встречное, когда хотели передвинуться с одного места на другое… Нас неудержимо гнало к враждебным берегам Босфора… Еще сутки такой же бури и русского монарха выбросило бы на турецкую землю».
К счастью для Николая шторм вовремя утих, и корабль смог снова взять курс к русским берегам.
8 октября «Императрица Мария» уже входила в одесский порт. Ступив на твердую землю, император сразу же отправился в собор помолиться за свое спасение от стихии. Через два часа Николай Первый уже покинул город, торопясь в столицу. Через неделю как раз в день рождения матери он прибыл в Петербург, когда там его уже не ждали. А через десять дней Марии Федоровны не стало.
Провожая мать в последний путь, Николай весь путь до Петропавловской крепости шел по старому обычаю пешком за траурной колесницей в длинной епанче и в шляпе с флером. Со смертью вдовы Павла Первого ушла в прошлое целая историческая эпоха.
Глава четвертаяВ штормах и боях
С взятием Варны господство на Черном море окончательно перешло к российскому флоту. Еще до падения крепости Николай Первый распорядился отвезти наиболее ценные из захваченных трофеев в Одессу, чтобы известие о покорение вражеской твердыни было подкреплено и материальными доказательствами. Для этой цели был выделен парусный транспорт «Змея» под командой капитан-лейтенанта Тугаринова.
В течение суток на «Змею» было погружено 40 тысяч турецких пистолетов и ятаганов, а также 14 трофейных орудий. 12 из них, имевшие на стволах старинные польские королевские гербы, были определены для последующей доставки в Варшаву и украшения фасада дворца генерал-губернатора. Еще две пушки были особые, наградные. Первая из них была высочайше пожалована за совершенные подвиги генерал-фельдмаршалу графу Дибичу- Забалканскому, а вторая – генерал-губернатору Новороссии графу Воронцову. Помимо этого, на транспорт были погружены раненые – 17 офицеров и полторы сотни солдат, для скорейшей их доставки в Одессу, а также почта.
Военный транспорт «Змея» принадлежал к довольно распространенному в ту пору в нашем флоте типу вспомогательных судов. При водоизмещении в пятьсот тонн и смешанном парусном вооружении он имел достаточно вместительный трюм и был достаточно универсален, то есть мог перевозить всевозможные виды грузов и людей. Для самообороны на верхней палубе имелось 6 небольших пушек. Кроме командира, команда «Змеи» включала пять офицеров: старший офицер лейтенант Колесников, вахтенные начальники мичманы Краевский, Кубаркин и Веселаго, а также штурман судна подпоручик корпуса флотских штурманов Андреев. Матросов насчитывалось 150 человек. «Змея» была уже весьма неновым судном, немало поплававшим на своем веку. Транспорту давным-давно, по всем статьям, полагалась переборка корпуса, но, как это часто бывает, у начальства до вспомогательных судов все не доходили руки, а с началом войны разговоры на данную тему вообще были прекращены. Так и плавали. Во время войны «Змея» совершала плавания между Одессой и осаждаемой Варной, доставляя орудия и боезапас для осадного корпуса. Теперь же ей выпала весьма почетная задача по доставке боевых трофеев.
Утром 17 октября капитан-лейтенант Тугаринов, получив «добро» от командующего Черноморским флотов адмирала Грейга на переход, снялся с якоря и вышел из Варнского залива в открытое море. Плавание в общем-то предстояло самое заурядное и настроение находящихся на борту было вполне обыденным.
В продолжение последующих шести суток транспорт без особых приключений, при тихом противном ветре, мало-помалу шел к Одессе. Лавировка, как известно, дело не весьма приятное, однако до порта назначения оставалось не более двух суток хода, а потому никто на это неудобство особого внимания не обращал.
Утром 23 октября ветер начал постепенно усиливаться, и к полудню командир вынужден был оставить только зарифленные нижние паруса. Однако погода продолжала ухудшаться. Ночью, налетевшим шквалом, изорвало фок. Тугаринов распорядился, было, вынести наверх запасной парус, но сила ветра оказалась настолько сильной, что о замене не могло быть и речи. Единственно, что удалось сделать – это вовремя с большим трудом убрать грот и поставить фок-стаксель и бизань, да и то ненадолго. Через час и эти паруса уже полоскались на ветру жалкими клочьями.
К утру следующего дня начался сильнейший шторм. Тяжело груженый транспорт едва взбирался на огромные водяные волы. Потоки воды почти непрерывно переливались через борт. «Змею» било, мотало и швыряло, словно щепку. Старый натруженный корпус скрипел и трещал, точно собирался вот-вот рассыпаться.
– Долго безвредно выносить такие удары о борт мы не сможем! – прокричал командиру старший офицер.
Тугаринов лишь передернул плечами, мол, что я еще могу.
Вскоре снизу доложили:
– В трюме открылась сильная течь!
– Давай вниз! – велел лейтенанту Колесникову командир. Ставь всех, кого можно, на помпы, пусть работают непрерывно, иначе не справимся.
– Есть! – коротко крикнул в ответ старший офицер и, улучив момент, когда судно на мгновение выровнялось, кубарем скатился вниз по трапу.
