Рискнул заглянуть в зеркало. Какой кошмар! Наверное, все-таки Ксюша была права: ежедневно смотреть на это морщинистое злобное рыло… Хотя позвольте! Хрусталики-то вставили мне, а не ей…
И кажется, не только хрусталики. Звуки и запахи тоже изменились: из кухни потянуло горелым луком, за окнами зазвучал приглушенный мат и загрохотали контейнеры, водружаемые на мусоровоз.
Метнулся к незанавешенному окну. Боже… Наш славный ухоженный и выметенный дворик обратился в подобие свалки: обломки асфальта, выбоины, бродячие пластиковые пакеты…
Я вскрикнул и отшвырнул пульт с такой силой, что, ударившись об пол, он улетел под скомканное семейное ложе.
А потом вошла Ксюша. Надо полагать, услышала мой взвизг.
Драный халатишко, брюзгливое обвислое лицо… По-моему, она была в поддатии. Знакомым жестом коснулась губ кончиками пальцев, только вот между средним и указательным дымилась сигарета. Она что же… курит? И обоняние подтвердило: да, именно так.
– Что, злыдень?.. – цинично кривя рот, сказала мне она. – Все воображаешь, будто я перед тобой по одной половице хожу? У, мудило господне… Глаза б мои тебя не видели…
Что же я должен был услышать, если бы не нажал кнопочку? «Заинька ты мой ушастенький, ну почему ты опять такой расстроенный?..»
Нет, уж лучше наваждение, чем такая правда!
– Да на хрен бы ты мне был нужен, – продолжала она между тем, – если б не пенсия твоя ветеранская-инвалидская! Сколько лет ты меня доставал, пятка слепая!.. И как я сразу не догадалась бельма тебе вставить?..
Стряхнула пепел прямо на ковер и с видимым удовольствием затянулась.
– Главное, дешево и сердито, – злорадно ощерясь, сообщила она. – За подключение к муниципальной программе – семьдесят пять процентов скидки! Вот и подключила… Пускай тебе еще и мэрия башку поморочит…
Какое это, должно быть, наслаждение – выкладывать дураку-мужу голую правду, точно зная, что тот ни хрена не услышит!
В следующий миг она увидела ужас в моих глазах – и все поняла.
– Пульт… – прохрипел я. – Где пульт?..
И кинулся на четвереньках под койку.
Вдруг не разбился!
Июль – август, 2020
Бакалда – Волгоград
Сергей ЛукьяненкоДураки и дороги
Кондратьев был высоким, грузным, загорелым дочерна – настоящий рабочий человек, проводящий дни напролет под палящим солнцем, ветром и дождем. Не верилось, что он – начальник Трассы на участке Москва – Калуга, скорее казалось, что Кондратьев только что вылез из-за рычагов грейдера или скрепера. Защитного цвета бриджи и расстегнутая цветастая рубаха на нем смотрелись солидно, будто генеральская форма.
Колков рядом с Кондратьевым выглядел неубедительно. Тощий, сутулый, бледнокожий, в старомодных очках, в слишком жарком для лета костюме – типичный кабинетный ученый. Собственно говоря, им он и был.
– С самого начала знал, что ерунда получится, – сказал Кондратьев, вытирая пот со лба. В голосе Кондратьева было не то чтобы удовлетворение, но легкое торжество. – Но такого даже я не ожидал. Можете объяснить, профессор?
– Я не профессор, – привычно возразил Колков, поправляя очки. – Разбираться надо…
– Так разбирайтесь.
Они стояли на выжженном солнцем поле, рядом с ровной черной лентой Трассы. Две полосы в каждую сторону, прямая будто стрела и ровная как стол Трасса казалась сделанной из хорошего асфальта. На большем участке так и было, но вот этот участок, экспериментальный, к асфальту не имел никакого отношения. Никакой строительной техники поблизости не наблюдалось, как и вообще следов человека. Лента дороги тоже была пуста. Даже внедорожник Кондратьева, на котором они приехали, стоял в сторонке. Одуревший от жары кузнечик выпрыгнул на ленту дороги, замер на секунду – и вдруг резко отпрыгнул назад.
– Даже безмозглым насекомым ваша дорога не нравится, – сказал Кондратьев. Теперь удовлетворение в его голосе было явным.
– Хорошая дорога, – рассеянно сказал Колков. – А кузнечик… все правильно. Дорога насекомых и прочих мелких животных отпугивает. Чтобы меньше погибали, не пачкали ветровые стекла…
– Гуманизм, – насмешливо сказал Кондратьев. – Ясно. И куда нас завел ваш гуманизм? А завел он нас в… – начальник Трассы выразительно замолчал, глядя вперед.
Впереди дорога внезапно начинала углубляться в поле. Вначале возникала колея, потом резкий спуск, стены которого облицовывала та же самая черная масса, из которой состояла дорога. Потом спуск окончательно заглублялся, и дорога ныряла в туннель. Черный провал уходил куда-то вглубь.
– Дорога вновь выходит из-под земли через десять километров, – сказал Кондратьев с тоской в голосе. – Вы понимаете, что сотворили? Десятикилометровый туннель. Не въехать, не выехать.
– Тут и не предусматривались никакие съезды, – возразил Колков. – Места пустынные, деревеньки и то в стороне.
– Сейчас нет, а завтра – да. Ну а водителям что за радость? Ехали, пейзажем любовались, вдруг дорога ныряет в туннель на десять километров! Вы понимаете, что это вопрос безопасности?
