{403}, помогает одиноким людям познакомиться с потенциальными партнерами и устойчивым парам перескочить из целенаправленного, «волчьего», способа существования в расслабленную, «лабрадорскую», близость. Поэтому шампанское или вино ассоциируется с романтическими событиями, скажем свадьбой и Днем святого Валентина. По какой-то причине ко мне еще в детстве, а оно проходило в Южном Джерси, прицепился образ из слащавой телевизионной рекламы, предлагающей романтический отдых в горах Поконо в Пенсильвании, с неизбежными громадными джакузи в форме сердца, шампанским в ведерке со льдом и двумя бокалами. Банальное, но точное изображение эффективной культурной технологии.
Возвращаясь к рис. 4.3, стоит также отметить, что герои фотопроекта Альберти приезжали в его студию не на свидание вслепую. Они все были друзьями и коллегами. Это подчеркивает тот факт, что приподнятое настроение и когнитивная близорукость могут быть инструментами усиления любой близости, не только между действующими или потенциальными сексуальными партнерами. У моего любимого китайского поэта Тао Юаньмина есть строчка о встрече с дорогим другом после долгой разлуки: «Не говоря ни слова, наши сердца опьянели, и не от того, что разделили чашу вина». Майкл Ин пишет: «По мнению Тао, дружба опьяняет и настоящие друзья понимают друг друга без слов. Дружба, как [вино], отменяет личностные и временны́е ограничения. Она побуждает нас забыть себя, растворяясь в другом, и обостряет осознание этой иной, более общественной личности»{404}. Хотя сам Тао приписывает свое опьянение дружбе, а не вину, важно понимать, что сказанное в данном случае – это явно поэтический прием, привлекающий наше внимание к веществу, ставшему помощником в этом единении сердец.
Во всем мире участники исследований, отвечая на вопрос о причинах употребления ими спиртного, ставят в начало своего списка «улучшение социального взаимодействия»{405}. Благодаря сочетанию всплеска дофамина и когнитивной близорукости алкоголь ослабляет барьеры и социальную тревожность. Это усиливает не только разговорчивость, но и склонность говорить о сокровенном или интимном{406}. На фото 1 герои фотосессий Альберти жалуются на дорожное движение или рассказывают, как прошел рабочий день; на фото 4 они уже делятся тайными надеждами и устремлениями, сокрушаются о распавшихся отношениях или заигрывают друг с другом.
Судя по результатам некоторых исследований, использование алкоголя как инструмента может быть особенно полезно интровертам или социофобам, которые применяют спиртное стратегически для достижения «самопроизвольного ограниченного во времени изменения своей личности»{407} и превращают себя в экстравертов на достаточный период, чтобы пережить коктейльную вечеринку или званый обед{408}. (Возможно, читатели-интроверты узнают эту специфическую хитрость.) Алкоголь еще и способствует распознаванию положительных эмоций, выраженных в мимике, и усиливает эмпатию, причем этот эффект более заметен у людей сдержанных или малоэмпатичных{409}. Масштабные эпидемиологические исследования свидетельствуют, что умеренное потребление алкоголя, в отличие как от полной трезвости, так и от пьянства, связано с более крепкой дружбой и большей поддержкой в семье{410}. Таким образом, социальная смазка, создаваемая спиртным, играет решающую роль, помогая эгоистичным приматам не только решать дилеммы сотрудничества и эффективно осуществлять инновации, но и строить и поддерживать близкие отношения друг с другом.
Коллективная приподнятость: Шоты с текилой и Burning Man
До сих пор мы рассматривали социальные последствия содержания алкоголя в крови около 0,8‰ – как после пары стаканов пива или бокалов вина, неторопливо выпитых с какой-нибудь закуской. Однако что происходит, когда появляется бутылка текилы? С превышением уровня 0,8–1,0‰ социальный ландшафт становится неустойчивым, но есть данные, что в некоторых случаях общественно полезным может быть и этот перебор, во всяком случае, если он случается изредка и в подходящее время.
