Через четверть часа в городе уже было общее смятение, осажденные не оробели. До 400 войск и жителей устремились к пролому и с необыкновенным ожесточением напали на застрельщиков. Бой отчаянный и рукопашный завязался на самом тесном пространстве. Неприятель несколько раз был, опрокидываем штыками, но, получая беспрерывные подкрепления, нападал с той же отвагою. Ширванский полк делал чудеса храбрости, однако, через полчаса кровопролитной схватки штурмующие овладели только 30 саженями земли и потеряли много офицеров, в числе которых пал и неустрашимый полковник Бородин…»
Принявший командование атакой полковник Бурцов, однако, успел ввезти в город несколько пушек. Теперь от наседавших турок отбивались картечью. Несмотря на это потери все увеличивались, а результатов все не было. Видя это, Паскевич направил на помощь ширванцам батальон Херсонского полка и егерей. Перевес понемногу стал склоняться на нашу сторону. Защитников крепости медленно, но начали выбивать улица за улицей. Упорные бои шли за каждый дом. Турки стояли на смерть, и даже женщины бросались на наших солдат с кинжалами, Сдавшихся почти не было, да их в ожесточении схватки и не брали. Азарт и ярость боя владели всеми. Раненный солдат- ширванец подбежал к командиру своего батальона:
– Ваше высокородие! Прошу вас, зарядите мне ружье, покамест мне перевяжут руку, чтобы не потерять времени опять из него выстрелить!
Паскевич наблюдал за происходящим с возвышенности. Мимо него шел, опираясь на ружье, раненный солдат. Паскевич подошел к нему:
– Каково там сейчас, братец?
– Жарко, ваше графское сиятельство! – отвечал солдат, стараясь держать на весу перебитую ногу.
– Турки здорово сегодня бьются?
– Да, трудно с ними сладить, упрямятся, ваше сиятельство!
– Знаю! – кивнул Паскевич. – Они молодцы, но и вы не поддавайтесь, ребята!
– Молодцы-то молодцы, грех на них лгать, да с чего они бьются? Ведь знают же, что мы назад уже не попятим!
Из воспоминаний очевидца: «В продолжении Ахалцихского штурма 15 августа более пяти часов происходила кровопролитная сеча на пространстве не более 30 сажен. Здесь соединилось падение бомб, ядер, картечь пуль с ударами кинжалов и штыков. Храбрость, оказанная русскими войсками против яростного неприятеля, достигла высшей степени. Офицеры и солдаты, раненные с перевязкою на голове или руке, возвращались в дело и снова рубились с турками. Особенно замечательна была какая-то веселость, одушевлявшая всех в минуту рукопашного боя, свойственная только опытному, так сказать, закаленному в боях войску».
Уже в темноте удалось бомбами поджечь большую часть города. Всю ночь шла ожесточенная перестрелка, а с восходом солнца бои разгорелись с еще большей силой. Большой урон еще больше ожесточил наших солдат, и они дрались с удвоенной энергией. Наконец Киоса-Магмет выслал из цитадели местного муфтия с просьбой о перемирии на пять дней. Слух об этом сразу же распространился среди наших войск. Солдаты и слышать не хотели о замирении. Батальоны требовали продолжения штурма.
– Не для того дружки наши тута головы свои положили, чтобы с убивцами политесы разводить! Желаем биться до последней крови! – кричали разгоряченные солдаты.
– Даю пять часов на размышление и это мое последнее слово! – ударил ногой в лежащий рядом барабан Паскевич.
Муфтий униженно склонил голову:
– Я все передам в точности, досточтимый сераскир-москов!
Вторичная депутация турок запросила разрешение на беспрепятственный выход оставшихся в живых из крепости со всем имуществом и личным оружием. Избегая дальнейшего кровопролития, Паскевич на это пошел, но предупредил:
– Пушки, знамена и все припасы есть трофеи русской армии! Депутаты беспрекословно согласились:
– Как пожелаете, о, досточтимый!
Так пал Ахалцых.
Ахалцихское сражение
Из исторической хроники: “За первыми войсками въехал туда граф Эриванский… Груды трупов заграждали улицы; пожар местами еще продолжался. Потеря неприятеля простиралась до 5000 человек и между убитыми найдено до 100 переодетых женщин, с вычерненными лицами, сражавшихся в рядах защитников. В городе, крепости и цитадели взято 67 пушек, 52 знамя и 5 бунчуков. С нашей стороны убито и ранено 62 штаб и обер-офицера и 557 нижних чинов. Победитель благодарил войска свои и, обращаясь к Ширванскому полку, потерявшему четвертую часть людей, спросил: “Много ли их осталось?” Храбрые солдаты отвечали, что еще достанет на два штурма!”
Разгром полевой армии и падение сразу трех сильнейших крепостей предопределил исход всей кампании 1828 года на Кавказе. Следом за Ахалцыхом была взята крепость Ацкур, прикрывавшая вход в стратегически важное Баржомское ущелье. Затем турки почти без боя открыли ворота Ардагана и Баязета. В сентябре наши заняли крепости Топрах-Кале и Диадин. Одной сотни казаков было достаточно, чтобы неприятельские крепости открывали свои ворота. Таков был страх турок, вызванный Карсом и Ахалцихом. Только зимняя стужа прервала победную поступь русской армии. Оставив в захваченных крепостях сильные гарнизоны, Паскевич с основными силами с триумфом вернулся в Грузию. Сам командующий результатами кампании остался доволен.
