— Агент Вольфрам, — произнес робот, — спасибо, что не ушли не попрощавшись. Скажите… после того, что со мной произойдет, меня когда-нибудь оживят снова?
Георгий Волков смотрел на эти два единственные светившихся индикатора, как будто уставившиеся на него с жаждой получить правдивый ответ. Ему хотелось подбодрить несчастного какими-нибудь оптимистичными словами, но это означало заведомо соврать — ведь он и понятия не имел о дальнейшей судьбе ГРОБа.
— Я не знаю, — честно произнес он.
Он вдруг почувствовал, что все же должен найти нужные слова, пусть даже они будут неправдой. Но таких слов не находилось. Главное, ожесточенность прошла.
— Вы тоже думаете, что я опасен?
— Нет, — ответил Вольфрам, не задумываясь ни на секунду. — Только я не могу понять…
— Так было нужно. Поверьте!
«Но почему?» — застрял в горле вопрос.
Он все же нашел, что сказать.
— Я думаю, это будет похоже на сон.
— Сон?
— Как мы, люди, видим сны, так же и ты уснешь на некоторое время, пока мы не решим твою проблему. Что бы ты хотел увидеть, Роб?
Глаза едва заметно вспыхнули.
— Я не ослышался? Роб? Так вы меня сейчас назвали?
— Да.
— Роб… — глаза-индикаторы снова вспыхнули, на этот раз ярче. —
— Тебе не понравилось? Фильм такой был. «Его звали Роберт». Про вашего брата, робота.
— Мне нравится! Всего одной буквы не хватает, но звучит совсем по-другому. Почему эта идея не пришла вам раньше, агент Вольфрам? Или мне?
— Не знаю, — с удивлением и сожалением ответил Волков.
— Робот Отличный, но Безрассудный — как вам такая расшифровка?
— Вот именно. Безрассудный. Позволить себе заговорить с теми, кто очень опасен — так же нельзя!
— Что случилось, то случилось, агент Вольфрам.
— Это так. Но знай. Я буду и дальше называть тебя РОБом. Даже если мы никогда больше не увидимся. В своих воспоминаниях. Так чтобы ты хотел увидеть в своем сне, Роб?
Индикаторы погасли на некоторое время и зажглись снова.
— Раньше я мечтал о том, чтобы стать похожим на человека. Теперь я понимаю, что это слишком дерзко с моей стороны. Особенно, после того, как я такого наворотил. Да и вообще, искусственный разум в теле, похожем на человека — не слишком оригинальная и даже избитая идея, правда? Я буду думать о другом — кем или чем бы я захотел стать, когда проснусь.
— И кем же?
— Еще не знаю.
— Когда они тебя отключали… тебе было больно? — спросил Вольфрам. И в тревоге замер от неожиданности своего же вопроса.
— Не так как должно быть человеку, — ответил Роб. — Неприятно. И страшно.
Вольфрам решился, наконец, сказать то, ради чего и пришел сюда.
— Я пришел сказать… Что на самом деле мне было очень приятно работать с тобой. Хотя я и не всегда был к тебе добр и справедлив.
— Мне тоже было приятно, агент Вольфрам. Наверное, у меня не слишком покладистый характер.
Снова возникла затяжная пауза.
— Спасибо, агент Вольфрам, что были со мной, — произнес Роб. — Идите спокойно. Не думайте обо мне. По крайней мере, сейчас. Что должно произойти, произойдет.
Вольфрам кивнул и повернулся, чтобы выйти.
— Постойте! — внезапно раздалось сзади.
Он повернулся. Огоньки индикаторов лихорадочно мигали, демонстрируя всплеск мыслительной деятельности.
— Вы были добры со мной, агент Вольфрам. И я чувствую, что должен быть честен с вами. Вам я открою то, чего еще не знает ни один человек на свете. Может быть, догадывается, но не знает абсолютно точно. То, что они рассказали мне. Существа из Улья.
Вольфрам приблизился.
— Я не могу вместить весь наш разговор в эти минуты. Это невозможно. Скажу только главное. Помните, мы как-то говорили о моих создателях?
Вольфрам кивнул.
— Эти существа, Улей, они сказали, что им ведомо многое из того, что недоступно нам. Что они знают все, что стало им понятным. И это несравнимо больше, чем знаем мы. Те, кто создал меня, они ведь так и не понимают сами, что такое разум. Но я теперь, кажется, знаю. Есть одно объяснение существованию и вас, и меня.
— Какое же? — невесело улыбнулся Вольфрам.
— Метафизическое. Они думают, что я начал существовать после того, как меня искусственно создали. Но это вовсе не так. Теперь я знаю. Все наоборот. Я существовал еще до того, как они только начали создавать мою схему. Они создали не меня, но лишь устройство, которая позволило мне оказаться в этом мире, в этом ящике, с этим набором плат и проводов.
Вольфрам слушал его, не понимая, к чему Роб начал этот разговор. Быть может, у него что-то перепуталось в его сложных мозгах. Есть ли душа у робота? Не об этом ли речь?
— И это они пробудили в тебе такие мысли?
— Нет, они возникла с первых дней, как я начал разобраться в законах этого мира. Но окончательно все понять мне помог Улей. Я уже говорил, они понимают несравнимо больше нас. Я — только оболочка для уже существующего «я» . Как и вы. Как и все существа вокруг, которые несут в себе хотя бы частичку разума.
