Нас, однако, больше всего интересует дерегулирование работы префронтальной коры и связанных с ней областей. Одним из важнейших союзников префронтальной коры в деле когнитивного контроля является передняя поясная кора (ППК) головного мозга. ППК выступает своего рода наблюдателем на игровой площадке, отслеживая ваши действия в мире и выявляя ошибки и другие негативные сигналы, которые свидетельствуют: чем бы вы сейчас ни занимались, это нужно прекратить{176}. Если вы выходите утром из дома на работу и начинаете поскальзываться на льду, именно ППК замечает это и сигнализирует префронтальной коре, что она должна взять под контроль вашу двигательную систему, обычно работающую на автопилоте. Под управлением префронтальной коры вы шагаете нелепо и скованно, поскольку двигательные системы лучше всего функционируют, будучи предоставлены сами себе. Вы дольше добираетесь до работы, но хотя бы не падаете лицом на лед.
В лаборатории совместные действия ППК и префронтальной коры можно наблюдать в том числе в экспериментальной парадигме, именуемой Висконсинским тестом сортировки карточек. В этом задании испытуемым дается набор карточек с изображением всевозможных фигур и символов в разном количестве и в разном цвете. Они должны выбрать карточку, соответствующую образцу, предложенному экспериментатором. Правильно выполнив задание, участники получают положительный отзыв, однако никаких дальнейших инструкций не следует. Существует более изощренный вариант задания на поиск соответствия цвета или формы, разработанный для врановых и голубей, и поначалу он вызывает сильное раздражение: вы слышите подтверждение, что добились успеха, но не имеете представления о том, по каким правилам этот успех определяется. Тем не менее испытуемые очень быстро осваиваются, поскольку принцип соответствия не случаен. От вас может требоваться найти соответствие по количеству предметов, цвету или типу, но в любом случае люди удивительно быстро обнаруживают это правило. Как только они уясняют правило, которое интуитивно определили (скажем, ищи соответствие по форме и игнорируй количество и цвет), и начинают инстинктивно отвечать правильно, коварный экспериментатор без предупреждения меняет условие: ни с того ни с сего цвет становится важным, а форма несущественной и карточки, которые раньше соответствовали образцу, теперь отвергаются. Это лабораторный эквивалент обледеневшего тротуара, который неожиданно дает совсем противоположные ожидаемым ощущения. У неврологически типичных субъектов ошибки, появившиеся из-за изменения правила, сигнализируют их ППК о каком-то неблагополучии. Тогда ППК велит префронтальной коре отказаться от прошлого поведения (поиск соответствия по форме), замедлить отклики и ждать, когда определится новое правило. Как только новое правило обнаружено, ППК счастлива, префронтальная кора может расслабиться, а игрок – вновь перейти на автопилот, благополучно подбирая цвет к цвету.
Этот сдвиг происходит не мгновенно. Какое-то время после изменения правила люди упорствуют и продолжают следовать уже неверной стратегии, невзирая на негативную обратную связь. Продолжительность времени, необходимого человеку, чтобы переключиться, – надежный показатель уровня когнитивного контроля и здоровья префронтальной коры. Людям с поврежденной или недостаточно функциональной префронтальной корой нужно много времени, чтобы изменить поведение после смены условий{177}. Иными словами, они продолжают идти обычным шагом, несмотря на новые условия – скользкий лед.
Существенно, что пьяные выполняют это задание так, как будто у них повреждена префронтальная кора. Они упрямо продолжают следовать прежним курсом, несмотря на негативную обратную связь. И это неудивительно, так как многие знают, как засидевшийся в баре выпивоха с тупым упорством снова и снова пытается засунуть ключ в замок соседской двери{178}. Алкоголь оказывает на наш организм целый букет воздействий, усиливающих друг друга. Так, снижение способности воспринимать негативную обратную связь усугубляется множеством других «взрывов», вызванных им в мозге. Угнетается обработка сигналов страха и других отрицательных эмоций амигдалой, и пьяный становится относительно невосприимчивым к любым отрицательным стимулам, которым все-таки удается до него достучаться{179}. Внимание снижается, ограничиваясь текущим моментом, наступает так называемые алкогольная близорукость{180}, человека невозможно переубедить, какими бы ни были рассуждения или внешние обстоятельства. Он не может предвидеть последствия своих действий{181}. Рабочая память и скорость когнитивной обработки снижаются. Нарушается способность подавлять импульсы, что является одной из главных задач префронтальной коры{182}. Наконец, человек, испытывающий прилив серотонина и дофамина в восходящей фазе опьянения, так великолепно себя чувствует, что даже если оглушенному тандему – префронтальной коре и ППК – удается довести до него сигнал тревоги, ему теперь просто все равно, даже если он делает что-то не то{183}. В этот момент разъяренный завсегдатай баров отшвыривает негодные ключи и разбивает окно, чтобы попасть в «свой» дом, к смятению спящих соседей.
