Когда наступает время моего выхода, я появляюсь на балконе и начинаю монолог Джульетты. Вместо того, чтобы ждать поцелуя Ромео, я пытаюсь извлечь любовь из трепещущего от страха сердца Джульетты. Я невольно посматриваю краем глаза на свою семью. Я вспоминаю ровное сердцебиение Оуэна под моей щекой, пока мы засыпали вместе. То, как папа меня обнял сегодня утром. С каждой строчкой я чувствую, как Джульетта наполняется жизнью. Я знаю, каково это – любить и быть любимой.
Я со сбивающимся дыханием задаюсь вопросом, пахнет ли роза розой, даю Ромео клятву верности, и когда я говорю ему «прощай, прощай, а разойтись нет мочи», то чувствую на глазах слезы.
Я трагически погибаю в пятом акте и возвращаюсь к жизни снова, стоит занавесу опуститься. Когда я иду к краю сцены и беру Тайлера за руку для поклона, крики зрителей становятся еще громче, и должна признать, что меня переполняет гордость.
Я не знаю, выйду ли еще когда-нибудь на сцену. Я бы не стала категорично от этого отрекаться. Но я точно рада, что сделала это. Быть у всех на виду не так уж и ужасно, и я узнала, что если теряешь себя в персонаже, то можешь обнаружить что-то новое в себе самом. Если я и вернусь к актерской игре, то, может, сыграю персонажа, не поглощенного подростковой влюбленностью.
Хотя будет ли это так же весело?
Мы уходим со сцены. В секунду, как мы исчезаем с глаз зрителей, мы перестаем быть аристократами, дочерьми и кузенами, Монтекки и Капулетти. Мы – это просто мы, размазывающие друг по другу грим в глупом счастье группового объятия.
Я ищу в толпе Оуэна и Энтони. Но вместо них я вижу Уилла, который ждет сбоку со взволнованным видом. Краем глаза я замечаю, что Тайлер отделяется от группы и направляется к нему.
– Смотрите-ка, кто пришел, – говорит Тайлер громко и саркастично. Все замолкают, и я знаю, что он больше не собирается сдерживать гнев.
Уилл не поддается.
– В чем проблема, чувак?
– В тебе, чувак, – отвечает Тайлер. – Ты хоть соображаешь, что могло случиться? Я мог сломать ногу на сцене, у всех на глазах. Ты чуть не сорвал все выступление!
– Фигня. Все прошло ведь нормально? – Уилл пытается отговориться. – Ты собрал свои аплодисменты… – но не успевает он закончить предложение, как Тайлер подходит к нему вплотную.
И я бегу к ним, зная, что их яростные гляделки могут в любую секунду превратиться в драку. Волнение, гордость и единство, охватившие комнату, балансируют на грани перехода во что-то опасное.
– Тайлер! – я просовываю между ними руку.
– Что? Ты защищаешь его? – Тайлер поворачивается ко мне.
– Да дело вообще не в этом, – осаживаю его я. – Это было отстойно… – я со злостью смотрю на Уилла, – но это не означает, что нужно разбираться кулаками, – завершаю я, оборачиваясь к Тайлеру.
– Я заслуживаю извинения. И ты тоже. Это твою идею он сорвал.
– Да, заслуживаю, – за большее, чем знает Тайлер. Я поворачиваюсь к Уиллу и вдруг понимаю по его виноватым глазам, что он знает, о чем я. Уилл стоит передо мной, Тайлер за спиной, и я говорю двум парням, которые ранили меня хуже всех, то, во что верю. – Если будете требовать извинений от всех, от кого они причитаются, горло пересохнет, – говорю я, замечая, что Оуэн наблюдает от задней двери. – Нельзя погружаться с головой в каждую проблему, обиду или рану, нанесенную другим человеком. Плохие вещи случаются. Смотрите в будущее и не застревайте на них.
Я не жду ответа ни от Тайлера, ни от Уилла. Не оборачиваясь, я иду к Оуэну.
– Готова? – спрашивает он. Его голос дрожит от нетерпения.
Я киваю и тянусь под его тяжелый рукав, чтобы взять за руку. Вместо того, чтобы протискиваться через толпу в театре, мы идем к задней двери за гримерками. Мы сбегаем в ночь, и холод розовит наши щеки и носы. Короткая перебежка нас отделяет от переднего фойе, где ждут семьи и друзья.
Я осматриваю комнату в поисках родителей, а вместо них замечаю Энтони с заляпанной искусственной кровью туникой. Чуть вдали от толпы Эрик вручает ему букет цветов – маленький, но выглядит он тщательно подобранным. Глаза Эрика полны страсти, чуть дополненной нервозностью. Глаза Энтони – понимающие, а также благодарные. Я не знаю, что между ними происходит. Но я чувствую – они оба знают, что было бы глупо отказаться друг от друга.
Энтони ловит мой взгляд. И хотя он мне только едва улыбнулся, он весь светится.
Я киваю ему и ухожу было, чтобы не вмешиваться.
– Меган, – слышу я за спиной голос Энтони и оборачиваюсь. – Ты была великолепной Джульеттой.
– Да, не правда ли? – говорю я шутливо, но моя улыбка искренняя.
Моя семья уже сидит за столом, когда мы с Оуэном заходим в ресторан – французское бистро с белыми скатертями у театра. Мои родители пошли туда раньше и заняли стол, пока мы с Оуэном переодевались, стирали грим с лиц и знакомились с семьей Оуэна. Его мама, неожиданно невысокая женщина (учитывая рост Оуэна), выглядела потрясенной тем, что у Оуэна новая девушка, пока Сэм скакал по фойе и хвастался, что его брат встречается с Джульеттой. Оуэн, кажется, не возражал.
