Пока наверху шла стрельба, глубоко под стенами крепости по-прежнему шла невидимая непосвященным война – минная! В темноте на карачках, судорожно глотая спертый воздух, саперы рыли подземные тоннели, крепили подпоры. Офицеры приставляли к стенкам тоннелей жестяные воронки и тревожно вслушивались, не стучат ли поблизости турецкие заступы, не роются ли контр-траншеи, чтобы подвести под наши и взорвать. Не дай Бог, тогда конец всем, ибо из-под земли уже не выбраться!
В самой Варне туркам тоже приходилось нелегко. От пожаров выгорела большая часть города. С каждым днем увеличивались болезни. Раненные и мертвые валялись прямо на улицах. И тех, и других девать было просто некуда. Вдобавок ко всему начался сильный голод. Крепость держалась лишь на упорстве капудан-паши Ицет-Магомета.
– Я дал слово не пустить русских в Варну, и я свое слово исполню, чего бы это стоило! – говорил он своим помощникам, едва те заводили разговор о возможной сдаче крепости.
Над головой турецких военачальников с воем летели тяжелые ядра. Это вел свою непрерывную бомбардировку Варны начальник морской артиллерии капитан 2 ранга Залесский. Бреш-батареи из корабельных пушек с каждым днем все больше и больше расширяли проломы в стенах.
К середине сентября был закончен русскими саперами еще один подкоп северного бастиона. Командовавший подкопом полковник Шильдер был работой своих солдат доволен.
– За правильность прокладки тоннеля я ручаюсь головой! Все сделано с точностью Фоберже! – доложился он руководившему осадой графу Воронцову, стряхивая прилипшие комья глины с коленей.
– Заполняйте горны! – разрешил тот.
После этого в конце тоннеля заложили порох. Новый взрыв должен был окончательно уничтожить передовой бастион. Глянуть на подрыв Воронцов вышел сам. Снял фуражку, перекрестился:
– Подпаливай!
Саперный офицер поднес фитиль к зажигательному шнуру. Огонек побежал под землю и исчез. Теперь оставалось только ждать. Прошло несколько томительных минут и грянуло! Сила взрывов была такова, что земля встала дыбом. Когда осела пыль, стало видно, что стены обвалились на десятки метров. Теперь можно было и штурмовать.
– От провала турок отгонять огнем, одновременно готовить войска к захвату бастионов! – велел, довольный всем увиденным, Воронцов.
Через несколько дней наши войска овладели передовым бастионом и, установив на нем осадные пушки, начали в упор громить крепость.
Предприняв отчаянную контратаку, турки отбили бастион и пытались развить свой успех, но были остановлены картечью. Затем была ответная атака, и бастион у турок снова забрали, на этот раз уже навсегда. В одной из таких схваток был ранен пулей в грудь на вылет генерал Перовский, возглавлявший очередную контратаку.
Из хроники штурма Варны: «25 сентября 110 отборных егерей и матросов за час до рассвета вошли под начальством лейтенанта Зайцевского в Варну через сделанный до того пролом в ближайшем к морю северном бастионе, положили на месте защищавших это место турок, и в жару битвы, подкрепленные несколькими ротами, бросились в середину самого города. Тогда не успели еще устроить ложемента в занятом бастионе. Отважные воины не могли удержаться против неприятельского гарнизона, получили приказание отступить и в совершенном порядке исполнили это, уведя с собою множество приставших к ним христианских женщин и детей, овладев двумя знаменами. Найденные в бастионе 14 орудий, по невозможности их увезти, были заклепаны и одно сброшено в ров. Потеря наша простиралась до 80 человек убитыми и до 300 раненными».
Вместе с егерями в этой отчаянной атаке участвовали матросы 41 флотского экипажа во главе с известным храбрецом лейтенантом Зайцевским и мичманом Гюленгеком. Говоря современным языком, это был настоящий флотский спецназ, который всегда появлялся там, где было труднее всего. Увлекшись атакой, они, не взирая на оклики старших начальников, ворвались внутрь крепости. К этому времени турки опомнились и навалились на моряков всей силой. Пришлось отходить, причем с большими потерями. Зайцевский с Гюленкеном были тяжело ранены. Мичман, к сожалению, через день умер, а Зайцевский все же выжил. За свои подвиги под Варной храбрый лейтенант был произведен в капитан-лейтенантский чин, а на грудь получил Георгиевским крест и Анну.
Несмотря на оставление развалин взятого бастиона, всем было очевидно, что падение Варны дело нескольких ближайших дней. Последние дни обороны турки драли с особым ожесточением.
Наконец, исход битвы за Варну стал очевиден даже упрямому капудан-паше. Изет-Магомет беседовал с комендантом Юсуф-пашой. Разговор был тяжелым.
– Люди дошли уже до последней крайности и едят кору с деревьев! Если не сдаться сегодня, то завтра начнется мятеж, и на самих отдадут в руки врага! – говорил Юсуф-паша, и в словах его была правда. Великий адмирал был черен от горя:
– Делай что хочешь! Я же с верными людьми запрусь в цитадели, и буду драться там до последнего вздоха!