Никакое другое психотропное вещество не оказывает такого широкого спектра воздействий, как алкоголь, но самые популярные из этих веществ влияют на сознание человека схожим образом. Активный компонент каннабиса, тетрагидроканнабинол, воздействует на специфические для него рецепторы в мозге («каннабиоидные» рецепторы) таким образом, что, подобно спиртному, сильно повышает уровень дофамина, мешает формированию воспоминаний и ухудшает двигательные функции. Кава также стимулирует выработку дофамина и снижает тревогу, но практически не затрагивает большинство высших когнитивных функций. Классические галлюциногены, такие как ЛСД и псилоцибин, влияют на серотониновые и, возможно, дофаминовые рецепторы, здорово улучшая наше настроение, но в то же время нанося сильный удар по так называемой сети пассивного режима работы мозга (СПРРМ)[21]. Как представляется, СПРРМ обеспечивает фундаментальное чувство своего «я». Подрыв ее работы галлюциногенами приводит к полнейшей текучести когнитивного процесса, к размытию границы между «я» и другими и к прекращению фильтрации сенсорной информации, что характерно как для психики спящего, так и для мышления маленьких детей{184}.
Следует также отметить, что когнитивные эффекты, аналогичные последствиям отравления алкоголем, могут быть достигнуты и различными методами, не предполагающими употребления химических веществ. Например, запредельные физические нагрузки иногда вызывают «кайф бегуна», стимулируя выработку дофамина и снижая контроль префронтальной коры, поскольку подвергнутое чрезмерным нагрузкам тело перенаправляет ресурсы от энергетически прожорливой коры головного мозга к более нуждающимся в данный момент системам двигательного аппарата и кровообращения. Как утверждает нейробиолог Арне Дитрих, этим сочетанием, по всей видимости, объясняется утрата чувства собственного «я» и сильная эйфория в моменты «пиковых переживаний» у спортсменов{185}. Эти хитрости используются в разных религиях для всевозможных ритуалов. Суфийский танец, групповое пение и произнесение молитв, длительная медитация в болезненных позах (со скрещенными ногами, в молитвенном коленопреклонении), умерщвление плоти (самобичевание, прокалывание кожи) или экстремальные дыхательные упражнения – все эти приемы могут дать аналогичный кайф, подхлестнув выработку дофамина и эндорфинов, в то же время отняв энергию у префронтальной коры.
Но вот в чем загвоздка. Эти предельные переживания требуют колоссальных затрат времени и усилий, и неудивительно, что люди прибегают к одурманивающим веществам. Среди них же алкоголь царствует безраздельно. Каннабис нужно курить или глотать, его сложно дозировать, а его воздействие на тело и ум непредсказуемо{186}. От косяка одни становятся общительными и энергичными, другие уходят в себя, погружаются в паранойю или сонливость. Псилоцибиновые грибы могут вызвать серьезное расстройство пищеварительной системы, сильнейшую дезориентацию и галлюцинации и требуют полного выпадения из реальности на продолжительный период. Поэтому ни в одной культуре не поощряется привычка пожевать волшебных грибочков перед обедом или в гостях. Впрочем, по сравнению с невероятно токсичными пустынными семенами или огромными ядовитыми жабами псилоцибин – пожалуй, самый скромный и безопасный из природных галлюциногенов, который мало чем может похвастаться.
Напротив, алкоголь – во многих отношениях идеальный наркотик. Его легко дозировать, он оказывает примерно одинаковое воздействие на мышление разных людей. Самое главное – его последствия проявляются и исчезают предсказуемо и относительно преходящи. Мы еще только берем «по второй» из рук бармена, а наша печень уже лихорадочно трудится, расщепляя этанол из первого стакана на менее токсичные вещества, чтобы его можно было вывести из организма. С учетом недостатков большинства химических психотропных веществ и огромных затрат времени, сил и страданий на нехимические способы расширения сознания неудивительно, что большинство из нас почти всегда предпочитают пару кружек пива, а не протаскивание острых предметов через щеки. Если мы хотим улучшить настроение и на время отключить префронтальную кору, вкусный жидкий нейротоксин представляется самым быстрым и приятным средством.