Ели тихо. Лишь стук ложек нарушал звенящую тишину, особенно когда кто-нибудь мешал сахар. Маринка один за одним поедала бутерброды и казалась особенно счастливой. Она прижималась к отцу и все время норовила угостить того жареной картошкой из коробочки. Ира пила кофе и ничего не ела. Поглядывая на Марину, она видела, как счастлива ее дочь, видела, как преобразился Дмитрий и в первый раз всерьез задумалась:
«А может и правда плюнуть на эту Москву, переехать сюда и спокойно доживать жизнь? Карьеры мне уже не сделать, а друзей и тут найти можно.»
Решение ей давалось нелегко – она то и дело находила аргументы за и против. Но все же аргументов «За» было больше. А именно – Дмитрий и Маринка. Она видела, как им хорошо вдвоем и от этого становилась счастливой. Маринка, конечно, уже не была ребенком, но все же отца ей не хватало. Да и самой Ире очень не хватало Дмитрия. Их семья словно раскололась, когда он уехал. Без работы он сидеть больше не мог, поэтому у семьи, чтобы сохраниться, был один лишь только выход – ехать за ним.
«Все! Решено! Переезжаем! – решила она для себя. – Сегодня вечером скажу ему».
После завтрака они пошли в кинотеатр. Солнце еще не успело прогреть воздух, отчего на улице было морозно. Маринка то и дело прижимала ладони к губам, выдыхая в них воздух. От этого становилось немного теплее. Дмитрий снял свой шарф и обернул им Маринкины руки. Рядом с ним, прижимаясь, шла Ира. Ей тоже было холодно, но она терпела и ничего не говорила. Дмитрий заметил, как ее кожа покрылась маленькими прыщиками. Он подошел к Ире и стал растирать ее щеки. До кинотеатра оставалось меньше километра, до сеанса – полчаса.
В промерзшем утреннем воздухе Дмитрий вдруг услышал какой-то странный звук – будто кто-то бежал к ним на встречу. Но это был не человек – звуки больше напоминали шорох лап. Через мгновение перед ним появился силуэт большой собаки. Ее жерсть была белой и вздыбленной, с языка капала слюна, из пасти – торчали два острых клыка. На собаке не было ошейника, но и для дворняги она была слишком чистой и ухоженной. Дмитрий сделал вперед два шага, оставляя за собой Миринку и Иру и сжал кулаки. Собака остановилась. Ее ритмичное дыхание било по перепонкам ушей Дмитрия, внутри он почувствовал прилив страха. «Спокойно, спокойно, – успокаивал он себя, – бить надо в нос». Про то, что бить надо в нос, он знал с детства, когда его укусила собака, но страх от этого не уходил. Марина сначала попятилась назад. Затем резко развернулась и побежала.
– Стой на месте, – закричал Дмитрий, – Не двигайся!
Ира заметалась между дочерью и мужем.
– Ира, – держи ее. Когда он это говорил, Маринка уже убегала в направлении дома. Собака рванулась вперед. Пробежав в полуметре от Дмитрия, она ловко прогнулась и увернулась от его удара ногой. Затем, минуя Иру, она несколькими прыжками догнала Маринку и прыгнула той на спину, свалив ее на асфальт. Последнее что помнил Дмитрий – крики, бледное лицо Иры, визг собаки, которую он бил всем, что попадало под руки, кровь, не то собачья, не то человеческая. Затем – больница, покусанные руки Маринки, халаты, бинты, капельницы… ужас в глазах Иры, ужас в своих глазах.
Вечером они пришли домой. Маринка была вся в бинтах. От полученного шока она с трудом говорила. Ира тоже все время молчала. Дмитрий достал виски и сходу выпил стакан. Стало легче. Он предложил выпить Ире, но она отказалась. Ира сидела молча и смотрела в одну точку. На ее лице слились безразличие и ужас происходящего. Она хотела уехать как можно быстрее. Дмитрий чувствовал это желание. Он сам хотел куда-нибудь скрыться и как можно быстрее.
Рано утром Дмитрий отвез их в аэропорт. В дороге они почти не разговаривали. Врачи сказали, что Марине придется пройти курс лечения. И сделать это лучше в Москве. Перед посадкой Дмитрий поцеловал Иру в губы. Они казались сухими и шершавыми, будто их все время кусали. Ира не ответила ему. От этого захотелось заплакать, захотелось провалиться под землю, захотелось найти ту собаку и порвать ей глотку. Ведь теперь – он остался опять без семьи. Через час самолет взлетел и быстро исчез где-то далеко в небе.
«Это конец» – последнее, что мелькнуло в голове Дмитрия.
Глава 18: Снова Горы….
Говорят – время лечит. Все проходит, все забывается. Со временем стираются все обиды и горечи. Говорят, время – лучший доктор. Так и Дмитрий – сначала пил, расстраивался, горевал, а затем – стал забывать. И про жену, и про Веру и даже про собаку, укусившую Маринку. Тогда он поклялся найти зверя и убить. А сейчас – уже было все равно. Маринка поправилась, со временем забыла про собаку и звонила отцу все реже и реже. И жизнь потекла, как и раньше – от одной рутины к другой. От одной проблемы – к другой. Жизнь потекла как обычно.
Так прошло полгода. Дмитрий почти не ездил в Москву. С женой общался сухо, протокольно, больше для галочки. Иногда переписывался с Маринкой. Почему-то ему больше не хотелось семьи – как-то не сложилось с этим. Воспоминания о близких лишь ранили его. Он стал много работать, попытался открыть бизнес, иногда встречался с Жанной. Раз в месяц они ужинали и занимались сексом. Ему этого хватало. Ей тоже.
