– Бери – это твое!
Шкипер, сглотнув набежавшую слюну, торопливо засунул за пазуху туго набитый золотом кошель:
– Спасибо, мой благодетель, я и впредь буду стараться разузнавать для тебя самое приятное!
– Мне не приятное надобно, а правдивое! – усмехнулся контр-адмирал. – А о приятностях мы поговорим как-нибудь после войны!
О возможно скором выходе турецкого флота Рикорд немедленно проинформировал Гейдена. Сам тем временем привел свой отряд в полную готовность и собрал в единый кулак у Мавро. Три линейных корабля, два фрегата и бриг – этого уже могло вполне хватить, чтобы, если не разгромить турок, то хотя бы дать достойный отпор. На блокадном отряде известию о возможной вылазке турок радовались. Всем давно осточертела тягомотина дозорных будней и хотелось настоящего горячего дела.
– Выпьем за то, чтобы предстоящая Дарданельская битва была не хуже Наваринской! – поднимали в те дни бокалы в кают-компаниях блокадного отряда.
А тут и Гейден с еще четырьмя линкорами примчался. Теперь русский флот был готов встретить противника во всеоружии – семь линейных кораблей, три фрегата, корвет и два брига. Выстоять против такой силы турки уже не могли! Однако на деле все было не столь просто.
Вслед за нашими подтянулась к проливу и английская эскадра – шесть линкоров, три фрегата и несколько мелких судов во главе с 84-пушечной «Азией» под флагом вице-адмирала Малькольма. За англичанами показались и французы – два линейных корабля с двумя фрегатами. Вместо отозванного во Францию де Реньи, ими командовал контр-адмирал Розамель. Не остались равнодушным к происходящему и старый знакомец Дандоло, приславший 36-пушечный фрегат. Даже нейтральные голландцы не удержались от соблазна. Вдалеке маячили и их фрегат, и бриг.
Появление всей этой армады у входа в Дарданеллы тревожило наших, так как было абсолютно не ясно будет ли вся эта свора соблюдать нейтралитет в случае нашего сражения с турками.
– Если против нас решаться выступить англичане, то исход сражения предположить сложно, с остальными же мы справимся! – рассуждали наши офицеры. – В любом случае дешево свои жизни не отдадим!
– Пусть только сунутся, мы им по сопатке-то накостыляем, не возрадуются! – рассуждали в батарейных палубах матросы.
Двусмысленность ситуации понимали и «союзники», которые не имели особого желания воевать с русскими вдалеке от своих баз. Ограничившись демонстрацией, европейские эскадры вскоре ушли по своим делам.
Через день наши фрегаты захватили две турецкие соколевы. Те, будучи посланы в разведку, опрометчиво высунулись из пролива. Одновременно на анатолийском берегу показались многочисленные отряды спагов. Турки гарцевали на конях у самой воды, палили в воздух и размахивали кривыми саблями. Это было красиво. Но, увы, бесполезно. На этом, собственно говоря, вся решимость турок и закончилось. Линейный флот Высокой Порты так и не посмел явить себя в Эгейских водах.
Пользуясь случаем, Гейден побывал на всех судах блокадного отряда и объявил благодарность Рикорду за его правильные действия., сказал спасибо командам. Усилив блокадный отряд «Царем Константином» и завершившим ремонт «Фершампенуазом», Гейден с остальными судами вернулся на Порос. Там сразу же пришлось заниматься сгнившим линейным кораблем «Эммануил». Освидетельствовал корабль Михаил Лазарев. Осмотрев линкор, он пришел в ужас. Из докладной контр-адмирала Лазарева: «До такой степени сия гнилость во внутренней обшивке и шпангоутах велика, то сие доказывают болты, коими прикреплены вант-путенсы, ибо, несмотря на широкую планку и чеку на концах оных, их вытягивает вон сквозь самое дерево…»
– Как вы вообще на нем в море ходите? – спросил Лазарев капитана 1 ранга Егору Куличкина.
– Да так и ходим с осторожностью! – вздохнул тот. – Бывает забудешься, как топнешь ногой по палубе, а под тобой доски гнилые и проваливаются! Ежели растеряешься, то и в трюм улететь можешь!
– Что будем делать? – вопросил Гейден своего начальника штаба, после того, как и сам пролез по трюмам сгнившего корабля.
– Думаю, что исправлять повреждения уже не имеет смысла! – высказал свое мнение Лазарев. – Новый корабль будет стоить гораздо дешевле! А в море ходить – людей губить!
– Согласен! – хмуро кивнул Гейден. – Единственно, что еще можно сделать – это продать «Эммануил» на дрова!
История с «Эммануилом» получила неожиданное продолжение. Когда император Николай прочитал письмо Гейдена о негодности корабля, которому не было еще и пяти лет, то пришел в бешенство.
– Это уже даже не разгильдяйство, а самое что ни на есть вредительство! Так нам никогда никакого флота не построить! – сжимал кулаки в ярости русский царь и был совершенно прав в своем гневе.
Император затребовал к себе строившего линкор корабельного мастера Попова. Тот, узнав о цели вызова, сразу же объявил, что болен и пред царские очи предстать никак не может.
– Врет! – не поверил Николай и послал к корабельному мастеру своего лейб- медика.
Вернувшись, доктор объявил, что Попов на самом деле весьма болен от больших переживаний.
