Я – тоже такое напоминание.
Это то, что нас объединяет. Мы всегда смотрим вслед людям, которые оставляют нас.
Глава 23
Брат Лоренцо:
Несчастье в существо твое
влюбилось,
И обручился ты с бедой!
Я проплываю через учебный день в черном облаке.
Когда дневная репетиция заканчивается в 5:30 и автобус на Эшленд стоит снаружи, я нахожу Энтони на парковке. Он постукивает пальцами по ноге, и его губы подергиваются – он не может дождаться возможности сказать свои реплики. Несомненно, он замечает мое выражение лица и чутко перестает, вместо этого обнимая меня, прежде чем отправляется искать Тибальта и Бенволио.
Мечтая присесть и закрыть глаза, я присоединяюсь к очереди в автобус; несколько человек стоит между мной и Тайлером, который заключает в объятия Маделайн. Конечно, она пришла в школу, чтобы его проводить. Она не едет в Эшленд, потому что у нее интервью с выпускниками в эти выходные для вступительного заявления в Принстон – что ей, конечно, удастся на отлично.
Они с Тайлером наконец отлипают друг от друга, и я вижу слезы в глазах обоих, будто мысль о двухдневной разлуке абсолютно невыносима.
Я мотаю головой, а она поворачивается – и я вижу, что у нее в руках. Это горочка шоколадного печенья на той же тарелочке в форме цветка, которую она приносила мне в школу, когда мои родители разводились. Она ее давно не доставала – не было необходимости.
Ее взгляд встречается с моим меж голов одноклассников. Не говоря ни слова, она оставляет Тайлера и идет ко мне.
– Не стоило, – говорю я, принимая тарелку из ее рук.
– Конечно, стоило, – отвечает она безапелляционно. – Ужасно, что тебе сейчас приходится ехать в Эшленд, но звони мне в любой момент. Правда.
– Буду, – обещаю я. Я ей звонила вчера вечером рассказать, в каком виде обнаружила свою маму, и за разговором пролетело два часа. Я бы говорила с ней и дольше, но мне пришлось постелить в гостиной, и взрослые постоянно ходили мимо то в туалет, то попить, так что у меня не было возможности уединиться.
Мы продвинулись чуть вперед в очереди, и вот уже мне пора заходить в автобус. Но я задерживаюсь на первой ступеньке.
– Эй, – зову я ее. – Кажется, нам нужно устроить ночевку, когда я вернусь домой.
Она улыбается.
– Определенно. – И машет мне на прощание, а потом уходит к школе.
Я протискиваюсь к пустому ряду ближе к концу и занимаю место у окна. Люди начали заполнять автобус, и я замечаю несколько пар глаз, осматривающих место рядом со мной. Я кладу тарелочку с печеньем на пустое сиденье, занимая его. Когда заходит Оуэн, я наблюдаю за ним краем глаза, глядя в окно.
Наконец автобус ожил и заурчал, и я закрываю глаза. Чтоб уж наверняка, вставляю наушники, универсальный знак «не беспокоить». Какое-то время не включаю ничего, пытаясь повторять в голове реплики. Но я включаю старый плейлист, когда понимаю, что единственное звенящее в моей голове – это слова не Джульетты, а мамы: «Есть в этом доме… что вспомнить. Не стоит беспокоиться».
Я держу глаза закрытыми сорок пять минут, пока мы не подъезжаем к «Бургер Кингу» на ужин. Среди тридцати старшеклассников, заказывающих бургеры и переживающих из-за премьеры, мне нетрудно спрятать нос в своем сценарии и избежать разговоров. Через час, когда наступает ночь, мы уже снова в пути.
Мы проезжаем магазин спортивных товаров и ряды магазинчиков по пути в Эшленд, а затем по широкой улице, по которой я езжу в ТИЮО. Я смотрю на проносящиеся мимо кофейни, книжные магазины, одежные бутики. Мы заворачиваем за угол, и справа возникает скопление низких зданий в елизаветинском стиле. И несмотря на мое ужасное настроение, сердце мое чуть воспаряет при виде этой картины.
Орегонский Шекспировский фестиваль – это не событие. Это место, скопление маленьких театров вокруг главной сцены, которая похожа на шекспировский «Глобус». Я не знаю, почему они зовут это фестивалем, потому что постановки у них идут круглый год, но я знаю, что увиденный мной здесь в десятом классе «Макбет» был лучшим образцом театра, что я только видела.
Я мечтала о том, как поставлю что-то на одной из этих сцен. Я просто никогда не думала, что буду здесь в качестве актрисы.
Мы едем мимо миленького трехэтажного отеля с деревянным заборчиком и остроконечной крышей, и я уже предвкушаю, как улягусь в кровать с видом на театр. Но мы все едем и два поворота спустя паркуемся у отеля Springview. Несмотря на жалкие усилия владельца, который повесил пару керамических тарелок на стену, он скучный и корпоративный.
Я хватаю ключ от комнаты у Джоди, которая смотрит на меня обеспокоенно, но ее отвлекают еще тридцать учеников, требующих ключи. Я проскальзываю к лестнице, не в настроении втискиваться в лифт со своими веселящимися собратьями по труппе.
Когда я открываю дверь, комната пуста. Желая скорее смыть с себя автобусную поездку, я захожу в ванну. Включая душ, я слышу, кажется, как дверь пикнула и щелкнула, впуская мою соседку в комнату, но я намерена попариться, а потом только вступать в разговоры. Под горячей водой половина напряжения уходит из спины.
