– Дженна, – прошипела я, и она посмотрела на меня. – Проверь свои глаза. Там кое-чего не хватает.
– Обожемой, – ахает она и шарит в поисках косметички.
Я вылетаю из комнаты и ныряю в гримерку дальше по коридору. Тут полнейший бардак. Так как все остальные сцены уже сыграны, актеры из них начали прикладываться к напиткам, которые во флягах тайком протащили некоторые ребята, и все они одеты в безумное разнообразие наполовину снятых костюмов и со сценическим гримом. Я быстро нахожу глазами Кейси Марковитц в углу – она бормочет себе под нос, репетируя свои реплики.
– Кейси, держи. – Я передаю галстук ей. Она в костюме, волосы спрятаны под шляпой. Она хватает галстук, не прерывая реплику. – Тебе помочь его надеть? – спрашиваю я, произнеся слоги так быстро, что они слиплись в одно слово.
– Не-а. – Она легким жестом набрасывает его на шею и завязывает идеальный узел.
У меня нет времени удивляться, так как до моего плеча дотронулся помощник по реквизиту.
– Портфель для сцены, – говорит он, запыхавшись. Это невысокий Эндрю Мета, десятиклассник.
Я жду, пока он доведет мысль до конца.
– И что? – выпаливаю я, когда понимаю, что он не собирается продолжать.
– Его нет на реквизитном столе.
Я вздыхаю. «Конечно, нет».
– Проверь в мужской раздевалке. Тайлер его вечно забывает положить на место.
Эндрю убегает, а я вижу Оуэна у двери. Он нервно теребит воротничок, что меня смешит.
– Нужна помощь? – дразню я ласково, вставая рядом и протягивая пальцы к галстуку, который он умудрился запутать во что-то совсем не похожее на галстучный узел.
Он избегает моего взгляда.
– Э-э, спасибо. – Он поправляет манжеты, будто едва может устоять на месте, пока я налаживаю дело с галстуком.
– Ты отлично выступишь, – уверяю я его, узнавая типичные проявления сценической паники. Я начинаю завязывать узел и вижу, что теперь Оуэн смотрит на меня сверху – кажется, я раньше не обращала внимание на то, что он ростом больше ста восьмидесяти сантиметров, намного выше меня – с отвлеченной, совсем не убедительной улыбкой на лице.
– Мы отлично выступим, вся труппа. Ты невероятно хорошо поработала над этой сценой.
Я чувствую, как по телу разливается тепло, но сосредотачиваюсь на том, чтобы расправить кончики галстука.
– Кстати, а ты видел Уилла?
Он снова отводит глаза.
– Он сказал, что может чуть опоздать.
– Что? – Я замираю с руками на галстуке. Уилл мне не сказал, что опоздает. И снова я слышу в голове зловредный голосок, убеждающей меня быть спокойной девушкой, но теперь все-таки речь не о поездке в пиццерию. – Это же итоговое представление. Это типа важно…
Оуэн протягивает руку к воротнику и кладет ее поверх моей. Он нежно стискивает мои пальцы. На его запястье знакомые пятнышки синих чернил, и хоть он и в костюме, я знаю, что его блокнот и ручка неподалеку. Эта мысль почему-то меня успокаивает. Когда я поднимаю глаза, он уже смотрит на меня.
– Он знает. Не беспокойся о нем, – говорит он деликатно. – Выступление пройдет идеально.
Его рука все еще накрывает мою, и мне стоит отнять ее, но мне сложно вспомнить, почему мне нравится Уилл, а не Оуэн. Я потираю пятнышко на его запястье.
– Тебя что, не научили пользоваться ручкой?
Он моргает, а потом находит глазами синее пятнышко, которое я безуспешно пытаюсь оттереть.
– Я слишком сильно нажимаю на них, – говорит он шепотом. Он не убирает свою руку. – Если хочешь, я пойду его отмою.
– Нет, мне оно нравится, – говорю я, но не перестаю водить большим пальцем по его запястью. Откуда-то издалека через стену доносится всплеск аплодисментов предыдущей сцене. Я опускаю руку. – Это наш сигнал.
Глаза Оуэна вспыхивают, будто он только что вспомнил, где находится.
– Точно.
Я тороплю его к правой лестнице к сцене, потом оглядываю комнату в поисках других актеров труппы на случай, если они замешкались. Никого нет, и я сама пробираюсь за кулисы, замечая, что теперь кончики моих пальцев подкрашены голубым. Я улыбаюсь, несмотря на то, что грудь сжимает смесь радостного возбуждения и нервозности, которая предшествует каждому представлению.
Мои актеры выстроились за кулисами, и я смотрю на них, на Тайлера с портфелем. Выглядывая из-за кулис, я смотрю в зал. Но софиты горят, и я только могу различить первые ряды. Я всматриваюсь в лица новичков из театрального кружка, гордых бабушек и дедушек и нескольких учителей.
Но я нигде не вижу Уилла.
Борясь с разочарованием, я снова фокусируюсь на сцене.
– Назови имя Вилли Ломана, посмотри, что будет!.. Вилли Ломан – известная личность! – провозглашает Тайлер с отчаянной, показной смелостью.
– Ладно, пап, – миролюбиво отвечает Оуэн.
Кто-то чихает в одном из первых рядов, и я резко поворачиваю голову на звук и вижу в зале сгорающего со стыда аллергика-девятиклассника, сидящего рядом с… Роуз?