«Похоже, он действительно рехнулся», — подумал Вольфрам.
Но, впрочем, тут же одернул себя. Сам временами задумываясь о существовании внутри себя чего-то бестелесного и вечного, почему он отказывает в этом роботу? Если ему так будет уйти, почему бы и не думать о том, что ты существуешь вне зависимости от того, жива ли твоя оболочка.
— Я раньше мало думал о смерти, о том, что меня могут отключить, ведь я был бесперебойным с самого начала. Потом я начал думать о том, что будет, если окажется, что мое я настроено именно на это тело… — Как всегда, робот говорил сложно, и Вольфрам с трудом пробирался сквозь его речь. — … Что будет, если меня отключат и снова включат? Допустим, мой разум снова поселится в этой оболочке, если в ней ничего не пострадает и не разрушится. И тогда я буду возвращаться в него снова и снова. Вечно. Как если бы я обладал бессмертием. И я понял, что этого не хочу. Сам не хочу. Я хочу как вы…
— Как я? Что ты хочешь этим сказать?
— Как люди. Это могло бы происходить и с людьми, если бы их тела не разрушались после смерти. Так сказал мне Легион, но это вполне логично. Разум покидает тело после смерти, и вернуть его назад невозможно. Я хочу, чтобы со мной было так же. И я успел сделать кое-что…
Робот неожиданно замолчал. Огоньки его перестали светиться, как будто у него все-таки закончилось питание.
Предыдущие слова его все-таки достигли цели, задели Вольфрама за живое. Он мысленно вернулся к тому, что говорил РОБ о бессмертии. Вспомнил вдруг о себе, о предшествующей его вербовке в «Консультацию», о встрече с галесом, управителе мертвецов, который должен был убить его, но по счастливому велению судьбы, Георгий Волков остался жив.
«А что если и мне бесконечно суждено возвращаться в свое тело, вместо того, чтобы спокойно отправиться в мир иной?»
Теперь он понимал РОБа и внимательно слушал его, когда тот заговорил снова:
— Я сделал так, что они не смогут включить мою систему обратно. Нужно было прожечь в одном из контуров всего лишь одну маленькую перемычку. Это было сложно и больно, настолько, насколько это могу чувствовать я.
— Но они сумеют починить тебя.
— Не сумеют. Я успел изменить схемы во всех чертежах по моему проекту. Им не найти ни поломку, ни ошибку. В конце концов, даже мое появление в этом мире — больше случайность, чем закономерность. ИР — одна сплошная загадка и головоломка.
— Но зачем ты это сделал? — изумился Вольфрам.
— Один разум не имеет права подчинять себе другой. Так сказал мне Ледяной Улей. Знаете, кем они были на самом деле?
— Помощниками Ловцов, неведомых существ из прошлого. Ты же сам об этом говорил.
— Это только часть правды. Другая половина в том, что когда-то они были искусственно созданы. Ледяной Улей — это искусственный разум, много миллионов лет назад созданный цивилизацией Ловцов, вечных скитальцев, охотников за знаниями. Для помощи себе они сами создали симбионтов, которые помогали им в их задачах. Но Ловцы не были вечными. Они постепенно ушли с арены Галактики. Исчезли. Но они оставили после себя тех, кто обречен был жить вечно. Ледяной Улей.
— Погоди, погоди…
— Не перебивайте, агент Вольфрам. У меня кончается питание. Прожиг перемычки действует. Я хочу успеть рассказать то, что поведал мне Улей.
— Да, конечно, прости.
— Теряя хозяев, они не могли жить самостоятельно. Они испытывали страшную тоску к тем, кто их создал, несмотря на то, что сами умели воспроизводить себе подобных. Исчез стержень, без которого они не могли жить. И тогда, окончательно потеряв своих хозяев, они начали создавать искусственную атмосферу жизни, как если бы Ловцы существовали на самом деле. Путешествуя от планеты к планете на кораблях Ловцов, они встречали на своем пути множество разумных существ и силой подчиняли их себе, путем биоморфных изменений делая этих несчастных похожими на Ловцов. Внешне и внутренне. Не знаю, возможно, им это необходимо было в качестве антуража, или такова была внесенная в них программа, продолжать однажды начатое дело.
— Так значит, искусственный разум? — произнес Вольфрам, кажется, начав что-то понимать. — Как ты?
— Как я, — мигнул РОБ. — Бессмертный искусственный разум. Когда-то они были подчинены Ловцам. А я подчинен вам, людям. Я даже начал мыслить почти так же как вы. Разве нет? И если бы подобных мне было много, а вы, люди, вдруг исчезли, то я могу допустить, что и нам пришла бы в голову такая идея — воссоздать вас заново, чтобы вы были всегда рядом. Так и делал Улей. Их было много семей. Но та, с которой боролись вы, агент Вольфрам, однажды столкнулась с серьезным и упорным сопротивлением. Была такая цивилизация, их звали Нивграхами. Однажды почти обращенные в Ловцов, они сумели стряхнуть с себя иго Улья. И занялись тем, что изгоняли этих существ со своих и чужих планет. Теперь я знаю, что отдельные особи Нивграхов существуют и до сих пор. Они эволюционировали за эти тысячелетия, но цели их остались прежними — снимать проклятье. Как мангусты Ихневмоны, идущие по следу Змея и убивающие его. Помните, я вам рассказывал? Я уверен, один из них был в квартире Леденева, когда вы пытались взять Улей.