Наварин — страница 53 из 102

Пока Вторая, а за ней и Третья эскадры добирались до Средиземного моря, планы высокого начальства относительно их использования серьезно поменялись. Война с Турцией явно затягивалась. Осада придунайских крепостей шла крайне медленно. Было очевидно, что за одну кампанию противника не сломить. Министр иностранных дел Нессельроде писал вицеадмиралу Гейдену: «Может… случиться, что упрямство султана продлит его борьбу с нами… В таком случае необходимо будет направить достаточные морские силы к Дарданеллам…»

* * *

Боевые действия начались на Дунайском театре в апреле 1828 года. Русская армия действовала стремительно. Передовой отряд донских казаков подполковника Золотарева дерзким наскоком занял столицу Малой Валахии Крайову. Там донцы внезапно для себя столкнулись с местными запорожцами, предки которых в свое время переметнулись под турецкую длань, основав Дунайскую Сечь.

Две казачьи лавы, уже готовы были кинуться друг на друга, однако, в самый последний момент донцы и запорожцы опустили пики.

Придерживая коней, казаки настороженно смотрели друг на друга. Когда-то братья по оружию, теперь они должны были воевать друг против друга.

– Я подполковник всевеликого войска Донского! – выехал вперед Залотарев. – Кто тут у вас будет за атамана?

– Я кошевой атаман Запорожской Сечи и двухбунчужный паша Иосиф Головатый! – подъехал к нему дюжий казак с отвислыми усами.

– Драться будем или как? – бросив в ножны шашку, вопросил донской подполковник.

– Мы с хлопцами на кругу порешили идти всем кошем под руку московского царя! – махнул рукой теперь уже бывший двухбунчужный паша. – Нет у нас другого пути, как вместе с Россией!

– Любо! Любо! – раздалось со всех сторон.

Перейдя границу России, запорожцы расположились в Измаильском карантине, где и присягнули на верность Николаю Первому. Император, прибывший к этому времени в действующую армию, тут же наградил Головатого медалью со своим изображением.

– Я знаю, что вы за люди. Верю, что поступок твой искренен! – спросил, пытливо в глаза глядя. – Бог вас простит, отчизна прощает, и я прощаю!

– Клянусь на кресте православном от имени всего запорожского коша верой и правдой служить нашей единой неньки России на веки вечные! – отвечал Гладкий, осеняя себя крестным знамением.

Тем временем 3-й армейский корпус форсировал Дунай у местечка Сатуново, что расположилось напротив правобережной турецкой крепости Исакчи. Всего три года назад по планам заговорщика декабриста Павла Пестеля именно 3-й корпус Южной армии должен был возглавить поход мятежных войск на Москву. Теперь командиру корпуса генералу Рудзевичу (самым непосредственным образом замешанному в подготовке декабристского восстания!), офицерам и солдатам корпуса предстояло реабилитироваться за прошлые прегрешения.

Корпус переправлялся под огнем, засевших на противоположном берегу турок. Первыми под прикрытием пушек переплыла реку егерская бригада. Канонерки Дунайской флотилии под командой капитана 2 ранга Патаниоти поддержали переправу войск яростной пальбой. Турки лупили по отважным канонеркам нещадно, но те стойко выдерживали огонь, отвлекая неприятеля от переполненных людьми плотов и лодок. Ядром задело в руку командира флотилии, но тяжело раненный Патаниоти наотрез отказался передать команду своему помощнику.

– Мало ли чего в драке не случается, не стоит на каждую царапину обращать внимания!

Из-за большого разлива, Дунай был в том году чрезвычайно широк. Переправочных средств не хватало, но выручили запорожцы атамана Гладкого. На своих лодках казаки, незаметно для турок, перевезли через реку егерей, а затем и два пехотных полка во главе с самим генералом Рудзевичем.

– Слава Богу, уже на землице! – радовались солдаты, на берег с лодок выпрыгивая. – Теперь-то, твердо на ногах стоя, мы любого сковырнем!

И ведь сковырнули! Храбрецы егеря штыками проложили себе путь вперед и захватили прибрежные редуты предмостные укрепления Исакчи. Вместе с егерями отважно дрались и «неверные запорожцы», проживавшие на дунайских берегах со времен императрицы Екатерины. Ныне потомки беглецов присягнули на верность России и теперь на деле доказывали свою преданность.


Александр Яковлевич Рудзевич


Едва заняли плацдарм, началась переправа первой пехотной дивизии.

Генерал Рудзевич торопил:

– Быстрее! Быстрее, пока турки не опомнились!

Успели! Когда турецкий паша понял всю опасность случившегося и начал бешеные контратаки, его уже ждала достойная встреча. Только что переправившийся Алексопольский пехотный полк уже атаковал сам с развернутыми знаменами! Потеряв в бесславном наскоке несколько тысяч человек, турки отхлынули. После этого через Дунай навели понтонный мост, по которому перешел реку уже весь корпус.

Последние три года в здешних местах свирепствовала засуха, налетала саранча. Поэтому надеяться наши солдаты могли теперь только на себя. За каждым полком по дорогам тянулись хлебные обозы. Везли все, вплоть до ручных мельниц. Каждый полк имел и по особой пароконной повозке с огромной бочкой спирта.