Колков кивнул. Присел на обочине, достал похожий на телефон приборчик, прижал к покрытию дороги. Экран прибора засветился зеленым, появились какие-то строчки сообщений, но Колков не стал их читать.
– Все в порядке, – сказал он. – Наноботы функционируют, дорога рапортует об исправном состоянии. Надо разбираться.
Кондратьев несколько мгновений смотрел на Колкова сверху, потом вздохнул и присел на дорогу. Спросил более миролюбиво:
– Слушай, почему она называется самодвижущейся?
– Потому что сама движется, – сказал Колков, – сама себя строит. – Перочинным ножиком он с заметным трудом отковырял от дороги крошечный кусочек покрытия. Бросил в стеклянный флакон, закупорил. Потряс флакон, посмотрел на свет. Спрятал в карман.
Кондратьев с сомнением посмотрел на Колкова и сказал:
– Строила сама, а сносить будем мы. К чертовой матери. И строить обычным образом.
– Из-за туннеля – срывать сто шестьдесят километров дороги? – поразился Колков.
Кондратьев насмешливо посмотрел на него.
– Ты меня за дурака-то не считай. Что такое твоя «самодвижущаяся дорога»? Нет, не отвечай, сам скажу. Колония наноботов. Заданы начальная и конечная точки пути. Заданы ширина дороги, допустимые уклоны и повороты. А дальше наноботы начинают питаться солнечным светом и перерабатывать грунт в дорожное полотно.
– Не совсем так. Полотно – и есть наноботы. Они сцепляются между собой, образуют дорогу и впадают в спячку. Только когда дорога повреждается, они просыпаются и восстанавливают ее. Никакого ремонта, никакого ухода – дорога вечная… – Колков пристально посмотрел на Кондратьева. – Так вот что вам не нравится? Такие дороги вас без работы оставят?
Он ковырнул пальцем дорогу. Щербинка в покрытии на глазах заплывала, затягивалась.
– Дурак ты, – беззлобно сказал Кондратьев. – На мой век работы хватит. Лучше скажи, как управляются наноботы? Есть центральный компьютер?
– Нет. Она сама по себе – компьютер. Каждый нанобот – крошечный элемент системы. Чем длиннее дорога, тем больше вычислительная мощность.
– Вот, – кивнул Кондратьев. – Ты, дорогой профессор…
– Я не…
– Создал…
– Не я один…
– Саморазвивающийся живой организм. Пока вы на полигоне строили трассы – все было в порядке. Ваша дорога не была слишком уж умной. А тут – сто шестьдесят километров широкого полотна. Тут вычислительная мощность выше любого суперкомпьютера, верно? Ну, поздравляю, дорогой профессор, вы создали монстра! Он хочет жить и расти. Забетонировать всю Землю, превратить ее в ровный шарик. Вот потому твоя дорога и нырнула в глубину. Спряталась, понимаешь? Может, она сейчас туннели повсюду роет.
– Не может такого быть, – упрямо сказал Колков. – Вы словно старых фильмов ужасов насмотрелись. Если соединить миллион калькуляторов, они разумными не станут. Да, это компьютер, но он неразумный, он лишь выполняет программу – проложить Трассу от Москвы до Калуги.
– Объясни, зачем дорога нырнула под землю?
Колков молчал.
– Доставай свою ампулу, – жестко сказал Кондратьев. – Давай, не тяни. У меня в Калуге бабушка, между прочим, я тебе не позволю бабушку заасфальтировать.
Колков достал из кармана пиджака металлическую коробочку. Открыл – внутри лежала стеклянная ампула с тягучей красной жидкостью.
– Выключай, – сказал Кондратьев. – Бей ампулу, выключай дорогу.
– Она же в пыль рассыплется. Весь труд насмарку! Дорога ведь остановилась, она никуда за разрешенные границы не вышла, ничего не испортила!
Кондратьев встал, огляделся. Решил:
– У тебя полчаса. Сможешь мне убедительно объяснить, почему твои наноботы решили в шахтеры податься, – оставим дорогу. Нет – уничтожим.
Колков тоже встал. Снял очки, протер, спрятал в карман. Снова достал и водрузил на нос. Возмущенно сказал:
– Это так не делается. Надо извлекать из наноботов логи их действий, находить цепочки принятия решений. Процесс на несколько недель как минимум. Но я вас уверяю, внутренняя логика наноботов не позволит им причинить вред людям. Это жесточайшее правило, уверяю вас, оно прошито на физическом уровне…
– Двадцать девять минут, – сказал Кондратьев.
Колков вздохнул. Перешел дорогу, посмотрел в отверстие туннеля. Спросил:
– Что там внутри?
– Туннель. Залегает на глубине семь метров. Мы послали в него дроны, потом добровольцы прошли пешком. Даже вентиляционные отверстия пробиты и светящиеся полосы на потолке есть.
– Вот видите, дорога исправна!
– Двадцать семь минут. Причина?
– Здесь нет заповедников? Какие-нибудь гнездовья редких птиц… дорога запрограммирована оберегать природу…
– Да ты что, – возмутился Кондратьев. – Нам зеленые и так плешь проели, каждый метр проверяли, ко всему придирались! Ничего там нет, только комары и лягушки. Двадцать шесть минут.
– Возможно, дороге не хватало каких-то микроэлементов для строительства, – вслух предположил Колков. – И она решила их добыть…