Такой же фальшивкой я пользовался, чтобы попасть в ноду: кусок кода, который говорит Блокчейну «я свой» и которому Блокчейн верит – ровно до того момента, когда он пристально вглядится в меня, поймет, что ни черта я не свой, и обрушит на меня всю мощь своих защитных ботов.
После небольшой чистки осталось три реальных предложения. Одно – личность самоубийцы, который просил немалую сумму в мощностях Блокчейна Луны, чтобы запустить там в новости сообщение, в котором он обвинял родителей, преподавателей, Блокчейн и даже каких-то ботов-искинов. Этого я откинул сразу: по письму мгновенно вычислят автора, найдут того, кто купил его личность, и прощай секретность.
Второе – девка, погибшая в схлопнувшейся ноде четыре месяца назад и обнаруженная только вчера во время планового анализа трущоб со слабыми, маломощными нодами. Продавал личность техник, который, собственно, и проводил аудит-анализ. Такая личность мне подошла бы идеально: никто ее не ищет, никому она не нужна, бесцвет, серая масса. Плохо было только то, что я привык к мужской личности, и как бы это ни было глупо в цифровую эпоху, стать в мгновение ока женщиной меня не прельщало.
Третье предложение было мутным: майнер из стариков, из одного из первых поколений, писал, что он слишком известен, устал и хочет отдохнуть. Он предлагал свою личность с доплатой, то есть берешь его личность, светишь ею по всем Блокчейнам Солнечной системы, еще и монетки капают – немного, но худо-бедно свести концы с концами хватит.
По имеющимся данным я вычислил автора объявления и проверил этого майнера через Вики: Рикки Тавес, действительно древний, из первого поколения. Участвовал в становлении лунного и марсианского Блокчейнов, писал код для симуляций реального мира, сотню лет владел ключевой супернодой и даже как-то имел двойной голос в совете Блокчейна Земли, правда, последние лет двадцать от дел отошел и остался с обычным, таким же как у меня, одиночным голосом.
За этим предложением я чувствовал какую-то интригу, некую фальшь, возможно, даже гнильцу. Но пока мои фонды были закрыты в связи со смертью, денег-мощностей в моем распоряжении имелось совсем немного, и такое предложение выглядело настоящим подарком судьбы.
Я кинул акцепт на оффер, то есть написал, что готов принять предложение. Рикки ответил мгновенно – видимо, на оффере сидел бот-искин с соответствующими инструкциями.
– Ты кто?
– Я хотел бы остаться неизвестным, – ответил я.
И тут же понял, что меня уже вовсю сканируют, заблокировав в ноде «Злой гусь» так, чтобы я не смог сбежать, закрыв за собой порты.
Я мог бы отбиться, но это вызвало бы интерес Блокчейна, поэтому я позволил стороннему коду просканировать меня.
После процедуры секунд сорок ничего не происходило, а затем мне пришло приглашение в суперноду «Редьярд», и оно было не тем, от которого можно отказаться.
– Алонсо, друг мой, я рад, что ты еще жив, хотя не могу не признать – незаконность твоего пребывания в Блокчейне меня огорчает, – сообщил мне Рикки Тавес сразу после того, как заблокировал нас у себя в суперноде, отрубив Блокчейну любую возможность вмешаться в происходящее.
Я понимал, что нахожусь полностью в его власти – при желании он мог просто удалить мой код, и никто ничего ему бы не сделал.
– Тавес, то, что ты не сдал меня Блокчейну, означает, что я тебе нужен, – ответил я. – Перейдем к делу? Или ты так часто общался с олдами, что перенял их манеру общения?
Майнеры славились тем, что быстро решали вопросы. Большая часть торговых и даже личных операций совершалась в доли секунды – ровно столько, сколько выполнялся скрипт. Для олдов же это было неприемлемо: та же Алена считала, что, сокращая общение, мы лишаемся человечности.
– Та прав, Алонсо, абсолютно прав, я слишком долго общался с теми, кого ты называешь олдами. Они создали нас, друг мой. Их было слишком мало для возрождения человечества, и наше появление должно было исправить ситуацию. Но когда настал момент для возвращения в реальность, мы отказались. Даже я, на которого они рассчитывали, как на себя. Тот, у которого в коде императивно прописано, что я существую исключительно для того, чтобы однажды вернуться в мир свежего воздуха и плодородных пажитей, даже я – отказался.
– Можешь короче? – попросил я.
Рикки Тавес явно чаще общался с олдами, чем с майнерами. К тому же он наверняка держал в оперативке не одну сотню, а то и тысячу старых книг – все эти Сартры, Роулинш и Киплинги. По меркам майнеров Рикки был нефункционален, то есть безумен.
А по меркам олдов – почти совершенен. Олды могли общаться с ним на своем языке, на своем уровне. Алена наверняка знала его лично и считала джентльменом, то есть майнером-мужчиной, который соответствует высокому уровню человечности.
А меня он просто подбешивал.
– Попробую. – Рикки умолк ненадолго. – Нас создали для того, чтобы мы заселили Землю, когда она восстановится. Земля восстановилась, а мы отказались выходить из виртуальности. Вместо миллионов поселенцев на планету спустилось менее полутора сотен, этого не хватит для восстановления популяции. Блокчейн не позволяет заставлять майнеров, но им управляют олды, которые мелкими изменениями политики безопасности пытаются провоцировать нас на Исход. Впереди кризис.
