Он целует меня.
Оуэн Окита целует меня, притягивая мое лицо своими ладонями, будто соприкосновения наших губ уже недостаточно. Он прижимает меня с такой силой, что мы впечатываемся в комод, а сценарий зажат между нашими телами. Если бы я позволила себе пофантазировать, каким был бы поцелуй с Оуэном, я бы и представить не могла, как от его губ собьется мое дыхание или как он будет склонять мою голову, чтобы углубить поцелуй. Такого я не ощущала никогда. Этот поцелуй – не просто один момент; это обещание бесчисленных будущих поцелуев. Это невероятно, и это опасно.
Это истинно.
Он отстраняется на дюйм, глаза его ищут мои.
– Это…
– Да, – выдыхаю я. Я притягиваю его обратно за воротник. Второй поцелуй (или, может, это второй акт одного долгого поцелуя) уже медленнее, более размеренный, будто он смакует каждое прикосновение. Его тело сливается с моим, и сценарий падает на пол.
– Учился целоваться или нет? – шепчет он с тенью улыбки.
– Не учился. Будто ты и не слышал об учебе. Будто ты самоучка.
Улыбка Оуэна становится шире.
– Ну, я давно думал о том, как это сделаю.
Вместо ответа я провожу рукой по его груди. Я знаю немало о поцелуях, и когда касаюсь его губ своими, то использую все известное мне, отводя его на другую сторону комнаты и прижимая к краю письменного стола. Я знаю, что это сработало, потому что спустя мгновение он отстраняется с расширенными глазами.
– Ого, – выдыхает он.
– Тс-с. Давай не будем говорить, Оуэн.
Он слушается и вместо этого опускает руки на мою талию, разворачивая нас так, что теперь к столу прижата я. Своей ногой я задеваю ящик, который с внезапным грохотом захлопывается, из-за чего мы отрываемся друг от друга и смеемся от неожиданности.
– Что насчет Сэма? – шепчу я.
– Он в порядке. – Оуэн убирает локон мне за ухо. – Наверное, играет в Minecraft на полной громкости.
Он снова целует меня, но теперь я отстраняюсь. Я не знаю, сколько времени у нас есть в запасе перед тем, как нам помешает Сэм, или тем, что все развалится и Оуэн передумает. Я не хочу терять ни секунды.
– Может, переместимся… в более приватное место? – Я указываю глазами на постель.
Он сглатывает, но по нему видно, что он не против. Я выскальзываю из-за стола и веду его за руку к кровати. Он смотрит, как я сначала отклоняюсь на одеяло на один локоть, потом на второй. Не медля, он следует за мной, будто наши тела связаны ниточками.
Он приближает свое лицо к моему и вдруг моргает.
– Что мы такое делаем? – Страсть в его глазах меркнет. Он отрывается от меня, скатывается, упирается коленями в кровать. Голос его низкий и неуверенный.
Я сажусь.
– Целуемся, как мне показалось. – Я пытаюсь, чтобы это прозвучало легкомысленно, но выражение его лица меня нервирует. Я чувствую – что бы это ни было между нами, оно уже начало рассыпаться.
– Вы с Уиллом расстались только сегодня днем. – Он проводит рукой по волосам.
– И?
– И… что это тогда, твой следующий романчик?
Я отшатываюсь в потрясении. Изучая его лицо в повисшем молчании, я пытаюсь понять, откуда это взялось. Как мог Оуэн, который так хорошо меня понимает, не понимать того, что сейчас я чувствую себя так, как никогда еще?
Наверное, он заметил, как мое лицо наполнила злость, потому что выражение его лица меняется.
– Я не это имел в виду. Просто я не знаю, чего ожидать, потому что ты обычно перескакиваешь из одних отношений в другие довольно быстро.
Меня захлестывают гнев и стыд, и вот я уже слышу свои слова:
– Эй, вообще-то ты меня поцеловал, – процеживаю я, – хотя у тебя теоретически есть девушка.
Он выглядит потрясенным, будто только вспомнил о ее существовании. Он торопливо слезает с кровати, затем буравит меня взглядом.
– Почему это ты сказала «теоретически»?
– Потому что она не по-настоящему твоя девушка, Оуэн. – Я двигаюсь к краю кровати и свешиваю ноги на пол.
– Хватит уже, Меган, – огрызается он. – Сейчас это неуместно. Козима – не шутка.
– А я и не шучу, – отвечаю я холодно. – Я знаю, что она настоящая. Но ваши отношения с ней – нет. Ты даже с ней почти не говоришь. Я спросила тебя, какая она, а ты мне сказал, где она живет. Все ваши отношения построены на одной смене в летнем лагере. Ты даже забыл о ней настолько, что поцеловался со мной. Я думаю, что ты с ней только потому, что это проще, безопаснее или что-то в этом духе. Тебе не может причинить боль тот, кого ты совсем не знаешь, тот, кого ты держишь на расстоянии пяти тысяч миль.
Он стискивает челюсть так, как делал на моих глазах только в состоянии крайнего бешенства – когда Тайлер оскорбил меня или когда Уилл мне изменил.
– Что ты вообще можешь знать о моих отношениях?
– Я наблюдаю за тобой, Оуэн. Я наблюдаю за тем, как ты тянешь время, сеешь неопределенность и держишь дистанцию с Козимой, и я вижу, как ты делаешь то же самое со своей пьесой. – Я машу рукой на его блокнот, засунутый в ящик. – Ты слишком боишься финала. Ты боишься выйти к людям, потому что чем больше это делаешь, тем хуже тебя могут ранить.
