— Она ни на чьей стороне, парень. Гамаюн — это бизнес. Информационный бизнес. И вы сейчас — самый горячий товар на рынке.
— А что если мы ей не понравимся как герои?
— Тогда она продаст вашу историю как трагедию. Боги любят трагедии. Особенно с красивыми смертями в финале.
— Охренеть. Мы что, в реалити-шоу для богов?
— Хуже. Вы в эпосе. А герои эпосов редко доживают до конца.
Лазарь полез в карман за телефоном. Экран мертвый. Кнопки не реагируют.
Хотел убрать обратно, но экран вдруг мигнул. В нем на секунду мелькнуло лицо. Женское. Красивое.
«Привет, мальчики.»
Мара.
Лазарь чуть не выронил телефон. Моргнул — экран снова черный.
Быстро сунул в карман. Гордей не должен знать. Пока не должен.
— Пошли, — старший брат поднялся. — Нужно найти место для отдыха. И костер. Горячий чай.
— Еще бы пожрать, — мечтательно протянул Лазарь.
Они двинулись прочь от восстанавливающегося дома. Степаныч вел их к какому-то укрытию, бормоча про безопасные места.
Через час нашли подходящее место — круг черных камней, защищенный от ветра. Степаныч уверял, что тут можно разжечь костер.
Огонь занялся неохотно. Дрова были влажные, из другого мира. Но горели.
Братья сидели плечом к плечу, глядя в пламя.
— Знаешь, что самое поганое? — нарушил молчание Лазарь.
— М?
— На секунду я хотел поверить. Что все хорошо. Что дед ждет. Что мама...
— Я тоже. Но настоящий дед бы не стал заманивать. Он бы сразу сказал: «Какого хрена вы тут делаете, придурки? Марш домой!»
— Ага, — Лазарь улыбнулся. — И дал бы подзатыльник.
— Точно.
Молчание. Хорошее молчание. Братское.
Степаныч деликатно булькал флягой в стороне.
— Эх, молодежь. Сопли распустили. В мое время...
— Заткнись, дед, — хором сказали братья.
— Не дед я вам! Я вечно молодой! Просто подгнивший малость!
Смех. Первый настоящий смех за долгое время.
А потом Степаныч посерьезнел.
— Знаете, что самое поганое?
— Что?
— Корочун бессмертен. Он не проиграл. Он собрал информацию.
— Какую?
— О вас. О том, что вас не сломало. Эта информация дороже золота в Нави.
— Почему?
— Потому что теперь все знают — братья Морозовы прошли тест Корочуна. И не сломались. Угадайте, кого теперь захотят проверить остальные?
— О, зашибенно, — Лазарь натянул единственный ботинок. — Мы теперь местные знаменитости?
— Хуже. Вы теперь вызов. А в Нави любят отвечать на вызовы. Жестко.
Позже, когда костер прогорел до углей, Степаныч добавил.
— Корочун и Чернобог — две стороны одной монеты. Черный хочет смешать миры, а Корочун хочет разделить правду и ложь. Оба по-своему правы. И оба по-своему чудовища.
— И что? — спросил Лазарь.
— А то. С Корочуном можно договориться. Он ценит силу духа. А Чернобог... он просто устал. От всего. И усталые боги — самые опасные.
— Пошли? — Гордей поднялся.
— Пошли, — Лазарь встал, пошатнулся. Ноги плохо слушались — лед добрался и туда.
Гордей подставил плечо. Ничего не сказал. Не нужно было.
Они двинулись вперед. К огням. К новым испытаниям. К деду.
Потому что Морозовы не бросают своих.
Тем более в аду.
***
ᛋᛖᛗᛖᛃᚾᛃ ᚢᛃᛁᚾ
Глава 4. Мы это мы (Часть I)
«Мы это мы.»
ᛗᛁ ᛖᛏᛟ ᛗᛁ
***
Маша Воронова, двадцать три года, студентка последнего курса экономического. До диплома два месяца, до свидания — три часа. Парень с Тиндера оказался не фейком — созвонились, голос приятный, шутки смешные. Встреча в кафе на Арбате.
Только вот платье...
Примерочная в «Галерее» — узкая кабинка с тремя зеркалами. Маша крутилась, рассматривая себя. Черное платье сидело... нормально. Не плохо, но и не вау. Бедра широковаты, грудь могла бы быть больше, живот надо втянуть.
— Эх, — вздохнула она. — Хоть бы на вечер стать идеальной.
Боковое зеркало дрогнуло. Словно по воде прошла рябь.
Маша моргнула. В отражении стояла она, но... другая. Стройнее, выше, увереннее. Платье сидело как влитое. Волосы блестели рекламным блеском. Улыбка — белозубая, без щербинки на клыке.
— Привет, — сказала зеркальная Маша.
Настоящая отшатнулась, ударилась спиной о дверь.
— Не бойся, — отражение подмигнуло. — Я же ты. Только... улучшенная версия.
— Это галлюцинация. Перегрелась в метро.
— Конечно, милая. Галлюцинация в платье за двенадцать тысяч. — Зеркальная Маша провела рукой по бедру. — Хочешь быть мной? Хотя бы на вечер?
— Как это...
— Просто. Коснись зеркала. Поменяемся местами на денек. Ты отдохнешь, а я схожу на свидание. Покажу этому Диме, какая ты на самом деле классная.
— Всего на день?
— Клянусь. Что может пойти не так?
Маша протянула руку. Ладонь коснулась холодного стекла.
Мир перевернулся.
