Рарог замялся. Потом неловко шагнул навстречу.
Лазарь коснулся его — и призрак рассыпался золотой пылью. Красиво, даже поэтично. Но пусто.
— Красиво, — выдохнул Лазарь. — Но где настоящий?
Из-за дальнего костра послышался грохот. Потом мат — длинный, витиеватый, с упоминанием всех богов всех пантеонов и их родственных связей.
— А вот и настоящий, — усмехнулся Гордей.
Из темноты выполз Рарог. Настоящий. Половина лица в ожогах, волосы местами выгорели до черепа, одежда дымится. Хромает, держится за бок, но глаза — живые, злые, родные.
— Вот... придурки... нашлись... — каждое слово через кашель. — Я их... жду... а вы... опаздываете...
— Рар! — братья бросились к нему.
— Стоять! — рявкнул дух. — Сначала... воды... потом... обниматься... А то сдохну... от умиления...
Гордей достал флягу с водой. Рарог жадно припал, половина выливалась мимо — руки дрожали.
— Что с тобой случилось? Где ты был?
— Где был... — Рарог вытер рот. На руке осталась кровь. — В личном аду. Чернобог... устроил. Сказал — посиди... подумай... о верности.
Он попытался встать. Ноги подкосились. Братья подхватили под руки. Степаныч взял молот.
— Полегче... рёбра... вроде целые... но проверять не хочется...
— Надо найти место для привала, — Гордей огляделся. — Подальше от этих...
— Есть... пещера... там... — Рарог махнул рукой куда-то вправо. — Старое... убежище... Может... даже дрова... остались...
***
Пещера оказалась глубокой расщелиной в скале. Внутри — следы старого костровища, пара ржавых котелков, даже связка хвороста в углу.
— Кто-то жил, — констатировал Гордей, разжигая огонь обычными спичками. В Нави магия работала странно, проще было по старинке.
— Много кто... — Рарог опустился на плоский камень у огня. — Беглецы... дезертиры... те, кто... пытался спрятаться...
— От кого?
— От всех.
Огонь разгорелся. Обычный, тёплый, живой. После чёрных костров снаружи — как глоток свежего воздуха.
Рарог протянул руки к пламени. Странно было видеть духа огня, греющегося у костра.
— Не смотрите так... После того, что... Чернобог устроил... я огня... не видел...
— Что он с тобой делал? — Лазарь сел рядом.
Рарог долго молчал. Потом заговорил. Тихо, с паузами, словно каждое слово давалось с трудом.
— Есть что-то... что должны знать. Пока время есть. Я не просто жил в вашем доме. Я... наблюдал.
— В смысле? — Гордей напрягся.
— В прямом. Наблюдал. Докладывал. Каждый ваш шаг, каждое решение.
Тишина. Только огонь потрескивал.
— Ты нас продавал?! — Лазарь вскочил. Глоки сами собой оказались в руках.
— Защищал! — взрыв эмоций. Рарог закашлялся от крика, но продолжил. — Триста лет водил его за нос! «Да, они слабые. Да, ничего не умеют. Да, старший боится пауков, а младший поёт в душе!»
— Эй! Я не пою!
— Поёшь. «Отпусти и забудь» на весь дом орёшь. Но это не важно! Важно, что я кормил Чернобога объедками. Мелочами. Чтобы он не смотрел глубже.
— Зачем? — Гордей опустил двустволку, но пальцы остались на спусковых крючках.
— Затем, что вы были не готовы. Ни в десять лет, ни в пятнадцать, ни даже в двадцать. Знаете, сколько «героев» я видел? Сколько погибло, потому что полезли раньше времени? Вы должны были дорасти. Стать сильнее. Не телом — душой.
Рарог снова закашлялся. На этот раз дольше, болезненнее.
— А ещё... я должен был отвести внимание. От главного. От того, что ваш дед... готовил.
— Что дед готовил?
— План. Как остановить Чернобога. Но для этого... нужны были вы. Взрослые. Сильные. Готовые к выбору.
— Какому выбору?
— Скоро узнаете. Если доживёте.
Снаружи что-то загрохотало. Потом ещё. Земля дрогнула.
— Что это? — Лазарь вскочил.
— Армия, — Рарог попытался встать. — Он послал армию. Знает, что я сбежал. Знает, что вы здесь.
— Сколько их?
— Много. Очень много.
Степаныч, до этого тихо попивавший в углу, вдруг протрезвел.
— Тут есть выход. Старый акведук. Ведёт к мосту через Чёрную речку. Если пройдём — дальше территория спорная. Чернобог туда не сунется.
— А если не пройдём?
— Тогда уже не важно.
Грохот усилился. Теперь различались отдельные звуки — лязг оружия, топот ног, нечеловеческий вой.
— Собираемся, — скомандовал Гордей. — Рар, можешь идти?
— Могу ползти. Быстро.
— Док, помоги ему. Степаныч, веди.
Они выскользнули из пещеры. Поле с чёрными кострами бурлило. Фигуры поднимались, но не они были угрозой. Из-за дальних скал лилась тьма. Живая, шевелящаяся тьма.
Армия мёртвых.
— Бежим! — заорал Степаныч.
Побежали. Рарог хромал, но держался. Лазарь поддерживал его, Гордей прикрывал с двустволкой.
Акведук нашёлся быстро — древняя каменная труба, наполовину вросшая в скалу. Внутри было тесно, приходилось идти согнувшись.
— Терпеть... не могу... канализации... — пыхтел Рарог.
— Это не канализация. Это система водоснабжения древнего города, — поправил Степаныч.
