и цивилизация.
Мы видим аналогичную связь между крупномасштабным централизованным производством алкоголя и зарождением политического и идеологического единства в других уголках мира, где независимо друг от друга возникли великие цивилизации. Как мы узнали, правители культур Эрлитоу и Шан в долине Хуанхэ в Китае основывали свою власть на ритуалах с использованием различных видов пива и фруктового вина, а стандартизация и масштабное производство чичи было важнейшим инструментом консолидации империи инков в Андах на Южно-Американском континенте. Как пишет Гай Дьюк:
Акха мама, название закваски для сбраживания чичи, служило также названием для Куско, столицы инков… Такая символическая альтернатива свидетельствует о важности чичи для инков на множестве уровней. С одной стороны, оно указывает на центральное место, отводимое чиче инками в самом процессе правления: без Куско не было бы инков, а без чичи не было бы Куско. С другой стороны, поскольку считалось, что чича появилась, или зародилась, в Куско, империя инков узурпировала чичу и ее социальную силу как средство обоснования легитимности собственной власти над всеми Андами: кто владеет чичей, владеет Андами{312}.
Политическая функция алкоголя является одновременно практической и символической. Тот, кто контролировал производство пива в Гёбекли-Тепе, управлял и трудовой силой, которая для этого привлекалась, и, без сомнения, получал практический выигрыш от идеологической системы, созданной, укреплявшейся и распространявшейся последующими пьяными религиозными празднествами. Обещанием дать пищу и чичу императоры инков также привлекали огромное количество работников, необходимых для ухода за кукурузными полями и строительства монументальных сооружений. Таким же образом древнекитайские правители опирались на коллективный труд, за который вознаграждали спиртным, о чем свидетельствует это древнее стихотворение из «Книги песен» (Шицзин):
Есть на юге прекрасная рыба,
Эту рыбу ловят мережей…
Есть вино у достойного мужа
До сих пор во всем мире наградой за участие в крупных общественных проектах, осуществляемых за счет неоплачиваемого труда, например в строительстве зданий и ремонте каналов или ирригационных систем, служат масштабные пиршества или праздники с обильными возлияниями на средства центральных властей или местных патронов{314}. Пол Даути отмечает, что традиция «праздничного труда» в современном Перу, когда группы добровольцев трудятся под огромное количество спиртного и музыку, остается единственной возможностью выполнить крупные проекты в отсутствии развитой системы официальной заработной платы. В промышленно развитых странах – с профсоюзами, пятидневкой, восьмичасовым рабочим днем, установленным уровнем оплаты труда, обязательным медицинским обслуживанием – употребление спиртного на работе не поощряется. В доисторических обществах добиться выполнения работы можно лишь одним способом – обеспечив возможность пить во время работы.
Обычно лишь местная элита имеет возможность предоставить множеству людей спиртное, а также едой и развлечениями, которые часто сопровождают употребление алкоголя. Таким образом, пьяные празднества служат еще и выражением, символом и способом укрепления социального статуса. Особенно поскольку алкоголь, в отличие от более повседневных продуктов питания, скажем хлеба или риса, является, в сущности, предметом роскоши. Для того чтобы путем брожения превратить зерновые и фрукты в пиво и вино, нужна концентрация богатства, поскольку ферментированные напитки преумножают содержание калорий и витаминов, в то же время сжимая объемные, неконцентрированные биологические ресурсы в компактные, удобные для транспортировки и длительного хранения{315}. Даже сегодня тому, кто выкатит бочку пива на вечеринке студенческого братства, полагается определенный престиж и власть. Это всего лишь слабое, далекое эхо власти, которой пользовались устроители празднеств в Гёбекли-Тепе больше 11 000 лет назад и первые правители культуры Эрлитоу и династии Шан в Китае конца неолита и начала бронзового века, руководившие масштабными ритуалами, где вино лилось рекой.
