им руководил австрийский контр-адмирал Дандоло, державший флаг на фрегате «Беллона». С началом же войны с Турцией австрийцы столь же нагло начали перевозить пшеницу через Дарданеллы в Константинополь.
В Вене отпор провокациям австрийцев в Греции дал посол граф Дмитрий Татищев. Он быстро и умно разобрался с ситуацией.
– Надо ли мне доказывать неоспоримое право воюющей державы блокировать неприятельскую столицу? – вопросил он хитромудрого канцлера Миттерниха и сам же ответил. – Думается, что нет! Сие было доказано в свое время даже австрийскими полководцами Евгением Савойским и Вилленштейном!
– Не все так просто! – завздыхал Меттерних, но на попятную все же пошел.
В свою очередь контр-адмирал Дандоло пытался, минуя дипломатов, самому полюбовно договориться обо всем с Гейденом. В своем письме австриец писал, что необходимо дать его соплеменникам еще шесть недель для зарабатывания денег. После чего он будет согласен соблюдать некоторые условия блокады.
– Ну и наглец! – поразился Гейден, бумагу австрийскую прочитавши. – Много наглецов я в своей жизни повидал, но такого, признаюсь, еще не видывал!
Не удовлетворившись этим, Дандоло отдал приказ уничтожать греческие суда (русских он боялся, как огня), которые будут препятствовать австрийцам возить пшеницу через Дарданеллы. Дело в том, что как раз перед этим греки захватили у Дарданелл несколько австрийских судов с пшеницей. Так как в самой Греции был голод, суда были приведены в Эгину, где греческое правительство решило выкупить весь хлеб. Гейдена о новой инициативе австрийского контр-адмирала тут же проинформировал наш консул Пеццони. Разумеется, вице-адмирал возмутился.
– Если будет потоплено хоть одно греческое судно, я тут же перетоплю всю австрийскую флотилию, а самого Дандоло. Как пирата, повешу на рее! – велел передать своему австрийскому другу Гейден. – Пусть пораскинет мозгами!
Но Дандоло своими мозгами так и не пораскинул. Наоборот, он помчался на своей «Беллоне» в Эгину и потребовал вернуть ему все суда с грузом, угрожая в противном случае не только захватить греческие суда., но и обстрелять греческую столицу. Испуганный Каподистрия велел немедленно известить обо всем Гейдена. Последний к этому времени был на Поросе. От Пороса до Эгины рукой подать. А потому спустя день подле греческой столицы уже качались на волнах линейный корабль «Князь Владимир», фрегат «Елена» и бриг «Усердие». На австрийском фрегате сразу все поняли и тут же закрыли орудийные порты. Гейден же велел зарвавшемуся австрийцу немедленно прибыть к нему на «Князь Владимир». Куда у австрийца сразу делась вся спесь! Спустя четверть часа Дандоло был уже на русском линейном корабле. Разговор двух адмиралов шел за закрытыми дверями. О чем говорили они так и осталось тайной. Однако, когда Дандоло покинул борт «Князя Владимира» никаких претензий ник грекам по поводу захваченных транспортов с хлебом, ни к нашим, по поводу установки ими жесткой блокады проливов, у него не было.
Большую часть зимы 1828–1829 годов русская эскадра провела на рейде острова Порос. Временами здесь одновременно находились до пяти линейных кораблей более десятка мелких судов. Здесь они чинились, здесь переводили дух между плаваниями, отсюда уходили суда на подмену отряда Рикорда и сюда же они возвращались на отдых.
Историк пишет: «Стоянка на рейдах греческих островов в Архипелаге, судя по записям в шканечных журналах кораблей, напоминала нахождение судов на Кронштадтском рейде. В будние дни на кораблях «делали учения» (парусные, артиллерийские, шлюпочные), а на выходные и праздничные дни отпускали команды по очереди на берег. Главнокомандующий регулярно посещал свои суда, осматривал их, проверял выучку «служителей», беседовал с офицерами».
После возвращения из Эгины «Князя Владимира», его надолго поставили в Порос. Дело в том, что на линкоре испрели якорные канаты и теперь в ожидании новых, он оказался на время недвижим. Ввиду этого командир «Владимира» капитан 1 ранга Антон Грен 2-й был назначен председателем хозяйственной комиссии, занимавшейся приемкой и распределением получаемого из России и с Мальты продовольствия и других припасов по кораблям и судам. Дело это было весьма щекотливое, так как каждый командир ревниво сравнивал свою долю с другими. Но Грен оказался человеком чести и никаких нареканий по работе комиссии к «владимирцам» не возникало.
– Если все довольны, то и у меня никаких претензий нет! – говорил Грену при встрече Гейден. – Дели казенные сухарики и дальше!
Продолжалось благоустройство порта. Всюду бдил неутомимый начальник порта Лука Богданович. Матросы рыли колодцы для быстрого набора хорошей воды, продолжалось строительство береговых складов и госпиталя. В учрежденном училище флотские писари обучали местных детишек русскому языку, писанию и счету. На горе Святого Николая в центре острова установили сигнальную мачты и поставили круглосуточный пост. Теперь под наблюдением были и дальние подходы к Поросу. Перебрался с Мальты и заведующий эскадренными финансами Бровцын со всею своей канцелярией и тяжеленными денежными сундуками, опечатанными гербовыми печатями. С каждым днем Порос все больше и больше превращался в настоящую военно-морскую базу.
