и одиночество вновь охватили ее.
Выходя из-за стола, Эмбер заметила, что Росторн старается приблизиться к ней, словно не замечая угрожающих сигналов жены, но его опередил Рэдклифф. Он быстро подошел, поклонился, как заводная кукла с плохо смазанным механизмом, и сказал:
– Ваш покорный слуга, мадам.
– Ваша слуга, сэр.
– Возможно, вы помните, мадам, вчера лорд Элмсбери упомянул, что я привез с собой несколько любопытных и ценных предметов из-за границы. Некоторые из них находились в моей карете, и, в надежде, что вы окажете мне честь взглянуть на них, я вчера вечером велел распаковать один из ящиков. Не будете ли вы так любезны, мадам?
Эмбер хотела отказаться, но решила, что лучше пойти, чем снова сидеть в одиночестве и плакать в своей комнате.
– Благодарю вас, сэр. Я с удовольствием посмотрю .
– Вещи в библиотеке, мадам.
В большой библиотеке было темновато, стены комнаты с дубовыми панелями лишь слабо освещались. Перед камином на большом столе были разложены различные предметы, рядом горел канделябр. Элмсбери не был большим любителем чтения, и в библиотеке стоял затхлый, нежилой запах.
Эмбер подошла к столу без всякого интереса, но ее безразличие сразу же сменилось восторгом – она увидела редкие, изящные и драгоценные вещи: маленькую мраморную статуэтку, изображение Венеры, с отбитой головой; негритенка, вырезанного из эбенового дерева, в юбочке из покрытых глазурью страусовых перьев, с натуральными драгоценными каменьями на тюрбане и в браслетах на мускулистых руках; тяжелую золотую раму изысканной работы; шкатулки для украшений из панциря черепахи, бриллиантовые пуговицы и красивые флаконы из дутого стекла. Каждая вещь была совершенной в своем роде и отобрана человеком, обладавшим тонким вкусом.
– О как это красиво! Боже мой, вы только посмотрите на это! – Эмбер обернулась к Рэдклиффу, ее глаза сверкали восторгом. – Можно мне взять в руки? Я буду осторожной!
– Конечно, мадам, пожалуйста. – Он улыбнулся и снова поклонился ей.
Забыв о своей неприязни к Рэдклиффу, Эмбер стала задавать вопрос за вопросом. Он рассказал, где достал каждый из предметов, его историю, через чьи руки прошли эти изделия. Больше всего Эмбер понравилась история негритенка:
– Двести лет назад жила-была одна венецианская леди – очень красивая, как все дамы в легендах, – и она владела огромным черным рабом, которого ее муж. считал евнухом. Но муж ошибался, и, когда эта леди родила черного ребенка, она велела его убить и подменить на белого. Повитуха же из ревности или в отместку рассказала мужу о неверности жены, и тот убил раба на глазах жены. Дама приказала, втайне от мужа конечно, изготовить статуэтку из эбена, в память о погибшем возлюбленном.
Потом, когда говорить стало больше не о чем, Эмбер поблагодарила Рэдклиффа и отошла от стола со вздохом:
– Чудесные произведения искусства! Я вам завидую, милорд. – Она всегда испытывала острое желание завладеть тем, что ей нравилось.
– Не позволите ли вы, мадам, сделать вам подарок?
Она быстро повернулась к нему:
– О ваша светлость! Ведь эти вещи, должно быть, так много для вас значат!
– Да, это так, мадам, признаюсь. Но ваше восхищение столь искренне, что, какую бы вещь вы ни выбрали, вы будете так же дорожить ею, как и я.
Несколько минут Эмбер критически осматривала разложенные перед ней предметы, решив не торопиться и сделать выбор, о котором потом не пожалеет. Она стояла, чуть наклонившись вперед и похлопывая веером по подбородку, глубоко погруженная в раздумья. Она не сразу заметила, что Рэдклифф наблюдает за ней, и метнула на него быстрый взгляд сбоку – она хотела уловить выражение его лица прежде, чем он изменит его. Как она и ожидала, он быстро отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом, но тем не менее то, что Эмбер прочла на его лице, было откровенной похотью, более откровенной, чем у лорда Росторна. К ней вернулось отвращение, которое она испытала при первой встрече с Рэдклиффом, но теперь оно было сильнее. «Что за странный старик? – думала она. – Странный и противный».
Она выбрала негритенка, очень тяжелую статуэтку, высотой фута в два, и обернулась к графу. Она увидела лицо, холодное и вежливое, аскетическое лицо анахорета.
– Мне нравится вот это, – показала она.
– Конечно, мадам. – Ей показалось, что какое-то подобие улыбки мелькнуло на его лице. Может быть, ее выбор позабавил его, или ей лишь показалось? – Но если вы робкий человек по натуре, то вам было бы предпочтительнее выбрать что-нибудь другое: существует старый предрассудок, что эта скульптура проклята и приносит несчастье тому, кто владеет ею.
Эмбер встревоженно посмотрела на графа, ибо она верила в приметы и очень серьезно к ним относилась. Но она тотчас решила, что Рэдклифф попросту не хочет расставаться с негритенком и пытается запугать ее и заставить выбрать менее ценную вещь. Нет, она хочет статуэтку – неважно, проклята она или нет. Глаза Эмбер возмущенно вспыхнули.
– Ах, ну что вы, милорд! Это сказки для детей и старух! Меня такими баснями не проймешь! Если у вас нет других возражений, то я хотела бы получить эту статуэтку.