Штурм крепости Карс 23 июня 1828 года.
– Мы не только выполнили, но и перевыполнили задуманное! – говорил он, собрав за праздничным столом своих генералов. – Нами занят Карский и Ахалцихский пашалыки, но, заодно, и большая часть Баязетского! Захвачено шесть крепостей, триста пушек, двести знамен и почти десять тысяч пленных. При этом потеряно всего три тысячи человек, да и то больше от чумы, чем от пуль неприятельских! Кажется, мы не плохо провели в горах нынешнее лето!
За окном торжественно гремели полковые барабаны гвардейского сводного полка. Прощенные императором за боевые заслуги гвардейцы возвращались в Петербург.
Генералы дружно разливали в бокалы местное вино. Отныне Паскевич был для них уже своим, проверенным в походах кавказцем. Отныне их связывали общие победы, навсегда вписанные в историю Отечества.
Глава шестаяЗамок на Дарданеллах
С наступлением зимы блокировать Дарданеллы нашим морякам стало очень трудно. Непрерывные штормы и ледяные ветры выматывали людей и приводили в негодность корабли. Матросы и офицеры постоянно находились на холоде. На вахте они мокли на пронизывающем ветру, а в перерывах между вахтами пытались отогреться в мокрых промозглых судовых помещениях. Больше всех досталось линейному кораблю «Фершампенуаз», который попал вдобавок ко всему в страшный шторм. Тот ноябрьский шторм пронесся по Черному и Средиземному морям, наделав много бед. Не один десяток судов, и не одна сотня моряков разных стран стали его жертвой. В Эгейском море шторм настиг «Азов» и «Эммануил». Оба много претерпели, но уцелели.
«Фершампенуаз» тоже уцелел, но повреждения его в местных доморощенных условиях исправить было невозможно. Поэтому, как только Рикорд получил от своих лазутчиков известие о том, что турецкий флот в ближайшее время не намерен выбираться из Дарданелл, он немедленно отправил поврежденный «Фершампенуаз» чиниться на Мальту.
Единственной отрадой для моряков блокадного отряда стал приход в декабре 1828 года транспорта «Пример». Его командир отважный лейтенант Федор Морской совершил невозможное! Он довел свой бриг от базы нашей эскадры острова Порос до Тенедоса за двое суток и за столько же умудрился вернуться обратно, затратив на весь рейс всего пять дней! Очевидцы отказывались верить свои глазам.
– Феденька, расскажи, в чем секрет, что свою тихоходную посудину ты гоняешь по морю быстрее любой яхты? – спрашивали его друзья.
– Никакого секрета нет! – скромно отвечал им Федор Морской. – Просто надо любить свое дело!
«Пример» доставил к отряду Рикорда не только продукты и свечи, но и письма, которые все с таким нетерпением ждали. Привез Морской и кипу европейских газет. И хотя последние были почти двухмесячной давности, их передавали из рук в руки, зачитывая до дыр.
Тем временем Гейден с частью своих кораблей ремонтировался на Мальте. Вскоре туда же подтянулась на зимовку и британская эскадра. Время былых совместных празднеств кануло в прошлое. Теперь отношения между бывшими соратниками наваринцами были вежливо-холодными.
Объявление Россией блокады Дарданелл Англия восприняла как личное оскорбление. Отношения двух государств стали более чем прохладными. Наверное, лед отчуждения был бы преодолен, если бы на должности командующего британской эскадрой оставался лорд Кодрингтон. Увы, Кодрингтон уже полгода оббивал пороги адмиралтейства в поисках хоть какой-нибудь достойной должности, и писал бесконечные объяснительные по поводу своих особых отношениях с русскими. Новый же британский командующий вице-адмирал Малькольм симпатий к союзникам не питал, и стремился всеми силами выжить их не только с Мальты, но и из Средиземноморья. Первым делом Малькольм дал понять Гейдену, что не намерен терпеть русские склады в Ла Валетте. Тот вынужден был срочно начать вывоз ядер, пороха, материалов и продовольствия на остров Порос не только транспортами, но и боевыми судами. Портовых рабочих англичане тоже давать отказались, и весь ремонт приходилось делать своими силами. Каждое утро со всей эскадры собирали всех купоров-плотников и конопатчиков, которых отправляли на какой-то один корабль. Было совершенно ясно, что это последнее появление нашей эскадры на Мальте. Больше нам там делать было уже нечего. Не дожидаясь починки всех судов, Гейден при первой возможности покинул Мальту с линейными кораблями. Остальным было велено ускорить работы, и как можно скорее уходить на Порос.
А по приходу в Архипелаг, Гейдена ждала еще одна не слишком приятная новость – вновь начали пакостить австрийцы. Дело в том, что вопреки всем международным соглашениям по Греции, они игнорировали блокаду армии Ибрагим-паши и всем и силами снабжали его продовольствием и боеприпасами. При этом в прорыве блокады участвовали не только частные купеческие суда, но и военные бриги с фрегатами. Кроме всего прочего, австрийцы подрядились конвоировать египетские транспорта от Александрии до берегов Греции и обратно. Всем эт