— Не смотри, — Степаныч дернул штору. — Чем меньше знаешь, тем крепче спишь.
— Я и так не сплю.
— И правильно. Заснёшь тут — проснёшься частью города. Будешь в стене висеть, махать ручкой новым постояльцам.
— Часть команды, часть корабля... Весело...
— Навь вообще весёлое место. Если любишь чёрный юмор.
Гордей проверял оружие. Патронов оставалось немного — расстреляли на заложных в усадьбе.
— Степаныч, а что ты знаешь о Чернобоге?
Проводник помрачнел. Сделал большой глоток.
— Знаю, что он древний. И...
— Он злой?
— Злой? — Степаныч задумался. — Не то слово. Он... уставший. Представь — сидишь тысячи лет в одном месте, смотришь на мертвых. Они приходят, уходят, а ты остаешься. И так век за веком.
— Но зачем ему наш дед?
— А вот это вопрос на миллион. Слухи ходят... но это только слухи.
— Какие?
— Что Черный Владыка хочет сломать границы. Между Навью и Явью. Между жизнью и смертью. Чтобы все смешалось.
— Зачем?!
— А затем, что мертвых больше. Намного больше. За всю историю человечества сколько умерло? Миллиарды. А живых сейчас сколько? Так кто имеет больше прав на мир?
Братья переглянулись. Логика была извращенной, но... логичной.
— И дед — ключ?
— Ключ или отмычка. Детали не знаю. Но если Черный Владыка задумал — дело швах. Он своего добьется.
В дверь опять постучали. На этот раз сильнее.
— Гости дорогие! — голос администраторши звучал настойчивее. — Ну что вы там сидите? Выходите!
— Мы отдыхаем!
— Какой отдых на голодный желудок? У нас уже остывает все!
— Правда не хотим есть!
Стук прекратился. Потом дверная ручка дернулась.
— Закрыто, — прошептал Степаныч. — Но ненадолго.
Ручка дернулась сильнее. Потом что-то заскреблось по двери. Словно когтями.
— Ну что вы упрямитесь? — голос администраторши стал ниже, грубее. — Мы же по-хорошему!
— И мы по-хорошему, — ответил Гордей, взводя курки.
— Не надо оружия! — взвизгнул голос. — Мы мирные! Мы просто... голодные!
Скребущие звуки усилились. Теперь не только по двери — по стенам, по потолку.
— Они окружают, — Лазарь достал Глоки. — Сколько их?
— Весь город, — мрачно ответил Степаныч. — Тысячи.
Кусок обоев отвалился от стены. Под ним — красная плоть, пульсирующая жилами.
Вместе с обоями что-то упало к ногам Лазаря. Черное перо.
— Что за... — он поднял его, покрутил в пальцах. Большое, масляный отлив, теплое на ощупь.
— Началось, — проводник отошел к окну. — Город больше не прячется.
Пол под ногами стал мягким. Липким. Ботинки утопали, как в болоте.
Лазарь машинально сунул перо в карман.
— Есть план Б? — он попытался вытащить ногу.
— Всегда есть! — Степаныч разбил окно флягой. — Прыгаем!
— С третьего этажа?!
— Ты живой, переживешь! А мне вообще по барабану!
Дверь треснула. В щель просунулась рука — серая, с неправильно загнутыми пальцами.
— Выходите! — ревел уже не женский голос. — Мы ждали! Мы так долго ждали!
— Прыгаем на счет три! — скомандовал Степаныч. — Раз!
Рука нашарила замок.
— Два!
Пол под Лазарем размягчился окончательно. Липкая жижа поползла по ботинкам.
— Гор! — Лазарь дернулся.
Гордей схватил брата, выдернул из ловушки. Ботинок остался в полу, медленно растворяясь в слизи.
— Три!
Они прыгнули.
***
Падение было недолгим, но приземление — жестким. Лазарь врезался в асфальт плечом, перекатился. Боль прошила руку, но кости вроде целы.
Гордей приземлился на ноги, как кот. Степаныч грохнулся рядом, матерясь на чем свет стоит.
— Живы? — спросил проводник, поднимаясь.
— Чтоб вас черти… — Лазарь пошевелил плечом. — Мой ботинок…
— В жопу ботинок! Бежим!
Сверху раздался вой. Из окон гостиницы высовывались жители города. Но теперь без масок — гнилые лица, вываливающиеся глаза, черные языки.
— Вы не уйдете! — кричали они хором. — Никто не уходит!
Стены гостиницы вздулись. Здание ожило — окна моргали, двери хлопали как рты.
— Сюда! — Степаныч нырнул в переулок.
За ними погнались. Не бежали — текли. Жители города сливались в единую массу, серую и бесформенную. Тысячи рук тянулись к беглецам, тысячи ртов выли от голода.
— Где выход?! — Гордей на бегу стрелял за спину. Дробь рвала серую массу, но та мгновенно затягивалась.
— Там! — Степаныч указал на люк. — Канализация!
Люк был заварен. Конечно.
— Отойди! — Лазарь направил Глоки на крышку.
Выстрелы. Искры. Металл поддался, люк отлетел.
Снизу ударила вонь. Но выбора не было — серая масса уже заполнила переулок.
— Вниз!
Они попрыгали в дыру. Лазарь последний — что-то схватило его за плечо. Холодные пальцы, неестественно длинные.
— Останься! — прошептал женский голос. Администраторша смотрела на него пустыми глазницами. — Мы так одиноки!
— Прости, родная, — Лазарь выстрелил ей в лицо. — У меня другие планы.
Упал в темноту. Внизу Гордей поймал его, поставил на ноги.
— Цел?
— Минус ботинок, плюс синяки. Жить буду.