Она смотрела из зеркала, как её тело — идеальное, улучшенное — одевается, поправляет волосы, уходит.
— Эй! — крикнула Маша. — Вернись!
Но голоса не было. Она пыталась стучать — руки проходили сквозь стекло. Пыталась выйти — края зеркала были как стены.
Часы шли. Примерочная пустела. Маша видела, как уборщица протирает пол, как охранник проверяет кабинки. Никто её не замечал.
А потом свет погас.
И в темноте Маша почувствовала, как твердеет. Кожа деревенеет, суставы застывают. Она пыталась кричать, но рот уже не открывался.
Утром продавщица удивилась — откуда в примерочной новый манекен? Красивый, реалистичный. Даже щербинка на зубе есть.
— Наверное, ночью привезли, — пожала плечами коллега.
Манекен поставили в витрину. В черном платье за двенадцать тысяч.
А где-то в городе зеркальная Маша шла на второе свидание с Димой. Идеальная. Счастливая.
Навсегда.
***
Лазарь споткнулся о камень, которого секунду назад точно не было. Приземлился на колено, выругался.
— Ледосраные камни!
— Это не камни, — Степаныч нервно оглядывался. — Это кости. Старые. Тех, кто не дошел.
Лазарь поднял «камень». Действительно — череп. Маленький, детский. С дыркой во лбу.
— Мило, — он отшвырнул находку. — И много тут таких?
— Чем ближе к владениям Чернобога, тем больше. Некоторым везет — доходят и становятся его слугами. Некоторым не везет — становятся дорожным покрытием.
Они шли уже несколько часов после привала. Пейзаж менялся — черная земля сменилась серым песком, потом острыми камнями. Теперь под ногами хрустели кости вперемешку со льдом.
Лазарь отстал на пару шагов, стянул перчатку. Кожа на запястье просвечивала — видны были вены. Голубые, как замерзшие ручьи.
Быстро натянул перчатку обратно.
— Док, не копайся! — крикнул Гордей.
— Иду, иду!
Догнал брата, пристроился рядом. В кармане лежали два черных пера Гамаюн — одно из дома, второе от Корочуна. Интересно, сколько их нужно собрать, чтобы птичка соизволила показаться?
— Куда вообще идем? — спросил он у Степаныча.
— К воротам Чернобога. Через Ледяные Пустоши.
— Звучит весело. Что там?
— Там вообще ничего. Только лед и... отражения.
— Отражения? — насторожился Гордей. — Мара?
— Хуже. Место, где она родилась. Первое зеркало Нави.
Впереди забрезжил странный свет. Не теплый огонь костра, не холодное сияние мертвых звезд. Что-то среднее — как свет от экрана телефона в темной комнате.
Они вышли на берег озера.
Если это вообще было озеро. Идеально круглая поверхность, гладкая как полированное стекло. Ни ряби, ни отражения неба. Только странное внутреннее свечение.
— Стойте! — Степаныч схватил братьев за плечи. — Не подходите!
— Что это? — Лазарь прищурился.
— Зеркало Истины. Или Лжи. Зависит от того, что ты хочешь увидеть.
— И в чем подвох?
— В Нави нет простых зеркал. Есть только ловушки, которые притворяются зеркалами. — Степаныч нервно сжимал флягу. — Если увидишь в отражении себя — отвернись. Если отражения нет — беги.
— А если увидишь себя, но не совсем себя?
— Тогда ты уже в ловушке.
Гордей проверил двустволку.
— В обход можно?
— Дней десять пути. Через земли Костяного Пастуха. Он коллекционирует черепа. Живых.
— Ну, значит, прямо.
— Стой! — Степаныч попятился. — Туда даже мёртвые не лезут!
— Ничего не будет, — Лазарь шагнул к кромке воды. — Смотрите.
— Док, нет!
Но было поздно. Лазарь машинально глянул вниз. И увидел отражение.
Себя. Но здорового. Без синих ногтей, без ледяных вен под кожей. Обычного Лазаря Морозова, каким он был месяц назад.
— Гор, смотри! — он обернулся к брату. — Я здоровый!
— Лазарь, отойди от воды!
— Да погоди ты! Смотри — никакого льда!
Он потянулся к отражению. Кончики пальцев коснулись поверхности.
Озеро дрогнуло. Рябь пошла кругами от точки касания. И в этой ряби Лазарь увидел не одно отражение — сотни. Тысячи версий себя. Здоровых, больных, молодых, старых, живых, мертвых.
А потом лед под ногами стал жидким.
— Твою ж...
Провалились оба. Гордей успел схватить брата за шиворот, но поздно — озеро уже засасывало их, как голодный рот.
— Держитесь! — Степаныч бросился к краю, протянул руку.
Но его пальцы прошли сквозь братьев, словно те были миражом.
— Мертвые не отражаются правильно! — крикнул он вслед. — Не верьте им! Это Мара!
Темнота сомкнулась.
***
Падение было недолгим, но приземление — мягким. Слишком мягким. Лазарь ожидал удара, боли, хруста костей. Вместо этого — словно упал на перину.
Открыл глаза.
Коридор из зеркал. Бесконечный, уходящий в обе стороны. Стены, пол, потолок — сплошные отражающие поверхности. В каждой — он, но разный. Здесь улыбается, там хмурится, тут машет рукой.
— Гор? — голос отразился эхом, вернулся искаженным. — Гор, ты где?
— Здесь, — братский голос звучал приглушенно, словно через стену. — Не двигайся. Я иду к тебе.