моем снисходительстве, когда два года тому назад на Сенатской площади бунтовал Гвардейский экипаж, а матросы из оного вновь бунтовали на «Невском»!
Что касается Луки Богдановича, то он был определен капитаном над нашей береговой базой на Мальте.
– Пусть лучше ремонтами да складами заведует, коль людьми не может! – решил Гейден.
Новым командиром был определен бывший командир фрегата «Проворный» капитан-лейтенант Епанчин, а его должность принял старший офицер с «Гангута» Готовцев.
Помимо этого, на эскадре произошли и другие передвижения офицеров по службе. Так, получивший контр-адмиральский чин и штатную должность начальника штаба эскадры, Лазарев сдал дела командира «Азова» капитану 2 ранга Хрущеву, командовавшему до сего времени фрегатом «Константин». Фрегат от Хрущева, в свою очередь, принял бывший старший офицер «Азова» капитан 2 ранга Баранов. К нелегкой же барановской должности был определен лейтенант Павел Нахимов.
– Ты, Павлуша, впрягайся в работу, как следует, а я при случае перед Логином Петровичем слово замолвлю, чтобы очередной освободившийся бриг тебе под команду отдать! – обрисовал перспективы своему любимцу Лазарев.
Впрочем, об исполнение своего долга Нахимову говорить было излишне. Службу он правил всегда на совесть.
Вскоре после ухода эскадры Сенявина в Портсмут, стало очевидным, что окончания Средиземноморской кампании в обозримом будущем не предвидится. В перспективе предстояла многомесячная блокада Мореи и крейсерства в Архипелаге. Было ясно, что Гейден при этом будет нуждаться, прежде всего, не в линейных силах, а в мелких судах, крайне необходимых для доставки депеш и припасов, сторожевой службы и разведки. Гейдену нужны были бриги.
В войнах морских всегда так, что корабли линейные лишь силу державную собой олицетворяют, да в редких решающих схватках демонстрируют мощь своих пушек. В повседневной же жизни нет важнее для флота судов, чем бриги. Это рабочие лошади флота, которых никто никогда не оберегает и гоняет во все стороны, почем зря. А потому служба на бригах, хоть и изнурительная, но в стократ интереснее, чем линкоровская. Вот и теперь оказалось, что линейных кораблей в Средиземные воды понагнали, а о бригах, как всегда забыли, и вот, наконец, спохватились. Обо всем этому Николаю и доложил адмирал Моллер.
– Что мы можем реально послать? – задал встречный вопрос император.
– На сегодня благонадежными в дальнее море имеются лишь два брига, да два еще достраиваются! – браво отрапортовал Моллер.
– Вот их и посылайте, а одновременно заложите на верфях еще несколько! – дал указание Николай Первый.
Антон Васильевич фон Моллер
Немедленно начали готовить к плаванью, стоящие в Кронштадте «Ахиллес» с «Ревелем», да в бешенном темпе достраивать на Охтенской верфи «Усердие» и «Охту».
Чтобы не терять понапрасну времени, бывший в готовности к плаванию «Ахиллес», не дожидаясь остальных, почти сразу отправили к Гейдену. Для «Ахиллеса» императором была предусмотрена особая миссия. По прибытии в Средиземное море бриг, названный в честь древнегреческого героя, поступал в распоряжение первого греческого президента Ивана Каподистрии, который вот-вот должен был появиться на греческих берегах. На это капитан- лейтенант Шулепников получил особые инструкции.
– Ты теперь, Гриша, у нас не моряк, а дипломат наиважнейший! – подшучивали над ним товарищи.
– Да ну вас всех! – отмахивался Шулепников. – Не обучен я политесам да разговорам салонным, мне бы в вояж дальний от всех столичных штук подальше, но видно, на сей раз не судьба!
На складах выдали Шулепникову ковров персидских и посуды хрустальной, пригрозили при этом:
– Это не для того, чтобы ты на сих коврах валялся и из фужеров богемских водку хлестал, то для особы президентской! Да гляди в оба, чтобы все в сохранности возвернул, а то мы тебе такой начет распишем, не возрадуешься!
– Понял! – грустно кивнул Шулепников и принялся самолично ковры со стаканами пересчитывать.
Наконец все сборы остались позади и «Ахиллес» вырвался в море.
– Как знать, может за время нашего плавания все еще переменится и выпадет нам не тоска дипломатическая, а крейсерства дерзкие! – делился своими мыслями с офицерами командир брига.
– Мы такому расклады только радешеньки будем! – отвечали те.
Вскоре вслед за «Ахиллом» двинулись и остальные бриги. Общее командование над ними было поручено командиру «Ревеля» капитан- лейтенанту Селиванову. За плечами командира «Ревеля» была Сенявинская Средиземноморская кампания и кругосветный вояж. Два кругосветных плавания было и за плечами командира «Охты» капитан-лейтенанта Никольского и одна кругосветка у командира «Усердия» Кадьяна. Это была целая плеяда русских океанских капитанов!