Когда мы садимся за стол рядом с моей мамой, Роуз смотрит на Оуэна.
– Я тебя знаю, – говорит она, сияя. – Ты – Биф Ломан!
– Что? – Папа выпрямляется и ставит стакан на стол. – Ты уже знакома с новым парнем Меган?
– Пап… – предостерегаю я, потому что мне не нравится, куда идет этот разговор и то, как он пояснил – «новый парень».
– Я просто рада, что смогла познакомиться с одним из парней Меган, – вставляет мама, намазывая маслом багет.
Я поворачиваюсь к ней со взглядом, который кричит – «предатель!».
– Мам, ты так это говоришь, будто у меня каждую неделю новый! Я в этом году встречалась еще только с одним парнем.
– В школьном году или календарном? – спрашивает Рэндалл, поднимая бровь. Рядом я слышу, как Оуэн пытается подавить смех. Я пихаю его локтем в ребра.
– А этот – симпатичный, – шепчет мне Роуз, будто наконец окончила оценку. – У него красивые глаза.
– Вдвое больше родителей – вдвое больше веселья, – ворчу я, краснея.
Папа склоняется ближе.
– Ты же не боишься высоты?
– Пап!
Я чувствую, как мама сжимает мою руку под столом.
– Давайте оставим Оуэна в покое, – говорит она папе с упреком. – Наверняка ему хватает проблем от Меган, – она мне подмигивает, и наконец беседа милосердно переходит на будущего ребенка Роуз и ее курсы подготовки к родам.
Два блюда спустя Оуэна больше не допрашивают, и мы в процессе заказа десерта, когда мой телефон вибрирует в заднем кармане. Я исподтишка его проверяю под столом, и мое сердце останавливается.
Письмо пришло от профессора Солсбери из ТИЮО. Я его открываю трясущейся рукой.
Уважаемая Меган,
Мне очень жаль, что пришлось убегать сразу после представления и мы не успели поболтать, но я чувствую, что не могу оставить настолько великолепную актерскую игру без немедленной похвалы. Вы сыграли Джульетту превосходно.
Я говорил с вашей учительницей, мисс Джоди Хьюитт, и она передала высшую оценку вашим режиссерским достижениям. Я думаю, что вы станете достойным членом нашего режиссерского курса.
С нетерпением жду нашей встречи осенью!
Я смотрю в сторону, проверяя, не читает ли Оуэн через мое плечо. Но он говорит с папой о «Змеином полете». Я кладу телефон на стол и уже открываю рот, чтобы всем рассказать новости, как вдруг замечаю Рэндалла. Вытирая пот со лба, он поднимает нож и стучит им по бокалу вина.
– Позвольте отвлечь ваше внимание на пару минут, – начинает он, и все глаза на нем. – Я бы хотел кое-что сказать Кэтрин перед вами всеми.
Я чуть не забыла. Я затаиваю дыхание, зная, что сейчас будет.
– Это был лучший год в моей жизни, – продолжает он. – Ты, Кэтрин, самая добрая, заботливая, умная, творческая и красивая женщина, что я встречал.
Я посматриваю на маму. Ее глаза блестят от слез.
– Ты подарила мне бессчетное множество подарков за прошедший год, – говорит Рэндалл, – включая сегодняшний вечер, проведенный здесь с твоей семьей. У меня не было такого в детстве. С тех пор, как мы встретились у греческих ваз в Музее Блантона – я понятия не имел, что передо мной, а ты показала мне все, – и с тех пор я ничего не желал сильнее, чем быть с тобой. Но чем больше времени я проводил с этой семьей, тем больше осознавал, что не меньшей радостью было бы и стать ее частью тоже, – он переводит взгляд на меня. – Я знаю, Меган, что ты шутила про «вдвое больше родителей», но по правде говоря, я чувствую, что мы стали семьей. И больше всего на свете я бы хотел сделать это чувство постоянным.
Он берет маму за руку и продолжает:
– Я никогда не думал, что мне повезет встретить такого человека, как ты, – говорит он ей, – не говоря уже о том, чтобы провести вместе целый год. Если я могу еще надеяться на удачу…
Он становится на одно колено и вытаскивает маленькую черную коробочку. Мама ахает.
– Кэтрин, я люблю тебя больше жизни. Выйдешь за меня замуж? – спрашивает Рэндалл.
Мама с трудом выговаривает «да» сквозь бурный поток слез. Все в ресторане аплодируют, когда Рэндалл надевает колечко на ее палец и обнимает.
Оуэн кладет руку на мою ногу, и я чувствую, как он склоняется ко мне. Он смотрит на меня вопросительно, пытаясь понять, как я со всем этим справляюсь.
Я смотрю на маму, чтобы определиться с ответом. Она не отрываясь смотрит Рэндаллу в глаза, и я не знаю, почему когда-либо сомневалась в ее чувствах, потому что в ее взгляде не меньше любви, чем было во взгляде на папу. Я не ожидала, что Рэндалл это заслужит, но и на мои глаза навернулись слезы, когда он опустился на одно колено с кольцом. Рэндалл не просто нескладный бухгалтер, играющий в чемпионате по боулингу, – он может быть любовью всей жизни для моей мамы. Слова, сказанные папой этим утром, звенят у меня в голове. Хотя мама и не забыла свой предыдущий брак полностью, она и правда влюбилась. И она счастлива.