– Для дезинфекции! – утверждали полковые лекари.

– Для благости душевной! – говорили солдаты.

Пока два ударных корпуса, сметая все на своем пути, продвигались вперед, третий приступил к осаде крепости Браилов. Находясь на левом берегу, эта крепость контролировала все среднее течение Дуная. Браилов – орех не из легких: девять бастионов, 10-тысячный гарнизон, почти триста пушек. Крепость была стратегически важна, так как перекрывала Дунай и препятствовала снабжению армии из Молдавии. Все прошлые русско- турецкие войны неизменно начинались с осады Браилова, который всегда неизменно капитулировал перед русским штыком. Но с тех пор турки постарались отстроить укрепления крепости по последнему слову европейской фортификации.

Осадный корпус насчитывал всего 18 тысяч солдат и сотню орудий. Этой малости было явно недостаточно для штурма приграничной твердыни.

* * *

Тем временем, запершиеся в Исакче, Гассан и Эюб-паши с пятнадцатью тысячами воинов изъявили желание сдаться на капитуляцию. Со скрипом открылись крепостные ворота, и оба паши вышли из них, неся по стародавнему обычаю на шелковых подушках городские ключи. Затем в крепость с распущенными знаменами и барабанным боем вошел Муромский пехотный полк. Над цитаделью взвился российский флаг.

– Идите, кто куда пожелает! – объявил пленникам, осаждавший Исакчу, генерал-лейтенант Мадатов.

Эюб-паша решил отправиться в Шумлу, где и был почти сразу же удавлен шелковым шнуром по повелению султана. Гассан-паша оказался хитрее. Он предпочел остаться в занятой русскими Исакче.

Известие о падение первой турецкой крепости на правом берегу Дуная было встречено в армии с большой радостью. Первая победа обнадеживала и вселяла уверенность в дальнейшие успехи.

А наши передовые отряды уже обложили Тульчу, Мачин и Гирсово. Первым пал Мачин, где отличился полковник Роговский. Потом наступил черед Гирсова, который сложил оружие перед генералом Мадатовым и Кюстенджи, открывший ворота генералу Ридигеру. Знаменательно, что гарнизон Кюстенджи состоял из старых янычар, чудом выживших после константинопольской резни. Когда русские подступили к крепости, янычары собрались на совет.

– Достойно ли жертвовать жизнью за того, кто получал радость, убивая наших братьев! – вопросили одни.

– Не достойно! – ответили остальные.

Ветераны янычары тут же связали коменданта и открыли ворота. С взятием Кюстенджи значительно улучшилось снабжение нашей армии. Теперь припасы можно было привозить морем прямо из Одессы. Узнав о позоре Кюстенджи, султан Махмуд был вне себя.

– Я знал, что проклятые енычери еще сделают мне не одну пакость! Почему я тогда не обезглавил всех! – топал он ногами.

Теперь в турецкой дунайской армии вылавливали и казнили кюстенджийских янычар.

* * *

На помощь осаждающим Браилов подошла Дунайская флотилия. Главные силы флотилии – двадцать пять канонерских лодок. На каждой по три 24фунтовых пушки. Для Дуная это была большая сила! Командир флотилии капитан 1 ранга Иван Завадовский, сразу же прекратил сообщение крепости с правым берегом.

– Чтобы и муха не пролетела! – наставлял он командиров канонерских лодок. – Бей каждого, кто на реке появится!


Иван Иванович Завадовский


Первые несколько дней возглавивший оборону крепости визирь Сулейман- паша еще пытался посылать ночью лодки на прорыв блокады. Но удачи ему в том не было. Едва на середине реки показывалось какое-то судно, немедленно следовал залп, и нарушитель отправлялся на дно с проломанным бортом. Уроки были весьма наглядными, а потому их быстро усвоили – более пробраться в крепость уже не пытался никто. Отныне Браилов оказался в полной блокаде.

Осаду крепости возглавил великий князь Михаил Павлович, бывший в ту пору генерал-фельцейхмейстером русской армии. Великий князь буквально изнывал от желания отличиться в бою. Пыл его сдержало лишь ожидание прибытия старшего брата.

Спустя несколько дней переправился через Прут и направился к Браилову сам Николай Первый. Никакой охраны с ним не было. Впереди коляски, показывая путь, ехали верхом несколько молдаван.

У Браилова его встретил генерал-фельдмаршал Витгенштейн, великий князь Михаил. Остановился император в загородном доме Браиловского паши.

– Не стоит долго засиживаться у первого же препятствия! – назидательно сказал старший брат младшему. – А пока поедем, оглядим неприятельские бастионы!

Огромная пестрая свита не осталась без внимания турок, и те сразу же накрыли наблюдателей градом ядер. Шпоря коней, всадники поспешили удалиться.

– Кажется, мое боевое крещение на этой войне уже состоялось! – констатировал Николай сопровождавшему его генералу Сухтелену.

Мимо императора на носилках торопливо пронесли залитый кровью обрубок человеческого тела.