– Прошу к столу! – пригласил, назначенный старшим офицером Константин Истомин. – Сегодня на обед любимое блюдо бывшего капитана – шашлык по- карски с зеленью и кипрское вино из старых судовых запасов!
Как и предрекал Нахимов, засидеться на Паросе не пришлось. Уже через пару дней «Восточная звезда» помчалась с секретным пакетом на Мальту. На переходе Нахимов без устали тренировал свою сборную команду, стараясь как можно быстрее добиться слаженности. От своих мичманов требовал научиться чувствовать судно:
– Думайте о корвете, как о живом существе. Разговаривайте с ним, хвалите его, старайтесь понять, и тогда вы увидите, насколько он будет слушаться каждой вашей команды!
Оставляя за собой пологий след, «Восточная звезда» мчалась на всех парусах. На флагштоке полоскал на ветру российский флаг.
Тогда же Гейден отписал Николаю Первому о захвате весьма ценного трофея. Николай в ответном письме распорядился именовать корвет «Навариным». Известие это на эскадре было воспринято с восторгом. В решении императора все не без оснований увидели высокую оценку их ратных трудов.
Все принятые меры по очистке «Наварина» и установления карантина для его захваченной турецкой команды оказались совершенно не лишними. Как раз в это время в армии Ибрагима в Мореи началась чума. В греческих провинциях, оккупированных египтянами, творилось нечто страшное. Люди умирали тысячами. В иных селениях вымирали все до единого. Ужас неизбежного охватил всех и турок, и греков.
В освобожденных районах борьбу с чумой возглавил лично Каподистрия (сам врач по образованию). Кордоны и карантины, окуривание и налаживание лечения – этим президент Греции занимался с утра до ночи. Принятые им чрезвычайные меры помогли быстро справиться с моровым поветрием.
Заставила чума поволноваться и наших моряков. Внезапно начали заболевать матросы на дозорном «Касторе». Вначале слег один, потом другой, третий… Спустя несколько дней двое матросов умерли. Сытин испугался не на шутку, а вдруг это зараза с захваченного корвета! Доложил Гейдену, тот сразу же велел командирам кораблей принимать экстренные меры. На берегу Лука Богданович срочно выстроил большой карантин, велел выбелить его известкой. Вокруг карантина поставили караул, беспрестанно палили для окуривания костры. «Кастор» немедленно отозвали с позиции. Фрегат поставили на якорь у берега, а команду отправили высиживать свой 40- суточный срок. В карантине сослуживцев уже приветствовал тамошний старожил лейтенант Бодиско.
– С прибытием вас в наши Палестины, Иван Семенович! – располагайтесь как дома! Теперь будем вместе микстурами давиться и дымком окуриваться!
– Тьфу на тебя! Нашел время шутки шутить! – только и отмахнулся расстроенный Сытин. – Так в четырех стенах всю войну и просидим! Будь неладен этот египтянин!
Однако все обошлось, и тревога оказалась ложной. Никакой чумы на российской эскадре не оказалось.
Один месяц сменял другой, но никакой надежды изгнать Ибрагим-пашу из Греции, по-прежнему, не было. Ситуация складывалась тупиковая и Гейден предложил адмиралам-союзникам еще раз припугнуть турок и египтян повторением Наварина. Союзники отреагировали на предложение российского командующего кисло. Оба сослались на отсутствие соответствующих бумаг.
Наконец, несколько зашевелились и в столицах. В Лондоне премьер-министр герцог Веллингтон был категоричен:
– Я против военного решения греческой проблемы! Султан, несмотря ни на что, наш стратегический союзник против имперских амбиций России, а потому мы должны их беречь на черный день!
К удивлению всех, французский король Карл Х решил быть воинственным.
– Я разделяю позицию англичан! – высказался он на заседании правительства, – Однако, я не против, если бы наша армия помогла Каподистрии вышвырнуть турок из Греции. Пора напомнить Европе о славе французского оружия! Я решил отправить в Морею экспедиционный корпус наших ветеранов!
Речь короля утонула в аплодисментах.
Что касается Лондона, то он отреагировал на французскую инициативу нервно. Веллингтон был лаконичен:
– Лягушатники снова обрели прыть, мало я их лупил!
Зато в Петербурге, в преддверии возможной войны с Турцией, речь короля Карла была воспринята как маленькая, но победа.
– Я всегда заявлял и заявляю сейчас, что решение греческого вопроса обязательно войдет в условия нашего будущего мирного договора с Турцией. – заявил император Николай. – Правда, эскадра Гейдена сейчас лишена былой инициативы, и не может в полную силу помогать грекам, однако, демарш французов вновь ослабил английские поводья, и мы можем делать свое дело!
Ввиду последних заявлений в Петербурге всерьез рассматривали вопрос о возможности выступления вместе с Францией против Англии. Однако Николай Первый положился во многом сведена на нет сверхосторожностью министра иностранных дел Нессельроде. В письме Гейдену министр советовал ему ни с кем не ссорится, и всеми силами избегать каких-либо споров. Он писал: «Государь предписывает вам не раздроблять слишком силы вверенной вам эскадры, и заботиться, чтобы расположение общего плана блокады и крейсерства не отнимало у вас средства начальником греческого правительства… Достаточен ли будет самый неприступный порт Архипелага для обеспечения… эскадры от враждебных действий сильнейшего флота и не заставит ли вас недостаток в средствах к продовольствию и истощению военных снарядов удалиться в один из французских портов Средиземноморья".
