В конце 1960–1970-х гг. шоссейные и железные дороги соединили земли камба с более населенными районами; примерно в это же время земельные реформы начали дробить огромные плантации сахарного тростника, прежде господствовавшие в этом регионе. Вдохновленные этим революционно-освободительным движением, камба стали создавать местные крестьянские союзы, или синдикатос, сотрудничая друг с другом намного чаще и теснее, чем раньше. Хит обнаружил, что это новое чувство солидарности и верность общей цели привели к значительному сокращению запойного пьянства. Однако последующие изменения толкнули камба назад, к прежним привычкам. Из-за большей связи с внешним миром появились мигранты, начавшие подминать под себя экономическую деятельность, а также новые приемы земледелия и промышленного производства, например скотоводство и производство кокаина для наркоторговцев, которые уничтожили экологию тропического леса и отравили местные водоемы. Военный переворот привел к убийству или бегству крестьянских лидеров и ликвидации синдикатос. «Отсутствие чувства социальной взаимосвязи, отличавшее их до синдикатос, усугубилось ошеломляющими и губительными изменениями во всех аспектах их повседневного существования», – подмечал Хит. Оставшиеся камба «восстановили изначальные паттерны эпизодического тяжелого пьянства»{525}. Хотя возврат к запоям, возможно, смягчил психологическую боль и дезинтеграцию, к которой камба были вынуждены вернуться, он, вероятно, стал и барьером для восстановления более здорового и продуктивного чувства общности, которым они недолго обладали в период освободительного движения.
Алкоголь может играть аналогичную двойственную роль применительно к личным отношениям в индустриальных обществах. Судя по результатам опросов, супружеские пары, которые выпивают вместе и наравне, выше оценивают свою удовлетворенность браком и реже разводятся{526}. Исследования также показали, что совместная выпивка, в отличие от возлияний по отдельности, положительно сказывалась на взаимодействии в паре на следующий день{527}. Один из позитивных для пары эффектов умеренного употребления спиртного, который можно ожидать, – это снятие конфликтов или напряжения, что в сочетании с большей честностью, фокусом на текущем моменте и улучшением настроения упрощает осознание и проработку тяжелых эмоциональных переживаний или глубоко запрятанных тревог.
Есть и потенциальная проблема. Пары могут использовать алкоголь как костыль, а не как подспорье. Обеспокоенность по этому поводу подкрепляется исследованием Катерины Фэрбэрн и Марии Теста, обнаруживших, что влюбленные пары, достигшие содержания алкоголя в крови около 0,8‰, имеют более комфортный опыт и относятся друг к другу с бóльшим великодушием и эмпатией при выполнении задания на урегулирование конфликта. Это, однако, относится лишь к парам, которые низко оценивают качество своих отношений в трезвом состоянии. У пар, оценивших качество своих отношений высоко, наблюдались одинаково позитивные взаимодействия, были ли они трезвыми или пьяными. Полученный результат в сочетании с пересмотром имеющейся литературы по этой теме заставил авторов сделать вывод, что «неудовлетворенные пары, возможно, пьют больше, поскольку наблюдают большее упрочение отношений благодаря алкоголю или, иначе говоря, больше получают от спиртного»{528}. Эта динамика, возможно, подвергает недовольных супругов риску возникновения алкогольной зависимости. Авторы подчеркивают, что при лечении пар, имеющих признаваемые ими проблемы со спиртным, ряд последовательных вмешательств имеет своей целью повышение как качества отношений, так и близости, что представляется эффективным для снижения зависимости от спиртного{529}. Обусловленная химическим веществом временная связь может одновременно вызывать бесчувственность или эмоциональное онемение в супружеских парах, находящихся в плохих отношениях, и не позволять им проделать необходимую работу, чтобы сформировать более глубокие и неподдельные узы.
Упоение небесами: Есть ли средства, кроме алкоголя?
В свете этих серьезных причин для озабоченности в связи с употреблением алкоголя как на уровне индивида, так и общества полезно разобраться, есть ли у нас способы вообще обходиться без спиртного, переложив его функции на что-то другое. Мы должны помнить, что погружение в блаженное забытье, которое облегчает тяготы человеческой жизни и позволяет решить проблемы, имеющиеся у креативной, культурной и коллективной обезьяны в нашем лице, может по своей природе не быть химическим, во всяком случае, не означать употребления внутрь химических субстанций. В главе 2 мы отметили, что многие эффекты алкоголя и других психотропных веществ, в том числе улучшение настроения, утрата самоощущения, снижение когнитивного контроля, можно воспроизвести, не прибегая к интоксикантам.