Я бы ожидала его молчания, но он даже не смотрит в сторону блокнота.
– Только потому, что я не рассказал тебе все о своей девушке, не значит, что я ее не знаю, – огрызается он. – Она не просто временная замена.
«Конечно, нет». Я с трудом сдерживаю слезы. «Козима – не временная замена. А я – да. Я всегда лишь временная замена». Не стоило мне и надеяться на что-то другое, даже с Оуэном. Оуэном, который предпочел быть с девушкой, с которой говорит два раза в неделю, но не со мной.
– Ну, если ты в нее влюблен, – говорю я, вставая с кровати и скрещивая руки на груди, – то не надо было целовать меня. Но неважно. Для меня это тоже ничего не значило.
Он морщится.
– Тогда не надо было со мной заигрывать. Но ты, наверное, просто со всеми так делаешь. Я должен был сообразить, что за этим ничего нет.
– Ты же меня знаешь, Оуэн, – мой голос ужасен, полон горечи от обиды. Обиды не только на него, конечно. С чего я вообще решила, что нечто подобное может достаться мне – девчонке, о любовном легкомыслии которой ходит сотня шуточек? Я с пустым взглядом проталкиваюсь мимо Оуэна к двери. – Мне пора.
– Меган… – Я слышу в его голосе сожаление, будто он понял, что зашел слишком далеко. Но я не оборачиваюсь, зная, что ничего он не сможет сказать, чтобы это исправить, – и еще я не хочу, чтобы он заметил мои покрасневшие глаза. Я хлопаю за собой дверью.
Я сажусь в машину и еду по его улице. Когда я убеждаюсь, что он не следует за мной, то останавливаюсь у обочины и делаю то, чего не делала уже много лет.
Я плачу. Рыдаю по-настоящему – это не просто пара слез и всхлипов, которые обычно следуют за ссорами и разрывами. Я прижимаюсь лбом к рулю, и мои плечи трясутся со всей силы.
Глава 21
Бенволио:
Э, милый мой! Клин клином выбивай,
Огонь туши огнем, страданье облегчай
Другим страданьем!..
Коль голова кружится —
В другую сторону кружи ее, пройдет!
От боли болью надобно лечиться.
Я показываю на Джереми Хэндлера, прерывая репетицию.
– Джереми, – зову я из первого ряда зрительного зала. Он останавливается на сцене перед тремя девчонками из труппы, сидящими на скамейке. – Ты говоришь этим дамам, что если они с тобой не хотят танцевать, то только потому, что у них стопы в мозолях. Но ты при этом хочешь, чтобы они с тобой пошли танцевать, так что не стой от них слишком далеко. Можешь даже попробовать одну из них взять за руку.
– Ладно. – Джереми нервно делает шаг к Кейт Доусон и аккуратно берет ее за руку. – Вот так?
– Отлично. – Я замечаю, как засветилось лицо Кейт, и она даже выпрямилась. – Если синьор Капулетти ведет себя с гостями как странный старикан, то он может и поярче это выразить, – завершаю я.
За две недели после ссоры с Оуэном у меня не произошло ничего, кроме небольшого, неловкого ужина на День благодарения с папой и Роуз – и еще Эрин, которая радостно бросала клюквенный соус на пол; да еще пары репетиций. Я думала, что это уже невозможно, но стала ненавидеть Джульетту с новой силой. Это не мешает мне играть роль. Честно говоря, я ее играю хорошо, лучше, чем мне казалось возможным. Не думала, что когда-то так скажу, но я рада Тайлеру. Его влюбленные взгляды и страстные речи сглаживают мои суховатые реплики. Что удачно, потому что Орегонский Шекспировский фестиваль уже через неделю. За два дня до его начала мы поедем в Эшленд и поселимся в дешевом отеле – Джоди хотела, чтобы у нас было время порепетировать на месте выступления.
Но ничего из этого не приносит мне облегчения или радости. Я просто опустошена.
Что меня держит на плаву – так это разрешение от Джоди полчаса в день заниматься режиссурой «Ромео и Джульетты». Видимо, она заметила мое настроение в последнее время, а может, просто сжалилась над моим отсутствием энтузиазма и хотела дать мне приятный участок работы.
Единственная сцена, которую я отказалась режиссировать, – с братом Лоренцо. Я не говорила с Оуэном ни разу с тех пор, как вышла из его дома. И с Уиллом тоже, да и не хотела бы, даже попытайся он. Но в то время как наш разрыв с Уиллом кажется незначительным, будто из чужой жизни, то, что я потеряла в отношениях с Оуэном (и то, что в них так и не произошло), ранит все так же сильно, как и в тот день.
Явный признак моего отчаяния – то, что я много времени вне школы провожу в «Вероне». «Верона» – место, где нет ни Уилла, ни Оуэна, и что еще лучше – там я всегда могу найти Энтони. Мы с ним оба с разбитыми сердцами и проводим дни и вечера между его сменами, грустя над старой бесплатной пиццей. Хотя Маделайн иногда заглядывает и пытается присоединиться, у нее не так уж много опыта по части разбитых сердец. Точнее, его вообще нет. А у нас с Энтони есть дела и поваж