– Как это относится ко мне?
То, что рассказал Рикки, полностью соответствовало моим ощущениям, но пересказ банальностей никак не продвигал меня к разгадке нашего с Аленой убийства.
– Я дам тебе свою личность, и ты спустишься в ней на Землю.
– У меня есть задачи в Блокчейне, Земля меня не прельщает, – ответил я.
Земля не прельщала никого из майнеров. Фактически мы оказались абсолютно не приспособлены под ту цель, для которой нас создали.
– Я выполню твои задачи, – с неожиданной самонадеянностью заявил Рикки. – Ты ведь хочешь найти своего убийцу и воскресить Алену, так? Я тебе скажу, кто за этим стоит и что вообще произошло. Твоя загадка не стоит и выеденного яйца.
«Выеденного яйца» – это была так называемая идиома, фраза, привязанная к каким-то незнакомым обычному майнеру реалиям. Маркер, определяющий уровень культуры. В моем случае – из-за того, что я ее не понял – недостаточный.
– Итак: ты говоришь, кто убил нас с Аленой, и рассказываешь, как вернуть ее к жизни, а я за это спускаюсь на Землю с твоей личностью?
Сделка выглядела уже не так плохо. Конечно, необратимый переход в реал выглядел неприятно, но постоянный риск попасть под раздачу Блокчейна и умереть навсегда прельщал еще менее.
– Именно, – ответил Рикки.
– А зачем вообще кому бы то ни было, и тебе в частности, спускаться в реал?
– Лет семьдесят назад по одному проекту в марсианском Блокчейне мне нужна была поддержка олдов. Кстати, я тогда писал и тебе, и Алене, и еще куче майнеров и олдов. Но вас мой проект не заинтересовал. Зато привлек группу олдов, которые предложили помощь взамен на то, что, когда начнется Исход, я буду в числе первых. И всячески буду поддерживать Исход.
– И ты решил, что Исход не скоро, может, его вообще не будет, а проект надо двигать прямо сейчас?
– Именно. – Рикки некоторое время помолчал, затем продолжил: – Проект в итоге провалился, несмотря даже на поддержку. Ретроспективно: глупая была идея. Вы с Аленой оказались правы, когда просто проигнорировали мои письма. А я оказался в непростой ситуации. Я обязан спуститься вниз, в белковое тело, во всю эту грязь, в необходимость дышать, в невозможность попасть из одного места в другое, кроме как передвигая туда свое физическое тело! Я полтора года придумываю поводы не выполнять обещанное, мой статус упал ниже подпола, те, ради кого я жил, чье поощрение было для меня единственным благом, относятся ко мне как к предателю. Я должен спуститься на Землю.
– Но если туда спущусь я, ты не сможешь воспользоваться этим, так как будет считаться, что тебя в Блокчейне больше нет, – удивился я. – Зачем тебе это?
– У меня есть запасные личности, – признался Рикки. – Я передам на них все, что накопил за последние века, но, если я инсценирую самоубийство, Блокчейн разберется и вычислит меня, а если «я» спущусь на Землю, никто не будет разбираться.
В этом был смысл. Старик останется в милом его сердцу Блокчейне, богатый и без моральных долгов, а кто-то – например, я – спустится под его именем на Землю…
– А если я как-то раскроюсь? Если на Земле поймут, что спустился не ты?
– К этому времени я поменяю несколько личностей и затеряюсь где-нибудь в Блокчейне Ганимеда или Титана, – отмахнулся Рикки. – Я все рассчитал, мне достаточно пяти календарных суток.
– Если твое объяснение моей смерти и план воскрешения Алены покажутся мне неубедительными, я откажусь, – предупредил я.
– Отлично. – Рикки кинул мне сертификат, в котором было описано наше соглашение. Документ выглядел сносно, и я подписал его, после чего он стал частью меня.
Сертификат был личным: то есть он имел юридическую силу исключительно между нами, и ни Рикки, ни я не могли его нарушить, не изменив непредсказуемо собственный программный код.
– Начнем с убийцы: это Александр Грубенко.
– Отец Алены? – они, конечно, часто не ладили, но убить собственную дочь?
– Да, через семь миллисекунд после информации о том, что вы с Аленой погибли, Блокчейн воскресил Алену, но не четырехсотлетнюю, твою, а восьмилетнюю, ту, какой ее записали из белкового носителя, то есть из ее собственного тела на сервер в первый раз. И об этом сразу, мгновенно, узнали все хранители Блокчейнов и цепочки их заместителей. Я шестой заместитель хранителя лунного Блокчейна и одиннадцатый заместитель марсианского, так что был в числе тех полутора тысяч майнеров и олдов, которые узнали о случившемся сразу.
– Гроб часто говорил, что Алена после всех дебагов и рефакторингов – просто кусок кода, а не его настоящая дочь. – Я задумался. – Выглядит похоже на правду. Но если восьмилетняя Алена воскрешена, то мою Алену воскресить не получится, а значит, ты не сможешь выполнить наше соглашение.