Эрик мешкает, задержав руку на бутылке, а потом аккуратно опускает ее на пол.
– Я рад это слышать, Меган, – наконец говорит он. – Есть вещи, которые я бы не хотел рассказывать в своей католической школе для мальчиков.
Я с облегчением киваю.
– Что, кстати говоря, – рискую я сказать с полуулыбкой, опираясь локтем о полку, – школа только для мальчиков? Это для тебя, должно быть, – либо мечта наяву, либо кошмарный сон.
Эрик смеется, и его поза становится куда менее напряженной.
– Поверь, это настоящий кошмар. У меня никогда… – голос его становится тише, значительнее. – У меня никогда раньше не было возможности это сделать.
Я выпрямляюсь. Эти слова задевают меня, и уходит секунда, чтобы понять почему. Я не могу представить, каково это – учиться в школе Эрика, справляясь каждый день с тем, с чем ему приходится справляться, и я знаю, что хотела бы поэкспериментировать с этой частью своей жизни, будь я на его месте. Но Энтони – не просто мальчик для экспериментов. Я не допущу, чтобы его использовали или обижали.
– Если твой интерес к Энтони объясняется всего лишь тем, что у тебя никогда еще не было парня, – начинаю я, – и его легко держать в секрете от твоих друзей…
Эрик обрывает меня.
– Дело не в этом, – говорит он решительно, – дело в нем самом.
Я разрешаю себе улыбнуться.
– Ну, в таком случае я как лучший друг обязана сказать речь, – продолжаю я. – Энтони серьезно подходит к отношениям, и у него уже бывали неудачные опыты. Ты ему очень нравишься. – Лицо Эрика смягчается. – Не испорти это, – заканчиваю я.
Я поднимаю бутылку и выхожу, не дожидаясь его ответа.
– Ужин почти готов, – зовет Энтони, когда я возвращаюсь в кухню. – Все садитесь, а я его вынесу.
Мы собираемся у круглого обеденного стола, где я за эти годы бесчисленное количество раз помогала Энтони заучивать монологи и последовательность реплик. Энтони присоединяется со шкворчащим блюдом карне асада.
Никто не говорит ни слова. Оуэн, сидящий со мной рядом, чрезмерно сосредоточен на наполнении стакана газировкой. Энтони, кажется, старательно избегает встречаться взглядом с Эриком, а Эрик смотрит на меня вопросительно.
Я не понимаю, что тут происходит. Я достаточно подбодрила Энтони, чтобы он приударил за Эриком, и я прямо сказала Эрику о чувствах Энтони к нему. Чего еще они могут ждать?
Я смотрю на Эрика и вижу, что его футболка – это форма для лакросса, как у тех парней с вечеринки Дерека. Пытаясь оживить беседу, я спрашиваю:
– На какой, э-э, позиции ты в команде по лакроссу?
– Я полузащитник, – отвечает он кратко, что не помогает.
Я пытаюсь поймать взгляд Энтони, чтобы дать ему сигнал включаться в разговор. Но он сосредоточенно укладывает полоски говядины в лепешки. Поверить не могу. Я снова смотрю на Эрика, пытаясь найти в своей памяти хоть что-нибудь о лакроссе. Я почти уверена, что там играют в мяч, но…
– Это с ума сойти как вкусно, чувак, – говорит Эрик Энтони, не успев даже прожевать первый кусок.
Энтони поднимает глаза (слава богу!) и натянуто улыбается в ответ. Я знаю, что его отпугивает то, насколько Эрик кажется пацаном-спортсменом. В ином случае он бы не впал в такой ступор, как теперь.
– Мой брат играет в лакросс… – внезапно заговорил Оуэн, и я готова его расцеловать.
«Ой, что это я только что подумала?», – я моргаю. Конечно, я не имела это в виду в буквальном смысле.
– …но ему десять лет, так что когда я говорю «играет в лакросс», на самом деле я имею в виду, что он лупит меня своей клюшкой. – Эрик смеется, и не успеваю я наградить Оуэна благодарным взглядом, как они с Эриком пускаются в оживленное обсуждение того, какой отличный вид спорта этот лакросс. Пока они поглощены этим, я пихаю Энтони ногой под столом и взглядом попрекаю его, что он не включается в разговор.
– Эй, – вдруг говорит Эрик, прерывая разговор с Оуэном, – похоже, у нас закончилась сальса.
Энтони моргает, переводя взгляд с банки приготовленной его мамой сальсы, стоящей на стойке, обратно на стол.
– Ох, э-э, – заикается Энтони, – я принесу, – и начинает подниматься со стула.
– Давай я, – говорит Эрик. Но как только он встает с места, мои глаза расширяются, потому что одним легким движением Эрик кладет свою ладонь на ладонь Энтони. На моих глазах Энтони выпрямляется, будто по нему пустили разряд электрического тока.
Когда Эрик поворачивается спиной, я встречаюсь взглядом с Энтони. Где всего пару секунд назад было поражение, сейчас сияет такая вдохновенная решительность, которую я у него видела только в момент схода со сцены после успешно сыгранной роли.
– О боже мой, – шевелит он беззвучно губами.
Эрик возвращается с наполненной миской, и я выжидающе смотрю на Энтони – каким будет его следующий шаг?
Я даже не успеваю понять, как это происходит. Но вдруг я чувствую руку Оуэна в своих волосах. Я резко поворачиваюсь к нему лицом, а он уже отнимает руку – а в ней комок гуакамоле. Единственное возможное объяснение в том, что я была так сконцентрирована на Энтони, что сама не заметила, как провела грязной рукой по волосам.