Картина, которую увидел в трюме Колесников, была самая удручающая. Сквозь многочисленные щели тугими струями хлестала вода, быстро заполняя придонное пространство. Обезумевшие от происходившего вокруг раненые в испуге сгрудились у задраенного светового люка. Самых тяжелых кое-как держали на руках, чтобы те не захлебнулись. Кто-то попытался рвануться наверх, но старший офицер ударом кулака сбросил его вниз:
– Ты что, дурак, смерти ищешь?
Расставив матросов у цепных помп, Колесников велел им качать непрерывно.
– Если остановитесь – конец всем!
– Что мы, не понимаем, что ли? – ответили ему матросы, всей грудью налегая на помповые качалки.
Из воспоминаний участника событий: «Кто только мог работать, были поставлены к помпам; употребили все возможные средства для выкачивания воды, но она постоянно пребывала, и к полудню 24 числа наполнила почти весь трюм, где лежала провизия и пресная вода; достать их не было никаких средств. В первые часы нашего бедствия мы забыли о пище и боролись только против близкой очевидной смерти, потому, что не знали, до какой степени поврежден транспорт и каждую минуту могли ожидать, что он пойдет ко дну».
Положение меж тем ухудшалось с каждой минутой. Все шлюпки, за исключением маленькой шестерки, были давным-давно сметены в море. От сильной качки в носовой части «Змеи» начали отходить обшивные доски. Из- за непрерывной работы то и дело ломались помпы. В довершение всего тронулся с места балласт и сложенные в трюме трофейные орудия. Поправить ситуацию было просто невозможно. Несколько смельчаков, бросившихся было к катающимся по трюму орудийным стволам, чтобы попытаться их закрепить, были тут же раздавлены. Внутрь судна потоками вливалась вода, надрывно кричали раненые. Все с ужасом ждали, что же случиться дальше.
Очередной вал с силой ударил в борт транспорта. От удара балласт и орудия резко сместились на противоположный борт, судно резко накренилось. В это время следующий вал с еще большей силой ударил в борт и «Змея» стремительно повалилась на бок. Крик ужаса пронесся по всему судну. Наступила та минута, когда самый опытный командир и самая лучшая команда уже не в силах уберечь свое судно от гибели. Наступила минута, когда все зависело лишь от провидения.
Из воспоминаний участника событий: «Положение наше было в полном смысле ужасное; транспорт на боку, без парусов, до половины налитый водою, страшно качало; редкий вал не переходил через палубу, на которой нельзя было стоять, не привязавшись к борту или мачте. Между тем наступила ночь, ураган ревел».
Хуже всех пришлось, разумеется, раненым, которым никакой помощи в столь критической ситуации оказать было просто нельзя. Они давно сидели по грудь холодной воде все больше и больше наполнявшей трюм и тихо молились. Матросы, вконец измотанные непрерывной работой на пронизывающем ветру, из последних сил старались удержать судно на плаву. Все ждали смерти, но все, как могли, боролись за жизнь и надеялись на чудо. Командир все время наверху.
– Топит по-черному! – докладывали ему.
Лежащее на борту в воде судно все больше и больше погружалось, зарываясь носовой частью.
Вскоре ко всем несчастьям, обрушившимся на команду и пассажиров «Змеи», добавились еще два: голод и жажда. Особенно невыносимой была жажда. В горячке борьбы за спасение судна, все запасы продовольствия и воды остались в залитом водой трюме, и достать их теперь обессиленным в конец людям не представлялось никакой возможности. По приказу командира собрали все, что осталось, а осталось не густо: несколько пудов, подмоченных соленой водой сухарей, шесть ведер пресной воды, три ведра вина да шесть ведер уксуса. Распределять эти крохи командир обязал лейтенанта Колесникова.
– Вино только раненным! – велел ему Тугаринов. – Все остальное делить поровну без различия чинов и званий, а порции самые умеренные!
Чтобы хоть как-то утолить страшную жажду люди пили морскую воду, разбавляя ее с уксусом, но от этого жажда только усиливалась.
Из воспоминаний участника событий: «Некоторые из больных и раненных не могли вынести этих мучений и умирали. Не долги были их похороны: умершего выносили наверх, клали на палубу; привязанный к мачте матрос читал молитву и говорил «аминь», когда нашедшая волна уносила покойника. Правду сказать, тогда эти сцены мало действовали на оставшихся в живых: собственная опасность сделала нас равнодушными к другим; мы сами ожидали вскоре отправиться в ту же дорогу».
25 октября незадолго до полуночи ветер, наконец-то, начал понемногу стихать. У людей появилась робкая надежда на спасение.
Кое-как подняли марсель на фок-мачте, но поставить «Змею» на ровный киль так и не удалось. Балласт с пушками упорно не желал переместиться в центр трюма, и транспорт по-прежнему оставался в крайне опасном положении, лежащим на борту в воде. После колоссальных усилий к утру следующего дня все же удалось направить судно по ветру и взять курс к ближайшему западному берегу. При этом положение «Змеи» почти нисколько не улучшилось – она все так же лежала на боку. Сильная зыбь раскачивала ее корпус самым страшным образом, а вода все пребывала. Волны беспрерывно ходили через палубу. Один из таких валов выбил глухие люки в корме и влился в командирскую каюту, забитую больными и ранеными. Большая часть находившихся там, сразу захлебнулось, остальных кое-как удалось вытащить. Воду продолжали откачивать помпами, ведрами и просто пустыми бочонками.