— Какая... к чертям... разница... Воняет одинаково...
Труба вывела на узкий каменный мост. Внизу, метрах в тридцати, чернела река. Настоящая река Нави — в воде плавали лица, тянулись руки, беззвучно кричали рты.
— Не смотреть вниз, — предупредил Степаныч. — И не слушать. Они поют.
Действительно, снизу доносилось что-то похожее на пение. Красивое, манящее.
— Беруши бы сейчас... — пробормотал Лазарь.
За спиной грохнуло. Из трубы акведука полезли мертвецы. Первые, самые быстрые.
— Вот и привет, — Гордей вскинул двустволку.
Выстрел. Первый мертвец слетел с моста. Но за ним лезли другие.
— На мосту не развернёшься, — крикнул Степаныч. — Бежим на ту сторону!
Побежали. Мост был узкий, без перил. Каждый неверный шаг грозил падением в реку мёртвых.
Добежали до середины. И тут случилось то, чего все боялись.
С другой стороны моста тоже появились мертвецы.
— Окружили, — констатировал Гордей.
— Я и сам вижу! — огрызнулся Лазарь, паля из Глоков. — Есть идеи?
— Одна.
— Какая?
— Плохая.
Мертвецы наступали с двух сторон. Не десятки — сотни. Солдаты всех эпох, крестьяне, дворяне, дети... Единая масса голодной мёртвой плоти.
— Ну что, поработаем? — Лазарь перезарядил Глоки.
— Поработаем брат! — Гордей взмахнул секирой Первого Морозова.
И началась битва.
Узкий мост стал их преимуществом и проклятием. Мертвецы могли идти только по несколько в ряд, но и отступать было некуда.
Гордей рубил как машина. Секира пела в воздухе, отсекая головы и конечности. Каждый удар — смерть. Вернее, упокоение.
Лазарь рядом — стрельба с двух рук, каждая пуля в череп. Патроны из мешка Бездны, казалось, не кончались. Танец смерти на узком мосту.
— Слева лезут по опорам! — крикнул Степаныч.
— Вижу! Рар, займись ими!
— Какого хрена я должен... А, ладно!
Рарог взмахнул молотом. Слабо, без прежней мощи. Но мертвецы падали. В конце концов, триста лет опыта даром не проходят.
Мост трещал. Древние камни не были рассчитаны на такую нагрузку.
Мертвецы прибывали. Теперь они шли по телам упавших товарищей. Река внизу бурлила — упавшие пытались выбраться, но течение уносила их.
— На три! — крикнул Гордей. — Прорываемся!
— Куда?!
— Вперёд! К тому берегу!
— Там тоже полно!
— Меньше, чем сзади! Готовы?
— А есть выбор?
— Один!
— Два!
— Три!
Секира Гордея прочертила дугу, сметая передний ряд. Лазарь выпустил ледяное дыхание — новая способность, которую он только учился контролировать. Воздух заморозился, создавая барьер.
Молот Рарога — без огня, но с тройной яростью — пробил коридор.
— Бежим!
Рванули вперёд. Мертвецы пытались схватить, но братья неслись как тараны. Степаныч что-то вопил про всех идиотов всех времён.
До конца моста оставалось метров двадцать. Пятнадцать. Десять.
И тут мост дрогнул. Треснул. Начал рушиться.
— Прыгаем! — заорал Гордей.
Прыгнули. Лазарь, Гордей, Степаныч — долетели. Рарог...
Рарог был слишком слаб. Слишком избит. Слишком медлителен.
Он не допрыгнул.
— Рар!
Гордей бросился к краю, протянул руку. Поздно. Рарог падал.
Нет. Не падал. Висел.
Старый дух вцепился в обломок моста. Висел над чёрной рекой, где тянулись руки мертвецов.
— Держись! Сейчас вытащим!
— Нет... времени...
Действительно. Мост рушился дальше. Армия мертвецов напирала.
И тогда Рарог улыбнулся. Впервые за весь путь — искренне, тепло.
— Пора... платить... по счетам...
Он полез в карман. Достал что-то маленькое, сверкающее.
Перо жар-птицы. Последнее.
— Нет! — братья поняли одновременно. — Рар, не смей!
— Триста лет... я боялся... этого момента... — голос стал спокойнее. Сильнее. — А оказалось... это свобода. Настоящая. Первая за три века.
Перо вспыхнуло. На миг Лазарю показалось — не перо, а птица. Огненная, живая, кричащая.
— Рар, не...
— Всё правильно, Док. Моя очередь гореть.
Рарог загорелся. Не метафорически — буквально. Перо жар-птицы превращало его в живой факел.
Но он улыбался.
— Всегда хотел узнать... каково это... сгореть по-настоящему...
Пламя усилилось. Мост под мертвецами плавился. Армия остановилась, ослеплённая светом.
В огне что-то рвалось. Невидимые цепи, которые держали Рарога триста лет.
— Пусть горит всё. Даже страхи. Особенно страхи.
Рарог посмотрел на братьев. В глазах — покой. Принятие. Любовь.
— Ребрышки... в морозилке... не забудьте...
— Рар, не надо...
— Заткнись... и слушай... Берегите... друг друга...
Пауза. Рарог посмотрел на братьев. В глазах, несмотря на боль, мелькнул знакомый огонёк озорства.
— Аста ла виста, балбесы...
И поднял большой палец вверх, улыбаясь сквозь пламя.
Лазарь ответил тем же жестом. Улыбка дрожала, но держалась. Они оба помнили тот вечер — Рарог принёс диск