– Раньше переживать надо было, когда корабль негодный строил, а не теперь, когда надо отвечать по счету! А, впрочем, черт с ним! – махнул рукой Николай. – Вызвать ко мне Моллера – он есть первый виновник!
Морскому министру сказаться больным не удалось, и перед императором он предстал с взором печальным и тоскливым. На вопрос Николая: «Почему?», министр долго мямлил о том, что корабль был заложен еще в бытность министром его предшественника маркиза де Траверсе, что при закладке не хватило дубового лесу, а тот, что имелся, был сырой, что новая система корпусного крепления Сепингса с помощью металлических книц еще не отработана, что, наконец, корабль, построенный в холодном климате, вообще не может плавать в жарких морях.
Так и не дослушав Моллера, Николай прогнал его прочь со своих глаз.
Что же касается сгнившего «Эммануила», то его поставили на якоря в Поросской бухте и приспособили под плавучий госпиталь. Когда же эскадра засобиралась в обратный путь, бывший линкор разобрали на дрова.
Несколько больше повезло двум другим сгнившим судам – фрегату «Кастор» и корвету Гремящий». Оба они были отправлены на Балтику и благополучно дошли до Кронштадта, где их и разобрали. Геройский командир «Кастора» Иван Сытин получил под свое начало линейный корабль, а командир «Гремящего» Александр Калюбакин фрегат. Несмотря на повышение по службе оба моряка были огорчены происшедшим:
– Чины и должности всегда получить успеется, да и не ради этого служим, а вот на рубежах дальних послужить Отечеству любезному – это дорогого стоит! Кабы не наша рухлядь гнилостная, сколько бы еще можно было свершить!
К началу лета 1829 года стратегическая обстановка на Дунайском театре окончательно переменилась в нашу сторону.
– Начали мы, кажется, не плохо! – привычно взъерошил волосы на голове Дибич и велел генералу Красовскому запереть бежавшего Решида в Шумле.
Теперь надлежало как можно скорее покончить с Силлистрией. Этот последний турецкий форпост на Дунае был настоящим бельмом в глазу. Командовавший осадой генерал Красовский получил приказ усилить обстрел. Теперь крепость непрерывно бомбардировали с суши и с реки. Палили всем, чем только было можно: ядрами и бомбами, брандскугелями и конгревовыми ракетами.
Саперными работами под Силлистией руководил уже известный всей армии инженерный генерал Шильдер. В редкие минуты передышек он изобретал невиданное дотоле потаенное судно – подводную лодку!
Не желая кровопролития, Красовский послал коменданту Серт-Махмуду- паше весьма учтивое предложение сдаться. Семидесятилетний старец отвечал, что «закон велит ему защищаться до последнего».
– Вольному воля! – развел руками Красовский и велел продолжить обстрел.
К этому времени саперы генерала Шильдера уже прорыли несколько глубоких подкопов под крепостные стены. Сам инженер-генерал почти все время проводил под землей. Приложив к уху медный раструб, он часами слушал землю.
– Судя по всему, турки роют нам на встречу свою контр-галерею! – сообщил Шильдер на генеральском совете. – Надо не позднее завтра взрывать нашу сапу, иначе будет поздно!
– А будет ли эффект? – поинтересовались генералы Берг и князь Горчаков.
– Будет! – уверенно кивнул Шильдер. – Мною все выверено на совесть!
На следующий день подкоп был взорван. Шильдер все рассчитал столь точно, что обрушившаяся стена полностью завалила оборонительный ров. Одновременно были уничтожены и все турецкие подкопы. Турки были ошарашены. Они ждали, что русские немедленно пойдут на приступ. Но генерал Красовский думал иначе. Он рассчитывал на талант Шильдера, и тот не подвел. Вскоре инженер-генерал взорвал еще несколько пороховых горнов. Одновременно направленными взрывами саперы Шильдера уничтожили еще несколько турецких контр-минных галерей. Подземную войну неприятель проиграл полностью. В этой незримой для большинства офицеров и солдат схватке отличился саперный подполковник Каппель – прадед известного белого генерала Гражданской войны.
Так, постепенно, взрывая турецкие бастионы, осаждающие сужали кольцо вокруг Силлистрии. Вскоре крепостной ров был уже полностью завален, а стена зияла огромными брешами, через которые русские полки могли в любой момент ринуться на приступ. Не лучше было и в самой Силлистрии, где не осталось ни одного целого дома. Старый Серт-Махмуд и то жил в землянке, но и ее разнесло бомбой при очередном обстреле. Падение Силлистрии стало неизбежным. Выдержав еще несколько дней, Серт- Махмуд велел:
– Аллах отвернулся от нас! Открывайте ворота!
Тяжело опираясь на посох, он первым вышел к победителям.
– Покажите мне того, кто захватил мою крепость с лопатой в руке! – попросил старик.
Ему представили Шильдера.
– Вы воистину великий человек! – поклонился ему Серт-Махмуд. – Вам повинуются земные недра!
Так 18 июня 1829 года пала Силлистрия. Отныне весь Дунай был в наших руках! А генерал Красовский уже гнал ускоренными маршами свой корпус, расставляя гарнизоны в болгарских городах. Теперь ему было велено осаждать оставшуюся в глубоком тылу Шумлу, уничтожать банды башибузуков и обеспечивать коммуникации армии