Он снова поклонился и слабо улыбнулся:
– Вовсе нет, мадам: я не имею никаких других возражений, и я знал, что вы слишком разумная женщина, чтобы верить в такие глупости.
На следующий день Рэдклифф уехал. Три дня спустя Эмбер получила письмо. Она показала его Элмсбери в то же утро, когда тот пришел поговорить с ней. Нэн расчесывала ей волосы, рядом с туалетным столиком стояла статуэтка негра.
– Так, значит, старый ловелас говорит, что постоянно думает о вас как о создании совершенной красоты, – усмехнулся Элмсбери.
Эмбер приклеила мушку с левой стороны рта.
– С тех пор как я стала богатой вдовой, я заметила, что мои достоинства возросли многократно.
– Только в смысле бракосочетания, моя милочка. Твоих прелестей хватило бы на дюжину женщин, но в этом мире хорошенькое личико и отсутствие денег вынуждают женщину искать себе покровителя. – Он встал и наклонился к ней, чтобы его слова не могли услышать служанки: – Если бы я не был женат, то сам предложил бы тебе пойти ко мне в содержанки.
Эмбер весело рассмеялась, считая, что он шутит.
Он снова наклонился к ней, поцеловал в щеку и прошептал на ухо несколько слов. Эмбер тихо ответила ему, они подмигнули друг другу, глядя в зеркало, и Элмсбери вышел. Лорд Карлтон создал точку опоры для их взаимной симпатии: Эмбер любила Элмсбери, как друга Брюса; он любил Эмбер, как возлюбленную его светлости и как мать его детей. Но никто из троих не считал предательством, если в отсутствие Карлтона граф иногда занимал его место.
Лишь через несколько дней Рэдклифф снова дал о себе знать. Он прислал Эмбер позолоченное флорентийское зеркало в очень красивой широкой раме, украшенной резьбой, напоминавшей плюмаж из страусовых перьев. В сопровождавшей дар записке говорилось, что в этом зеркале когда-то отражалось лицо самой красивой женщины в Италии, но он надеется, оно отразит теперь самое красивое лицо в Европе. Меньше чем через неделю Эмбер получила корзину апельсинов – большая редкость в то послевоенное время и сильные холода. Внутри корзины было спрятано топазовое ожерелье.
– Должно быть, он намеревается жениться на мне, – сказала Эмбер графу. – Ни один мужчина не стал бы делать столь ценных подарков, если бы не ожидал получить их обратно.
Элмсбери рассмеялся:
– Думаю, ты права. А если он сделает предложение – ты не откажешь ему?
– Не знаю. – Эмбер вздохнула и пожала плечами. – Какой смысл в богатстве, если не имеешь титула. – Она скорчила мину. – Но мне так противен этот старый вонючий козел.
– Тогда выходи замуж, за молодого человека.
– Да лучше мне быть похороненной заживо, чем быть женой офранцузившегося щеголя из Ковент-Гардена. Я прекрасно знаю, к чему это приведет. Они делают вам ребенка и отсылают в деревню выкармливать его, а сами остаются в Лондоне, ведут себя как жеребцы и тратят ваши денежки на актрис и девиц. Нет, спасибо, это не для меня. Я много повидала такого и хорошо выучила свой урок. Если мне придется выйти замуж, за кого-то, чтобы получить дворянский титул, то лучше быть женой старика, которого не любишь, чем молодого, которого ненавидишь. Старик хотя бы вселяет надежду на скорое освобождение.
Граф весело рассмеялся. Эмбер взглянула на него удивленно и несколько раздраженно:
– В чем дело, милорд, что это вас так развеселило?
– Ты меня рассмешила, милочка, Клянусь честью, никто бы не поверил, что ты станешь так рассуждать, еще шесть лет назад, когда явилась из своей деревни, столь благочестивая, что дала мне пощечину, когда я честно признался в своих чувствах. Интересно, что случилось с ней, с той невинной девушкой, которую я однажды видел в деревне Мэригрин? – И в голосе, и в глазах Элмсбери проскользнула грусть.
Эмбер рассердилась – почему его не устраивает то, какой она стала сейчас? Она привыкла считать Элмсбери мужчиной, который принимает ее такой, какая она есть, любит ее и одобряет все, что она говорит и делает.
– Она исчезла, если вообще когда-либо существовала. Она не смогла долго протянуть в Лондоне.
Он дружески сжал ее руку.
– Да, дорогая, ей, конечно, в Лондоне не прожить. Серьезно говоря, я полагаю, выходить замуж. за Рэдклиффа было бы ошибкой с твоей стороны.
– Но почему? Ведь это было ваше предложение с самого начала?
– Да, верно. Но я только хотел показать тебе, что существуют другие мужчины, кроме Брюса. Во-первых, он весь в долгах, и, чтобы вытащить его, потребуется половина твоего наследства.
– О, я обо всем подумала. Я составлю брачный контракт таким образом, чтобы сохранить за собой право распоряжаться своим капиталом.
Элмсбери покачал головой:
– Нет, так. не пойдет. Он не согласится жениться на тебе на таких условиях – это все равно, как если бы он женился, но не передал тебе титула графини. Нет, если ты выйдешь замуж, за Рэдклиффа, по закону ты должна передать ему свой деньги. Но сможешь ли ты вынести жизнь в одном доме с ним, не говоря уж о том, что придется спать с ним в одной постели?