В Новом Завете случайные прохожие дивятся христианам, на которых нисходит Святой Дух, отчего те начинают говорить на неведомых языках. Христиан воспринимают как пьяных. Но апостол Петр вразумляет прохожих: «Не пьяны эти люди, как вы полагаете: еще только девять часов утра!»{530} В какой-то момент апостол Павел упрекает ефесян, очевидно сильно пьющий народ, призывая «не напиваться вином, а заполняться духом»{531}. Аналогичную историю мы видим в древнекитайском даосском тексте «Шуанцзи», названном именем предполагаемого автора. «Если пьяный человек вывалится из экипажа, – замечает Шуанцзи, – то не убьется, даже если экипаж двигался бы очень быстро»:
Его кости и связки таковы же, что и у прочих людей, однако он не ранится так, как ранились бы они. Не понимает он, что едет, и точно так же не поймет, если свалится. Жизнь и смерть, тревога и ужас не могут проникнуть в его дыхание, вот почему он способен врезаться в предметы, ничего не опасаясь. Причина в том, что его дух остается незатронутым{532}.
Цель Шуанцзи как религиозного учителя – помочь людям избавиться от контроля сознания. Если бы в его распоряжении была современная нейробиология, он более точно локализовал бы врага – префронтальную кору. С его точки зрения, ослабление тисков разума позволяет человеку расслабиться, придя в состояние «действия без усилий», в котором можно отвечать на сигналы из физического и социального миров мгновенно и искренно, сохраняя свой дух «незатронутым»{533}. Шуанцзи усматривает в пьяном вусмерть человеке, которого везут с пира домой, некую версию обретения желанной целостности бытия. Пьяный, утратив чувство себя, охваченный сильнейшей когнитивной близорукостью, свободен от самоконтроля, следовательно, выходит невредимым из ситуаций, которые убили бы трезвого. Тем не менее, судя по общей направленности текста, опьянение этанолом – скорее метафора для более впечатляющего и устойчивого духовного состояния. Шуанцзи хочет, чтобы мы упивались небесами, а не спиртным. «Если человек способен остаться невредимым благодаря вину, – как завершает повествование, – насколько еще более сохранным он мог бы быть, если бы прибегал к помощи небес! Святой укрыт на небесах, и поэтому ничто не может причинить ему зла».
Мы обращали внимание на широкое распространение одурманивающих химических веществ в религиозных традициях всего мира и на протяжении всей истории. Теперь полезно будет вернуться к обсуждению нефармакологических методов, разработанных для достижения экстатических состояний. Очевидно, что совершенно «трезвые» ритуалы, включающие танец, особенно продолжительный и энергичный, идеально сочетаются с гипнотизирующей музыкой и депривацией органов чувств и/или сна, могут обеспечить многие психологически и социально полезные последствия, которые испытывают участники экстатических групповых ритуалов на основе винопития. Эти практики, разумеется, не следует рассматривать как «свободные от химии»: они являются таким же звеном в цепи физических причин и следствий, что и стакан содержащего этанол вина или таблетки ЛСД. Олдос Хаксли, поборник позиции «химические вещества всегда и везде», формулирует это так:
Монотонные песнопения курандеро, колдуна и шамана; непрерывное пение псалмов и чтение речитативом сутр и христианских и буддийских монахов, многочасовые вопли и завывания у возрожденцев – при всем многообразии теологических верований и эстетических установлений цель с точки зрения психохимии и физиологии остается неизменной. Повышать концентрацию СО2 в легких и крови, тем самым снижая эффективности церебрального редукционного клапана, пока он не пропустит биологически бесполезный материал, поступающий от Всемирного Разума, – вот цель и задача магических заклинаний, мантр, литаний, молитв и сутр во все времена, хотя выкрикивающие, поющие и бормочущие об этом не догадываются{534}.
«Церебральный редукционный клапан», о котором пишет Хаксли, – это, конечно, префронтальная кора, центр когнитивного контроля и ориентации на рациональное. Хаксли утверждает, что, несмотря на многообразие теологических взглядов, лежащих в основе религиозных практик, их цель в физиологическом отношении одинакова: снизить активность префронтальной коры и вызвать всплеск эндорфинов и других гормонов «правильного настроя», что позволит маленькому «я» человека раскрыться для Всемирного Разума.
Если Хаксли прав, мы должны наблюдать, что нефармакологические религиозные практики оказывают такое же воздействие на систему «тело – мозг», что и алкоголь или другие психотропные вещества. Именно об этом свидетельствуют имеющиеся исследования на эту тему. Пожалуй, самое интересное из них посвящено изучению феномена говорения на неведомых наречиях, «глоссолалии», методом нейровизуализации