Один раз к нему приезжал начальник и они сильно надрались. Начальник рассказывал, как проходил его роман с рыжей «русалкой» – начинаясь ярко и стремительно, он также быстро закончился. Начальника бросили, а он к этому не привык. Поэтому стал много пить и чуть не слетел с должности. Но вовремя одумался. Теперь он боялся любых связей. Дмитрий слушал его и мог рассказать все наперед – все было знакомо и не представлялось загадкой. А главное – было пройдено. Начальник казался несчастным, замученным и производил жалкое впечатление. Он все еще любил Веру и тайно отправлял ей букеты с цветами и подарки. Но ответа не получал. Начальник превращался из неинтересного человека в неудачника и изгоя. Дмитрий и раньше его не любил, а теперь – подавно.
– Ведь я ей Дима, я…, – он обернулся по сторонам и, убедившись, что их никто не подслушивает, сказал, – я ей машину подарил! С этими… с правами вместе. Даже инструктора оплатил!
– И чего?
– И ничего, даже спасибо не сказала. Вообще ничего. Ну не сука? А?
– Сука, конечно, но что сделать? Люди так устроены.
– Как так? Это же…, – тут он задумался и сморщил лоб, – это же… не по-людски!
– Презирают они тех, кто перед ними ползает. Да и мужики, кстати, тоже презирают.
– Так что мне делать-то теперь?
– Новую искать, а про эту лучше забыть.
– А тачка? Как же она? Тачка эта больше ляма стоит. Про тачку тоже забыть?!
– Про тачку тоже придется забыть. Да и не главное это. Хрен с ней, с тачкой. Не последние же деньги ты отдал.
Но начальник не слушал. Он говорил про какую-то справедливость, затем переключился на свою жену, затем – на школьную подругу, которой иногда звонил. Начальник был пьян и со стороны производил жалкое зрелище. И Дмитрий, как в в прошлый раз, сделал вид, что ему позвонили. А после ушел. С начальником говорить было не о чем. За спиной он услышал какие-то хрипы – начальник что-то объяснял официантке. При этом он зачем-то бил по столу ладонью так, что сидящие рядом оборачивались в его сторону и тихо возмущались.
– Я же ей машину, бл*дь! – хрипел начальник на весь ресторан. – Тачку! Больше ляма!
Дмитрий вышел и громко хлопнул дверью.
Наступила осень, а с ним и день рождения Дмитрия. Он отмечал его шумно, долго, празднично. Совсем как раньше. Совсем как до Веры. Его поздравляли все – жена, родители, бывшие подруги, коллеги и даже позвонил начальник. Он называл Дмитрия братом, клялся в вечной дружбе и был не совсем трезв. Говорили, что у него опять начался запой. Вечером позвонила Маринка – довольная, счастливая. Она обещала приехать на выходные, как только сдаст сессию. Маринка рассказала, что решила выйти замуж. Вечером с рабочего телефона позвонила Вера. Дмитрий не сразу понял, кто это. Голос в трубке был слегка хрипловат, словно простужен. Иногда он срывался и вздрагивал.
– Мне надо поговорить с тобой. Очень надо.
– Я слушаю. Говори.
– Ты… ты обязан меня простить. У меня больше нет никого. Ты понял?! – внезапно сказала она.
– А что, были? – пошутил он в ответ. Но сам вдруг расстроился – такой неуместной показалась ему шутка.
Она зарыдала. Непритворно. Вере было тяжело, и Дмитрий чувствовал это.
– Прости меня, пожалуйста, – словно ребенок заплакала она. – Я изменюсь, я стану другой. Мне тебя очень не хватает.
– Я простил тебя. Все?
– Клянешься?
– В чем?
– Ну, что простил? Клянешься?
– Клянусь.
– Это значит, что все как раньше будет?
– Нет, не все как раньше, но я на тебя не сержусь.
Дмитрий не был трезв – на дне рождения выпили не мало. Ему вдруг стало опять жалко Веру. Вначале, когда он услышал ее голос, то хотел бросить трубку. Но не сейчас. Обиды в миг забылись, внутри что-то защемило и к Вере появилось теплое доброе чувство. Как у отца к вернувшемуся ребенку. Плохому ребенку, но все же своему. Он как родитель заметался в своем выборе – простить ее или положить трубку и уже навсегда забыть. Но ведь сейчас она была так близко. Сейчас она сама к нему тянулась. И это не было обманом, маской, да чем угодно. Все это было по-настоящему, как он и мечтал. В этом Дмитрий был абсолютно уверен.
– А помнишь горы? – спросила Вера, – ведь там было так здорово. И ты мне тогда поклялся, помнишь?
– Помню…, – и он вспомнил то, о чем давно забыл – о своей клятве.
– Ты поклялся, что мы туда вернемся.
– Не знаю, – ему не хотелось это говорить, ему не хотелось показывать свою неуверенность, ему хотелось быть твердым.
– Не убивай эту надежду. Это ведь все, что у меня есть.
– Хорошо. Я не отказываюсь от своих слов. Но ты знаешь…
– Пока, – вдруг сказала она и положила трубку.
«Тряпка, какая же я тряпка, – думал он и бил по столу кулаком, на пальцах появилась кровь, – Я же обещал себе с ней больше не связываться».