Из письма графа Каподистрии вице-адмиралу Гейдену: «Порос был еще недавно бедненьким местечком, не имеющим ни дорог удобных для езды, ни другого какого-либо народного учреждения. Ваше Превосходительство избрали этот порт местом для собрания флота. И в скорости этот остров оживился: громадные строения дали средства к честному существованию многим рабочим людям и многим бедным и неимущим. Через несколько месяцев, благодаря всеобщему успокоению жителей, город Порос принял благоприятный вид проложением дорог, украсился площадями и выстроенными набережными и обширное училище было в нем учреждено и устроено…»
Рядом с нашей эскадрой на Поросе нашла себе прибежище и греческая флотилия. На флагманском фрегате «Эллас» развевался сине-белый флаг адмирала Миаулиса, рядом на якорях корвет «Идра», бриги и два чумазых пароходика, курсировавшие между Поросом и Эгиной с почтой и пассажирами.
Непродуманность большого начальства привела к тому, что на всей Средиземноморской эскадре оказалось всего два транспорта (и те попали случайно!) «Сухум-Кале» и «Пример», которые не справлялись с перевозками. В тоже время часть греческих судов бесполезно простаивала в порту, а потому Гейден быстро договорился с Миаулисом о фрахтовке двух бригов «Киман» и «Фортунаго» для грузовых перевозок. На каждый из зафрахтованных бригов назначили по лейтенанту. На мачтах подняли российские коммерческие флаги. И сразу в рейс!
Пока союзные державы были всецело поглощены делами в материковой Греции, резко обострилась ситуация на острове Кандия (ныне Крит). Местные греки, следуя примеру своих соотечественников, тоже восстали. Египетский правитель Мехмет-Али немедленно направил на остров карательные войска и на Кандии началась страшная резня. Губернатор острова Сулейман-паша наводил порядок железом и кровью. Президент Греции Каподистрия возопил о помощи, но Англия и Франция остались к его призыву равнодушно. Лондон и так уже тяготился всей греческой затеей, что касается Парижа, то он был ныне более всего озабочен завоеванием Алжира. Гейден вызвал к себе капитана 1 ранга Ивана Бутакова, старого служаку, прошедшего уже две войны – шведскую и предыдущую турецкую.
– Тебе Иван Николаевич, задача особая – пойдешь к Кандии и прикроешь остров от египетских посягательств! – велел он. – К тому же турки пытаются использовать остров как перевалочную базу для доставки хлеба в Константинополь. Это тоже надобно пресечь!
– А как поступать с басурманами? – насупил брови Бутаков.
– Как с врагами! – лаконично разъяснил Гейден.
На следующий день линейные корабли «Царь Константин» и «Иезекииль» взяли курс к острову легендарного царя Миноса.
– Когда-то Персей отрубил главу страшному Минотавру за что и удостоился любви прекрасной Ариадны! – блеснул знанием мифологии перед товарищами лейтенант Иван Стогов.
– Не знаю, как насчет Ариадны, а то, что минотавры нас уже поджидают – это точно! – буркнул проходивший мимо Бутаков.
На подходе к Кандии корабли расстались. «Царь Константин» повернул к Родосу, а «Иезекииль» к Будруму.
Утром 28 января 1829 года впередсмотрящий с «Константина» прокричал:
– По направлению зюйд-зюйд-вест много парусов!
– Подзорную трубу! – потребовал Бутаков.
Вахтенный офицер, подскочив, протянул командиру складной окуляр. Некоторое время Бутаков внимательно рассматривал горизонт, потом констатировал:
– Судя по небрежности такелажа – это турки или египтяне! Спускаемся к зюйду! Будем перехватывать!
Неизвестные суда пытались уйти, но Бутаков решительным маневром настиг их. Первый холостой залп под форштевни никакого эффекта не возымел. В ответ суда (фрегат и пять бригов) подняли кроваво-красные флаги Магомет- Али и сами открыли огонь.
– Не хотят по-хорошему, придется по-плохому! – покрутил отвислые усы Бутаков – Заряжать боевыми!
Первый же залп «Царя Константина» был весьма удачен. На ближайшем бриге ядром перебило марса-рею и судно тут же спустило флаг. Остальные суда сразу бросились наутек во все стороны. Не теряя времени, Бутаков отправил на бриг призовую команду, а сам устремился в погоню за убегавшим фрегатом. Погоня продолжалась в течение всего дня и последующей ночи, но догнать быстрый фрегат так и не удалось. Однако во время погони Бутаков обнаружил египетский корвет. Когда стало очевидно, что фрегат уже не догнать, «Царь Константин» погнался за корветом. Вечером следующего дня линейный корабль сблизился с беглецом на дистанцию залпа. После десятка выстрелов из погонных пушек, корвет сдался. Прибывший на борт «Константина» капитан корвета на плохом французском заявил:
– Мое судно называется «Львица» и принадлежит властителю Египта. Если вы желаете получить этот приз, то следует поспешить. В подводную пробоину хлещет вода, а команда молится, и ничего не желает делать!