Одевшись, я открываю дверь из ванной и оказываюсь лицом к лицу с Алиссой.
– Не может быть, – говорю я тихо в тот самый момент, когда она одаряет меня ледяным взглядом. «Ну спасибо, Джоди. Провести ночь взаперти с Алиссой – это как раз то, что мне сейчас нужно».
– Не беспокойся, я ненадолго, – резко говорит Алисса, сидя на краешке кровати. – Я жду сообщения от Уилла, и потом перенесу вещи в его комнату. Я буду спать там. – Она откидывает блестящие черные волосы через плечо.
– Конечно, будешь, – бормочу я. Я думала, что упоминание Уилла будет мне неприятно, но мне все равно. Мне правда безразлично, что он сегодня будет делать или с кем.
Но глаза Алиссы сузились.
– А это еще что значит?
Что-то во мне ломается. Оуэн, родители, пьеса эта идиотская, а теперь еще и уставившаяся на меня Алисса не оставляют мне выбора, кроме как грубить.
– Теперь я понимаю, – говорю я с притворной легкостью. – Я с ним спать не стала, а ты будешь.
Она выпрямляется во весь свой рост едва больше ста шестидесяти сантиметров.
– Я не собираюсь слушать упреки от той, у кого было десять парней за три года. Давай, говори себе, что я злодейка, но я не буду чувствовать вину за то, что наконец сошлась с парнем, который мне нравится.
– Дело не в том, что ты сошлась с парнем, который тебе нравится. А в том, что у этого парня была девушка. – Я пытаюсь отвязаться от мысли о том, что целовала Оуэна, чувствуя холод своих мокрых волос на спине.
– Но ты встречаешься со всеми, Меган! – голос Алиссы переходит в визг.
– И что? Если у меня было много романов, то мои отношения менее значимы?
– Нет, я не… – Она отводит взгляд, и внезапно в ее голосе сквозит что-то помимо негодования. Не то боль, не то умысел. – Ты хоть знаешь, что ты не единственная девушка, которой нравился Тайлер Даннинг? Или Дин Сингх? Или Уилл? Ты хоть знаешь, каково мечтать о том, кто тебя не замечает? Я раз за разом оказывалась не у дел, потому что парни выбирали тебя. И наконец парню понравилась и я.
Я открываю рот, затем закрываю. Как бы я ни смотрела на свои романы за эти годы, уж точно я не считала, что отнимаю ими что-то у Алиссы. Но пока все остальное сейчас колотится у меня в голове, я не могу ее выслушать спокойно.
– Мне плевать, – говорю я с выражением, которое, надеюсь, звучит как уверенность. Я иду к двери. – Наслаждайся ночью, – говорю я, закрывая за собой дверь.
Не зная толком, куда иду, я направляюсь к лестнице. Я только знаю, что должна на что-то отвлечься, не смотреть на Алиссу, не думать об Оуэне и своей семье. Я решаю, что лобби отеля будет лучшим вариантом. Я там порепетирую строчки, пока не сочту, что возвращаться безопасно.
Заворачивая за угол, я замечаю на другом конце коридора Тайлера у автомата. Я прохожу мимо него, опустив голову и подняв плечи, стараясь всем видом показать, что не хочу разговаривать.
– Идти в лобби сейчас не лучшая идея, – слышу я его веселый голос, не успев дойти до двери на лестницу. – Джоди там всех заставила складывать программки.
Его слова меня заставляют остановиться.
– Спасибо, – бормочу я, понимая, что теперь мне некуда идти. Пока я пытаюсь разобраться со своей дилеммой, Тайлер тихо ругается, и я, повернувшись, вижу, как он трясет автомат, но, похоже, без толку.
– Хренов пожиратель монет…
– Громче. Мне кажется, он тебя не услышал, – говорю я ему, не в силах удержаться перед возможностью подколоть Тайлера.
Он меня осматривает, затем прокашливается и повторяет своим самым раскатистым сценическим голосом:
– Хренов адский пожиратель чертовых монет.
Я смеюсь, сама того не ожидая.
– Уже лучше. Представь, что автомат сидит на галерке, – говорю я, принимая свой самый убедительный режиссерский вид.
Он тоже смеется, но все же, уже беззлобно, пинает автомат еще разок.
– Смейся сколько хочешь, – отвечает он, грустно ухмыляясь, – но я ныне мужчина в кризисе.
Я делаю пару шагов к автомату, где замечаю упаковку Skittles, застрявшую в механизме, наполовину свисающую с полки.
– В кризисе из-за Skittles, – поясняю я, внутренне смеясь над тем, как типична для Тайлера Даннинга эта ситуация.
Он понуро кивает:
– Это худшая разновидность.
Я подхожу к стеклу, осматривая заевшую каретку.
– Я уже его тряс, – объясняет он. – Я даже залез рукой под дверцу…
Я толкаю плечом в стекло, обрывая его слова. Я ударила сильнее, чем намеревалась, и весь автомат ударяется о стену с громким грохотом. Упаковка Skittles падает вниз на поддон.
Тайлер смотрит на меня с полуоткрытым ртом. Не успевает он ничего сказать, как на другой стороне коридора открывается дверь. Из нее показывается голова Оуэна.
– Что происходит? – спрашивает он, его глаза обеспокоенно округлились. Когда они находят меня, то в них будто выключается свет.