Канализация оказалась... странной. Трубы шли под невозможными углами, вода текла вверх по стенам, а воздух светился тусклым зеленым светом.
— Не отставайте, — Степаныч уверенно шел вперед. — И не смотрите в воду.
— Что там? — конечно, спросил Лазарь.
— Те, кто не переварился до конца. Плавают кусками.
— Огромное, мать его, спасибо.
Сверху доносились удары — город пытался пробиться вниз. Но канализация его не пускала. Видимо, даже у города-желудка были границы.
Шли долго. Или недолго — в Нави время врало. Трубы петляли, раздваивались, сходились снова. Иногда мимо проплывало что-то — рука, голова, иногда целый торс.
— Не здоровайтесь, — предупредил Степаныч. — Они обидчивые.
Наконец впереди забрезжил свет. Настоящий свет, не зеленое свечение.
— Выход! — обрадовался Лазарь.
Выбрались на окраине города. Позади остались дома-органы, впереди расстилалась пустошь.
— Фух, — Лазарь сел на камень. — Это было... весело.
— Весело?! — Гордей уставился на брата. — Нас чуть не сожрали!
— Ну не сожрали же! А ощущения — огонь: город-желудок, экшн, погоня... Прямо как в кино!
— Док, ты точно в порядке?
— А что? — Лазарь снял вторую перчатку. Замер.
Ногти были полностью синими. С черными прожилками, уходящими под кожу. И кожа на пальцах начала синеть тоже.
Гордей молча полез в рюкзак, достал термос.
— Пей.
— Я не хочу.
— Пей, говорю.
Лазарь взял термос. Руки дрожали — то ли от холода, то ли от чего-то похуже. Сделал глоток.
— Не чувствую вкуса.
— Что?
— Вкуса не чувствую. Как воду пью.
Братья переглянулись. Степаныч тактично отвернулся, сделав вид, что изучает горизонт.
— Сколько у меня времени? — тихо спросил Лазарь.
— Достаточно. Мы успеем.
— А если нет?
— Успеем. Морозовы не бросают своих. Даже таких придурков, как ты.
— Сам придурок.
Пауза. Оба смотрели на перевернутую усадьбу вдалеке. Она висела в воздухе, как мираж. Из труб валил черный снег, окна светились холодным огнем.
— Мы точно пойдем туда? — спросил Лазарь. — Это явно ловушка.
— Дед там, — Гордей вскинул двустволку на плечо. — И мне плевать, как этот дом выглядит.
— Даже если это Корочун?
— Особенно если это Корочун. Значит, дед близко.
Степаныч кашлянул.
— Это, парни... Корочун — не шутка. Он из старых. Почти как Черный Владыка. Любит играть с жертвами.
— И что он может?
— Все, что связано с искажением. Памяти, чувств, реальности. Его конек — показать то, что ты хочешь увидеть. А потом вывернуть наизнанку.
— Мы справимся.
— Уверены? Он знает ваши слабые места. Всех знает.
— Тем более нужно идти, — отрезал Гордей. — Если он тут, значит, охраняет что-то важное.
Вдалеке раздался колокольный звон. Но звук шел снизу, из-под земли. Словно там, в глубине, была своя церковь. Своя служба. Свои молитвы.
— Это что ещё? — насторожился Лазарь.
— Полуночная месса, — мрачно ответил Степаныч. — В церкви Святого Небытия. Чёрный Владыка созывает паству.
— Кововству?
— Всех, кто готов к окончательной смерти. Уйти ещё глубже. Туда, откуда даже мертвые не возвращаются.
В перевернутой усадьбе загорелось еще одно окно. И в этом окне, если присмотреться, мелькал знакомый силуэт в красном тулупе.
— Дед, — выдохнул Лазарь.
— Или Корочун в его облике, — предупредил Степаныч. — Будьте осторожны. В Нави ничему нельзя верить. Даже собственным глазам.
— Мы помним, — Гордей двинулся вперед. — Пошли. Время не ждет.
Они пошли к перевернутому дому. За спиной остался город-желудок, все еще воющий от голода. Впереди ждала ловушка Корочуна.
А где-то внизу, под черной землей Нави, звонили колокола, созывая мертвых на последнюю службу.
Братья Морозовы шли вперед.
Потому что Морозовы не бросают своих.
Особенно в аду.
***
ᛞᛟᛒᚱᛟ ᛈᛟᛃᚨᛚᛟᚹᚨᛏᚺ ᚹ ᚨᛞ ᚲᚨᛋᛏ ᛞᚹᚨ
Глава 3. Семейный ужин
«Самая страшная ловушка - собственное счастье.»
ᛋᚲᚨᛋᛏᛁᛖ ᛋᛏᚱᚨᛋᚾᚨᛃᚨ ᛚᛟᚹᚢᛋᚲᚨ
***
Василий Петрович, пятьдесят восемь лет, охранник морга при районной больнице. До пенсии два года, три месяца и семь дней — считал каждый. Тридцать лет среди мертвых научили его одному: покойники — самая спокойная компания. Не жалуются, не просят повышения, не устраивают корпоративы.
Канун Нового года. Молодые охранники отпросились — дети, жены, праздники. Василий не возражал. Жена умерла три года назад. Рак. Дети далеко — дочь в Германии, сын в Питере. Звонят на праздники, шлют деньги. Хорошие дети. Далекие.
Допил остывший чай, проверил мониторы. Камеры показывали пустые коридоры, ряды холодильников. Все тихо. Как всегда.
В 23:15 услышал стук.
Сначала подумал — трубы. Старое здание, зимой металл сжимается. Но стук повторился. Ритмичный. Из седьмой камеры.