– Следуйте в Портсмут, там осмотритесь что к чему и дальше в Месину, где уже разузнаете о месте пребывания эскадры! Припасов грузите на четыре месяца! – более чем лаконично наставил Селиванова, уставший от служебных тягот, Моллер.
10 июля 1827 года отряд Селиванова вышел на Кронштадтский рейд, а еще через неделю взяли курс на Англию. На траверзе Ревеля прошли мимо останков погибшего совсем недавно на камнях фрегата «Вестовой». Фрегат лежал на боку без мачт, но с бушпритом и издали казался почти целым, если бы по его палубам не гуляли волны.
– Ох, не к добру мы с покойничком повстречались! – крестились промеж себя матросы.
Офицеры тоже весьма мрачно глядели на остов одного из лучших судов флота.
– Вот наиболее верная эмблема мореходцев! – прокомментировал увиденное командир «Усердия» Иван Кадьян, – Сего дни они счастливы и покойны, не ведая. Что сего дни же постигнет и их подобная сему участь!
Плавание бригов с самого начала не задалось. Что было тому виной, то ли встреча с погибшим фрегатом, пророчество ли капитан-лейтенанта Кадьяна, то ли капризы погоды, но продвигались бриги вперед чрезвычайно медленно. Противные ходу вест-зюйд-вест, зюйд-вест и вест дули, дули и дули. Ко всему прочему общий ход отряда задерживал и тихоходный «Ревель».
– Господи! Ну, когда же Борей сменит гнев на милость и наградит нас хотя бы слабым остом! – вздыхали вахтенные офицеры, в который уже раз посылая вахту на очередную лавировку.
Только 23 июля бриги миновали северную оконечность острова Даго.
– Ежели так пойдет, то мы все помрем от старости, прежде чем до Средиземки дошкандыбаем! – тосковал энергичный Селиванов, в нетерпении по юту расхаживая. Но, наконец, задул долгожданный ост и бриги одним махом проскочили центральную Балтику. 5 августа они уже салютовали копенгагенским фортам.
В Копенгагене они настигли «Ахиллес». Грустный капитан-лейтенант Шулепников поведал Селиванову о том, что получил предписание адмирала Сенявина «не простирая далее плавание, вернуться в Кронштадт».
– Так что, Саша, поеду я обратно домой ковры да хрусталь на склады сдавать! – с горечью вздохнул он.
– Не печалься, еще поплаваешь! – как мог, подбодрил товарища Селиванов.
– После недельной стоянки бриги Селиванова предприняли штурм проливов, но измученные пятидневной борьбой с противными штормовыми ветрами, были вынуждены повернуть обратно на Копенгаген. Мимо них в свисте ветра и брызгах пены пронеслись новопостроенные фрегаты «Мария», «Ольга» «Александра», спешащие из Архангельска в Кронштадт.
– Давайте с нами! – кричал их командирам в рупор Селиванов. – Мы только из Кронштадта! Ничего там хорошего нету!
– Пока вы дошлепаете до Средиземного, мы уже туда и обратно обернуться поспеем! – заверили его фрегатские.
Только со второй попытки удалось бригам прорваться в Немецкое море и добраться до Портсмута. Там Селиванова ждало послание Сенявина немедленно следовать вдогонку Гейдену. Но капитаны решили несколько повременить и лучше изготовиться для предстоящей долгой морской кампании. Перво-наперво закупили железные цепные канаты, которые в отличие от старых пеньковых не перетирались, а потому были гораздо надежнее. Селиванов заложил в трюм своего тихоходного «Ревеля» тысячу пудов балласта, чтобы хоть немного увеличить скорость хода. Одновременно меняли свинцовые клюзы на чугунные, отделывали железом битинги и краспицы. Покупали карты, хронометры, секстаны и хирургические инструменты. Офицеры, пользуясь свободным временем, посетили знаменитую нельсоновскую «Виктори», которая, не смотря на свой 67летний возраст была все еще в боевом строю.
Выше по реке увидели наши резервный британский флот. Более полутора сотен линкоров и фрегатов стояли на мертвых якорях, покрытые деревянными крышами. С нескрываемой завистью смотрели наши офицеры на такое рачительное отношение к флоту. Не удержавшись, расспрашивали англичан, как им удается сохранять в целости такой огромный флот?
– На каждом судне постоянно живет боцман, тиммерман и констапель с десятком матросов. Для вентиляции внутренних помещений мы постоянно снимаем по несколько палубных досок и полос обшивки, помимо этого каждые четыре месяца красим суда белилами с сажей и охрой. – поясняли им местные английские офицеры.