Например, немного найдется организаций, менее ориентированных на результат, чем спецподразделения ВМС США. Поэтому стоит отметить, что командиры «морских котиков» считают полезным в редких случаях включать в тренировочный процесс большие количества алкоголя для укрепления командного духа своих подчиненных. Как пишут в своей книге «Похищая огонь» (Stealing Fire)[32] Джейми Уил и Стивен Котлер, создатель отряда «морских котиков» Ричард Марсинко снимает напряжение, накопившееся в ходе изнурительных тренировок в учебном лагере, «проверенным временем методом единения – пьянкой». Авторы отмечают: «Перед отбытием к месту дислокации он вел свою команду в местный бар в Вирджиния-Бич надраться напоследок. Если между бойцами еще оставались какие-то подавляемые трения, то после нескольких рюмок они неизбежно проявлялись. Хотя наутро люди маялись головной болью, теперь они были искренни друг с другом и готовы функционировать как единое целое»{411}. Убежденность, что полезно время от времени «надраться», перекликается с данными исследования студентов колледжа: те из них, кто иногда напивается в стельку, имеют более крепкие социальные узы, если судить по большей близости и откровенности с друзьями и возлюбленными, чем студенты, либо пьющие умеренно, либо постоянно перебирающие. По замечанию авторов: «Похоже, данные результаты хорошо описываются наблюдением Дизраэли – „даже в избытке есть своя умеренность“»{412}.
Пожалуй, самая масштабная пьянка, которую только можно себе представить, – это ежегодный фестиваль Burning Man, проходящий в течение целой недели в пустыне Блэк-Рок в западной Неваде. Для современного человека Burning Man – наверное, наибольшее приближение к дионисийским оргиям, волнующее и клокочущее смешение жары и пыли, искусства и секса, музыки и танца, причудливых транспортных средств и немыслимых нарядов, общественной активности и экспериментов с совместным проживанием, и все это питается ошеломляющими количествами алкоголя, психоделиков и стимуляторов и обостряется отчаянным недосыпом. По замечанию социолога Фреда Тернера, поездка на Burning Man стала чем-то вроде ритуала посвящения для работников высокотехнологических компаний Кремниевой долины. В 1999 г. основатели Google Ларри Пейдж и Сергей Брин разместили логотип Burning Man на домашней странице Google, желая сообщить миру, что едут на фестиваль (как и многие их сотрудники), и говорят даже, что генерального директора Эрика Шмидта наняли потому, что он тоже «зажигал»[33]. Коллективное переживание ярчайших впечатлений и физического дискомфорта на Burning Man считают в Кремниевой долине способом достижения внутренней целостности и культуры. По словам Тернера:
Ларри Харви [один из организаторов первого фестиваля Burning Man в Сан-Франциско] объяснял, что мир за пределами Блэк-Рок-Сити «основывается на разделении людей для того, чтобы что-то им продать». По его словам, участникам Burning Man предстоит столкнуться с «непосредственностью» искусства, а через нее и с экстатическим переживанием общности. Он был убежден, что в этом отношении Burning Man подарит своим участникам чувство «приподнятости», которое, как давным-давно утверждал Дюркгейм, лежит в основе религиозного чувства. Собранные в пустыне, участники фестиваля могут испытать электризующее ощущение личного и коллективного перерождения{413}.
Некоторые компании даже попытались создать уменьшенные версии Burning Man на своих выездных семинарах в стремлении к тому же чувству «группового потока». «Гендиректор одной маленькой [технологичной] компании, – сообщает Эмма Хоган, – рассказывает, как однажды на выездном мероприятии все сотрудники его компании употребили волшебные грибы. Это позволило им „свалить барьеры, обычно имеющиеся в офисе“, и сблизиться „сердцем к сердцу“, помогло создать „культуру“ компании»{414}.
Разумеется, потребность в экстатическом опыте и групповых узах выходит далеко за пределы делового мира. Замечание Ларри Харви о предназначении современного общества для «разделения людей, чтобы им что-то продавать», перекликается с едким утверждением писательницы Барбары Эренрайх, что миссионеры, которых направляли в Южную Африку, сознательно сосредоточивались на борьбе с традиционными танцами с тем, чтобы «ослабить братственные отношения между членами общины». Целью миссионеров было, по ее саркастическому наблюдению, «впустить свежее, бодрящее дыхание здоровой индивидуалистической конкуренции»{415}. Как мы отмечали, многие ученые, занимающиеся ритуалом и религией, подчеркивают роль «техник экстаза» (Мирча Элиаде) в объединении индивидов или описывают групповой танец как «биотехнологию формирования группы» (Робин Данбар). Как указывает Эренрайх, танцующая группа – одна из древнейших сцен, главным участником которой является человек, в доисторическом искусстве всего мира, что удивительно, если учесть тот факт, что экстатический танец – просто бессмысленная трата энергии по сравнению с такими практическими и жизненно важными занятиями, как охота, собирательство, приготовление пищи или изготовление одежды{416}