Она сидит одна, Эрин не видать, и она выглядит возмутительно хорошо для женщины на восьмом месяце беременности. Волосы ее собраны в аккуратный пучок, и она надела те длинные серьги, которые никогда не надевает с Эрин, и платье с длинным рукавом, которое подчеркивает, как мало веса она набрала.
Папа в Нью-Йорке, по делам, связанным с домом. Наверное, Роуз пришлось привезти Эрин к тете Шарлотте, и она приехала сама – не папа ее привез. Я хочу испытывать благодарность – с ее стороны было мило уже то, что она разузнала о времени выступления, не говоря уже о том, что она пришла. И все же вместо этого я чувствую вину, даже более горькую.
Если бы не развод, в первом ряду сидела бы моя мама. Именно она нас с папой вытягивала на представления в ТИЮО, и она иногда даже приводила меня на выступления в Стиллмонтской старшей школе, когда я была маленькой. Ей бы тут понравилось. Неким образом то, что Роуз пришла сегодня, воспринимается, как будто она посягает на роль моей мамы и вторгается в мои отношения с ней даже в большей степени, чем то, что Роуз живет со мной под одной крышей.
– А ты на нее не кричи, слышишь? – разгневанный голос Оуэна притягивает мое внимание обратно к сцене. Теперь благодаря моей расстановке актеров по сцене и тому, как Оуэн расправил плечи, он даже выглядит выше Тайлера. Он внес в финальные строчки такой накал, которого не было на репетициях, так что я впечатлена.
Тайлер обмякает, словно побитый, и упавшим голосом произносит финальную реплику Вилли:
– Передай привет Биллу Оливеру; может, он меня помнит.
Некоторые зрители украдкой вытирают глаза под тяжелое молчание, которое повисает после его слов.
И вот включается свет, а зал аплодирует моим актерам, которые вышли на поклон. Чувствуя волну удовлетворения от идеального выступления, я собираюсь уходить, но вдруг вижу, как Тайлер жестами зовет меня на сцену со своей дурацкой ухмылкой, которая сияет на его лице каждый раз, когда он оказывается перед обожающей аудиторией.
– Ни за что, – шевелю я губами, пока Тайлер продолжает махать мне рукой.
Я смотрю, как он – глазам не могу поверить! – обменивается понимающим взглядом с Оуэном, который бежит к месту за сценой, где я прячусь, и, не успеваю я сообразить, за локоть вытаскивает меня на сцену. Он крепко держит меня в самом центре.
– Давайте еще раз поаплодируем Меган Харпер, – кричит Тайлер толпе. – Которая, возможно, прибьет меня за это потом, но не сейчас. Сейчас уж слишком много свидетелей.
Зал хохочет, все еще под действием чар Тайлера. Я их не виню. Даже если он прав насчет того, что я его потом прибью.
– Меган не только великолепный режиссер – она руководила всем показательным выступлением старшеклассников, – продолжает он. – Она отлично поработала за четыре года, в течение которых претворяла спектакли в жизнь на этой сцене – и давала мне больше возможностей тут перед вами выставлять себя дураком, чем я заслуживаю.
Ничто в истории моих отношений с Тайлером не могло подготовить меня к тому, как он теперь на меня посмотрел – с искренним уважением. Помощник выходит на сцену из-за кулис с огромным букетом белых орхидей в руках, и Оуэн ободряюще сжимает мою руку. Я поворачиваюсь к нему лицом, но он уже отпускает меня и уходит в тень. Оставляя меня в одиночестве у всех на виду.
Мои щеки заливает жаром. Наверное, я в какой-то момент взяла цветы у Эндрю Меты, потому что краем сознания чувствую плечом прижатые к нему лепестки, пока я утопаю в аплодисментах.
Выбрав позицию режиссера, я стремилась избегать таких моментов – когда все взгляды на мне, когда все восхищенные выкрики и любящая улыбка Роуз для меня. Я думала, что от такого будет неприятное ощущение, что я все это неизбежно потеряю вскоре в связи с переменами. Но его нет.
Ощущение такое, что я получила то, чего мне не хватало.
Я слышу, как кто-то за сценой кричит «Давай!», и я знаю без тени сомнения, что это Энтони, чей монолог из «Криминального чтива», между прочим, был великолепен. Дженна и Кейси смеются за мной, и постепенно аплодисменты умолкают. Все начинают толкаться к выходу, но не Маделайн. Она прорывается через толпу к сцене, на лице ее светится гордая улыбка.
Я спрыгиваю со сцены к ней.
– Ты идешь к Тайлеру в мужскую раздевалку? – спрашиваю я, ожидая, что она покраснеет.
Она и правда краснеет.
– Нет, – говорит она. – Я жду свою невероятно талантливую, великолепную подругу, выдающегося режиссера. – Она сгребает меня в тесные объятья.
– Ты такая молодец, что пришла, – говорю я, уткнувшись в ее толстовку. – Но вообще знай, я видела, как Тайлер пошел за сцену.
Маделайн выпускает меня из объятий и смотрит туда, не решаясь пойти.
– Мне все равно нужно поговорить с Роуз, – уверяю я. – Иди поздравь Тайлера. Я тебя потом найду.
Она сжимает меня еще раз, но мои слова ее убедили, и она вскакивает на сцену, чтобы отправиться за кулисы. Я присоединяюсь к давке на выход во двор. Надеясь найти Уилла (он же должен быть где-то здесь), я осматриваю толпу снаружи. Я хмурюсь, потому что никак не нахожу его, но вообще почти невозможно кого-то тут найти.