Тем временем не терял времени и воинственный Ибрагим. Он стянул свои войска в треугольник крепостей в Мессении, где основательно укрепился. 30- тысячная армия засела в нескольких долинах, окруженная со всех сторон повстанцами. Голодные воины ели конину и мулов. Взбунтовались озлобленные отсутствием «бакшиша» албанцы. Через голову египтян они попытались договориться с греками о своем пропуске на родину. Греки не возражали. Но Ибрагим воспрепятствовал уходу албанских банд.
– Рассейтесь, как саранча по всей Греции – жгите, режьте неверных и обогащайтесь! – внушал он алчным албанским предводителям. – Зачем вам возвращаться домой нищими, когда вы можете вернуться богачами!
Албанские вожди терялись в сомнениях, что им делать: удирать, пока не поздно, восвояси, или еще немного пограбить?
Чтобы поднять дух войска, Ибрагим разрешил своим воинам все, вплоть до массовой резни местных жителей. Союзникам он грозил через парламентеров:
– Я разорю Грецию так, что тысячу лет здесь будет мертвая пустыня! На это Кодрингтон ответил нотой и объявил об усилении блокады.
– Передайте на словах, что если Ибрагим будет, продолжать разбойничать, то это отразится на участи не толь его армии, но и его лично! – напутствовал он адъютанта-курьера перед поездкой в ставку Ибрагим-паши.
Найти египетского пашу оказалось не просто. Боясь чумы, он перебрался на бриг, который бросил якорь посреди Наваринской бухте. Оттуда Ибрагим грозил союзникам новыми разорениями, требуя пропустить к нему транспорты с боеприпасами и продовольствием.
– Я готов оставить Грецию, но только в том случае, если вместо меня сюда придет турецкая армия! – выставил он новое условие.
– Кажется, Ибрагим совсем потерял голову! – передернул плечами Кодрингтон, получив ответ дерзкого египтянина. – Жаль, что он так быстро забыл наваринский урок. Не мешало бы еще раз напомнить!
Британскому вице-адмиралу в те дни было нелегко. Он уже знал, что дни пребывания его на Средиземном море сочтены. С Гейденом Кодрингтон был откровенен:
– Скоро вам, дорогой друг, придется бороться с нашими врагами в одиночку, так как я калиф на час! К тому же и отношения наших держав ухудшаются день ото дня. Герцог Веллингтон так боится Россию, что, кажется, потерял от страха голову. Единственно, чем я могу вам еще помочь – это приказом своей эскадре не вмешиваться в ваши бои с турками. Пока я уеду, пока прибудет новый командующий, вы, в случае начала войны с султаном, получите некоторое время для решения своих дел. Больше, увы, я ничего уже не могу!
– Спасибо и на том! – расстроено вздохнул Гейден, полагавший до этого момента, что все слухи о возможном увольнении Кодринготона лишь обычные сплетни. – Жалко в Лондоне не понимают, что ваш уход – это удар, прежде всего, по престижу самой Англии.
– Со мной было уже все кончено после Наварина! – усмехнулся англичанин. – Самостоятельных политических решений у нас не прощают!
– Что вы намерены делать сейчас? – поменял неприятную обеим тему разговора Гейден.
– Думаю, что вы у греческих берегов справитесь и без меня. Я же намерен блокировать Александрию. Пусть не только у сына, но и у его папаши поболит голова! Попробую договориться с Мехмет-Али-пашой об уходе Ибрагима из Греции! – честно поведал о своих планах Кодрингтон.
В эти дни флотилия греческих судов под флагом адмирала Мауилиса настигла у мыса Баба острова Митилин турецкий корвет с фрегатом.
– Атакуем! – был предельно лаконичен греческий адмирал.
В ходе ожесточенного артиллерийского боя греки заставили турок выброситься на мель. Остатки турецких команд в ужасе разбежались в горы. Мауилис собрал своих матросов:
– Мы еще только начали выметать турецкий мусор с наших морей и не успокоимся, пока не вычистим все до конца!
– Зито! Зито! Зито! – кричали в ответ пропахшие порохом мореходы.
В июле Ибрагим-паша все же согласился встретится с союзниками. Встреча прошла на берегу моря под Модоном. От российской стороны на ней участвовал Гейден, от французов де Риньи, от англичан командор Кэмбл. Была она не продолжительной. Ибрагим старался сохранить лицо. На требование союзников эвакуировать армию в Египет, он ответил, поглядывая свысока:
– Я покину Морею только по велению моего отца и только на своих судах! Пленных греков я верну. Но только после убытия своих войск!
– Сколько же мы возимся с этим треклятым Ибрагимкой! – зло выругался Гейден, вернувшись на флагманский «Азов». – А ведь для приведения его в чувство хватило бы всего одной нашей дивизии!