К графу Воронцову прибыл секретарь капудан-паши диван-Эфендиси. Он оговорил предварительные пункты капитуляции. На следующий день в русский лагерь прибыл уже сам комендант Юсуф-паша. В лисьей шубе и красной феске, он был смертельно бледен.
– Мы уже не можем отстоять крепость, но мы еще можем спасти людские жизни! – сказал он при встрече графу Воронцову.
По возвращении в крепость между комендантом и капудан-пашой произошла перебранка. Оба хватались за кинжалы, но в последний момент все же сдержались. Юсуф-паша требовал полной сдачи крепости, адмирал желал продолжать драться с верными людьми. Так и не найдя общего языка с капудан-пашой, Юсуф-паша на следующие утро велел открыть ворота Варны и вывел оттуда большую часть гарнизона. Что касается упорного Изет- Магомета, то он просидел, запершись в цитадели, еще сутки, после чего тоже сложил оружие.
Осада Варны
29 сентября Варна полностью сдалась на капитуляцию. Войска вступили в Варну с распущенными знаменами и барабанным боем, и музыкой, и песенниками. Право первыми вступить в крепость было предоставлено особо отличившимся частям: 13-му и 14-му егерским полкам, саперному батальону и лейб-гвардии Измайловскому полку.
В плен попало 6 тысяч человек, победителям досталось почти две сотни пушек и масса боеприпасов. Довольный одержанной победой Николай Первый распорядился отпустить пленных на все четыре стороны. Юсуф- паша Сересский, понимая, какой прием его ждет на родине, предпочел отправиться с семьей на жительство в Россию. Храбрый капудан-паша прямо заявил, что поспешит к султану, и будет снова воевать с русскими, пока Аллах не заберет его к себе на небо.
– Как волка не корми, а все одно в лес смотрит! – покачал головой Дибич, выслушав заявление турецкого адмирала и спросил у Николая Первого. – Может лучше отправить сего воинственного пашу во внутренние губернии?
– Битые нам уже не страшны! Ежели отлупили раз, отлупим и еще! – ответил Дибичу император и махнул рукой, – Пусть едет куда хочет!
И тут же пожаловал командира осадного корпуса Воронцова золотой шпагой с надписью: «За взятие Варны».
Вечером того же дня Николай получил письмо из Петербурга, гласившее, что матери-императрице сделалось совсем плохо. Болела Мария Федоровна уже давно, однако теперь состояние ее резко ухудшилось.
– Дело идет к завершению кампании, а потому я могу теперь заняться и делами семейными! – объявил император своим генералам.
Николай немедленно перенес свой штандарт с «Парижа» на только что сошедшую со стапелей 84-пушечную «Императрицу Марию». Линейный корабль под командой капитана 1 ранга Папахристо снялся с якоря и, неся все возможные паруса, взял курс на Одессу. Начало плавания было вполне благополучным, однако затем начался бешеный шторм. Во время этого шторма не раз судьба корабля и императора была на волоске.
Из хроники боевых действий Черноморского флота за 1828 год: «Корабль «Императрица Мария» отправился из Варны 2 октября в 3 часа по полудни при тихом зюйд-зюйд-вестовом ветре. В полночь ветер перешел к норд-норд- вестовому и в то же время поднялась зыбь, предвестница бури… Около 11 часов вечера начал дуть от норд-оста, усиливаясь с каждым часом, принудил скорее сперва убрать брамсели, потом взять рифы у марселей и, наконец, закрепить фор-марсель и крюйсель и остаться под одними нижними парусами и зарифленным грот-марселем. В 11 часов утра жестоким порывом ветра сломало фор-стеньгу и грот-брам-стеньгу, а вслед за тем бом-утлегарь и утлегарь. Между тем ветер крепчал более и более и к полудню превратился в настоящий шторм, сопровождаемый дождем и страшным волнением. Надобно было убрать все паруса и остаться под одними штормовыми стакселями. По мере усиления ветра положение корабля становилось более и более затруднительным, а с наступлением шторма сделалось особо опасным. Корабль с изломанным рангоутом, которого убрать, по причине ужасной качки не было возможности, при шторме, дувшем прямо на берег, почти без парусов и, следовательно, без хода, имея огромный дрейф, находился по счислению не далее 40 миль от подветренного берега и приближался к нему с каждым часом. Ко всему этому надобно присовокупить, что известная продолжительность осенних северо-восточных ветров на Черном море отнимала всякую надежду на скорую перемену ветра, что подтверждалось, в то же время и указанием барометра, и приметами, знакомыми морякам. Таково было положение корабля «Императрица Мария» и не далеко была та минута, когда якоря оставались бы для него единственным средством спасения».
Реальной была вероятность того, что русский император может потерпеть крушение на берегу занятом турецкими войсками и попасть к ним в плен. К чести Николая первого в столь критической ситуации он проявил завидную выдержку, и во всем доверяя своему капитану греку, не донимал его указаниями.
Из воспоминаний графа А.Бенкендорфа: «Только государь, граф Потоцкий (Станислав) и я были здоровы и на ногах, Цепляясь за все