– Сначала яблочное пюре, теперь гуакамоле, – ухмыляется Оуэн, вытирая пальцы о салфетку. – В этот раз тебе не удастся свалить вину на свою маленькую сестру.
– Ты что, говоришь, что я грязнуля, Оуэн? – я изображаю обиду на лице.
– Заметь, не я это сказал, а ты, – отвечает он.
Я открываю рот, чтобы отшутиться, но Эрик меня опережает.
– Ребят, вы такие милые, – говорит он. – Как давно вы встречаетесь?
Я не сразу понимаю, что он имеет в виду меня.
И Оуэна.
Нас с Оуэном.
Я смотрю на Оуэна, и его выражение лица непроницаемо. Что-то среднее между ошеломлением и возмущением, полагаю. Я не знаю, что Эрику кажется таким милым в том, что Оуэн достал у меня из волос гуакамоле, но я растеряна.
– Мы, э-э… – начинаю я, не зная, что бы от меня хотел услышать Энтони или Оуэн. Предполагалось, что он или мой друг, или моя пара на этот вечер в зависимости от ситуации, но я не ожидала, что мне на самом деле придется врать о наших отношениях.
– О, извиняюсь, я ошибся, – быстро поправляется Эрик, увидев мои сомнения, – я думал, что у нас двойное свидание.
И Энтони тут же выпаливает:
– Они вместе уже месяц!
Я метнула в Энтони взгляд, но пришлось улыбнуться. Одно дело – если я сама бы приврала насчет отношений с Оуэном, но если кто-то сделал это за меня, видимо, мне придется подыгрывать. Я успеваю посмотреть на Оуэна извиняющимся взглядом, прежде чем положить свою руку на его. Он смотрит на нее, будто на радиоактивную, но не убирает свою. Ладонь у него теплая.
– Мы встретились на прослушивании для школьной постановки «Ромео и Джульетты», – говорю я Эрику и влюбленно смотрю на Оуэна. Недели репетиций роли Джульетты, как оказалось, научили меня изображать обожание. Оуэн выглядит как испуганный зверь. – Я обещала себе не заводить отношений внутри труппы, но Оуэн не сдавался, – я вижу, как Оуэн закатывает глаза. – Он даже написал обо мне песню для своей знакомой группы, и должна сказать, она… Очень страстная.
Оуэн поворачивается ко мне с блеском в глазах.
– Перед Меган невозможно устоять. У нее выдающиеся актерские способности.
Я прикусываю щеку, чтобы не рассмеяться.
– В конце концов я перестала сопротивляться. Он такой сексуальный монах, – я уставилась на него, подначивая продолжать представление, и он смотрит в ответ, несомненно, готовя следующую фразу.
– Ты в этой пьесе играешь?
Я была так поглощена разговором с Оуэном, что не заметила, как взгляд Эрика теперь устремлен на Энтони.
– У меня есть роль, да, – спокойно отвечает Энтони.
– Он скромничает, – встреваю я. – Он – лучший актер в Стиллмонте. У него огромная роль – видел бы ты его монолог.
– Я бы хотел, – голос Эрика смягчается.
– Я бы мог продемонстрировать кусочек, – предлагает Энтони. Когда он включается в процесс, его флирт весьма впечатляет.
– Прямо сейчас? – улыбается Эрик. – За столом? Посреди ужина?
– В более интимной обстановке, – просто улыбается Энтони, и я еле сдерживаюсь, чтобы не наградить его овациями.
Эрик мешкает, и я знаю, что предложение его привлекает.
– Я бы с удовольствием. Но итоговое представление я бы тоже очень хотел увидеть.
Я уверена, что все в комнате наверняка почувствовали особо заряженную атмосферу. Я вскакиваю с места и хватаю тарелку Энтони.
– Давай я уберу со стола, – торопливо предлагаю я. – Энтони, это было великолепно, как всегда. Мы с Оуэном помоем посуду, так как ты готовил.
Конечно, не то чтобы мне требовалось что-то говорить. Я еще не успела закончить, а Энтони и Эрик уже на полпути к коридору.
Я отношу тарелки к раковине и открываю кран. Оуэн встает рядом еще с парой тарелок. Передает их мне, затем останавливается у раковины, будто пытается решить, стоит ли сказать что-то.
– Сексуальный монах? – наконец спрашивает он с нарочитой небрежностью.
Я взмахиваю ложкой, брызгая ему в лицо водой.
– Я тоже не знала, что передо мной невозможно устоять.
Оуэн шлепает меня полотенцем, улыбаясь.
– Все ты знала, Меган.
Я смеюсь, отмечая, что он не отрекается от сказанного.
Мы уже закончили мытье посуды, и тут я понимаю, что мы давненько не слышали ничего из соседней комнаты; подозрительно (нет, многообещающе) давно. Оуэн, будто прочитав мои мысли, смотрит в том направлении, куда Энтони увел Эрика.
– Как думаешь, что они там делают? – спрашивает он тихо.
– Может, пойдешь посмотришь?
Он оглянулся, глаза его расширились.
– Нет, ну уж нет.
– Ладно. – Я пожимаю плечами. – Тогда жди тут.
Я бросаю полотенце ему в лицо и на цыпочках крадусь по коридору. Спальня Энтони слева, рядом с весьма реалистичным портретом Иисуса. Я знаю о ее расположении только потому, что мы там готовились к экзаменам, благодаря чему я их и сдала, но точно уж не потому, что мы встречались. Дверь приоткрыта, свет оттуда проникает в коридор. Сначала я вижу одну пару коленей на кровати Энтони, потом подвигаюсь, чтобы было лучше видно… Как Энтони и Эрик самозабвенно целуются.