Следует отметить, что в некоторых регионах Европы периода железного века в могилы женщин, а не мужчин, из числа элиты помещали большие и ценные сосуды для подачи к столу медовухи и вина. Например, в роскошной гробнице знатной женщины, погребенной в Виксе во Франции около 500 г. до н. э., находились экипаж, золотые украшения и другие предметы роскоши, в том числе разнообразные сосуды для подношения вина, завезенные из Греции. Однако самой впечатляющей находкой оказался колоссальный кратер, или бронзовая чаша для вина, больше 1,5 м высотой, вмещающий 1350 л жидкости, судя по всему, изготовленный в греческом Коринфе около 600 г. до н. э. и доставленный в Викс по частям. Такой массивный и ценный предмет, экзотическая редкость, привезенная издалека ценой огромных затрат, должна была служить впечатляющим символом власти и, вероятно, играла важную роль в официальных ритуальных церемониях. Майкл Энрайт предполагает, что подобные погребения отражают религиозную систему, где именно женщины контролировали доступ к алкоголю, – возможно, в качестве жриц, обязанностью которых было объединять местных мужчин в крепко спаянные боевые подразделения{316}.
В традиционных обществах церемониальное употребление алкоголя предполагает также сложный протокол и пышное зрелище, призванные подчеркнуть социальный статус и иерархию{317}. Повсюду, от Древнего Шумера до Древнего Китая, церемониальные возлияния были сильно ритуализованы и находились под жестким контролем правителей и профессионалов из сферы религии, причем акцент делался на подчеркивании статуса и положения. В большинстве африканских обществ доступом к спиртному традиционно управляет элита, в ограниченном круге которой оно зачастую и употребляется. Исключения делаются для отдельных публичных ритуалов, во время которых спиртным делятся с простолюдинами, однако так, чтобы подчеркнуть особый статус и престиж правителей{318}. Например, знать обычно пьет первой, причем отборное пиво или вино, после чего приступает к раздаче спиртного народным массам, которой руководят представители элиты. Даже в более равноправных обществах производство опьяняющих веществ, например пальмового вина, придает высокий статус человеку, который его делает или покупает. Спиртным активно делятся на коллективных празднествах, но способы этого подношения позволяют хозяину продемонстрировать свои узы с теми, кому он подносит вино, и уважение к ним, а характер ритуала возвеличивает хозяина и усиливает социальные различия в местном сообществе{319}. Другие опьяняющие напитки, например кава, употребляются так же. Например, в ходе традиционной церемонии питья кавы на островах Фиджи мужчины (только мужчинам дозволено участвовать в ней) рассаживаются в круг в строгом соответствии со своим статусом и пьют, соблюдая определенную очередность и держа свою чашу так, чтобы она «смотрела» на вождя, сидящего в самой верхней точке – на «вершине» – ритуального пространства{320}. Встроив употребление одурманивающих веществ в ритуальный контекст, культуры не только объединяют людей, но и ясно показывают место каждого в мироустройстве.
Культурный групповой отбор
Во многих работах антропологов об алкоголе внимание акцентируется на символической и политической власти, обеспечиваемой контролем над его производством и распределением, а также чрезвычайно ритуализованных способах его употребления. Безусловно, важно понимать, что спиртное – не просто психоактивное вещество, но и носитель культурного смысла. Однако очевидно, что источник культурного смысла, связанного с опьянением, находится в его физиологическом воздействии. Нельзя не заметить подозрительного отсутствия культур, основанных на кимчи или йогурте. Погребенный вместе со жрицей в Виксе бронзовый сосуд вместимостью 1350 л предназначался для спиртного, а не для овсянки; бродильные чаны и емкости в Гёбекли-Тепе были созданы не для приготовления хлеба на закваске. Охваченная экстазом знать эпохи Шан швыряла в гробницы умерших родственников винные чаши, а не миски с просом. Одурманивающие вещества приобрели колоссальное символическое значение, поскольку они нас опьяняют. Именно эффективность алкоголя как психотропного средства сделала его катализатором возникновения мощных цивилизаций. В свете этого неудивительно, что культуры всего мира быстро стали наделять алкоголь – великий фактор содействия цивилизации – символическим значением. Опьянение предшествовало цивилизации!
Эта важнейшая функция спиртного и других опьяняющих веществ медленно завоевывает признание в кругах антропологов{321}. Сторонники гипотезы «пиво раньше хлеба» справедливо подчеркивают, что возросшее внутреннее единство и масштаб культур, использующих психотропные средства, должны были дать им существенное преимущество в конкуренции с другими группами, позволив эффективнее кооперироваться в работе, производстве пищи и военных действиях{322}. Таким образом, неумолимое давление культурного группового отбора должно было стимулировать и распространять использование одурманивающих средств, что мы и наблюдаем в исторической летописи, и это совершенно не согласуется ни с одной теорией захвата или эволюционного пережитка как объяснения употребления психотропных веществ.