– Возьми эти деньги, мальчик! Их даю не только я, их дают многие, любившие твоего отца и любящие тебя. – Хуан начал возражать, но Учитель жестом прервал его: – Я знаю, что ты скажешь! Я знаю, что ты можешь заработать много и что твой отец не был человеком бедным. Но тебе нужно много денег! Возьми и не благодари! Это деньги друзей твоего отца, которые обязаны ему жизнью, а значит, всем!
Хуан взял книжку, церемонно поблагодарил Учителя, поцеловал его в обе щеки, но лицо графа словно застыло. Учитель с трудом удерживался от слез. Он никогда не видел Хуана таким.
Учитель сел на циновку и жестом пригласил графа сесть напротив.
– В скорби человек всегда один, – продолжил он, – но я спрашиваю тебя, как старший брат, который по возрасту мог бы быть твоим отцом или даже дедом. Чем Школа может помочь тебе сейчас? Я говорю о мести… Вы люди другого мира, мой мальчик. Вы верите в бога, который прощает все. Ты знаешь закон нашей и любой достойной школы. Месть нашего брата – это наша месть!
Человек, ничего не знающий о Школе, едва ли смог бы понять настоящий смысл этих слов. Графу Хуану предлагалась неограниченная помощь сотен людей, каждый из которых стоял на достаточно высокой ступени познания искусства кун-фу и мог быть полезен для совершения мести больше, чем несколько вооруженных до зубов солдат.
– Убив твоего отца, эти люди нанесли оскорбление всему доброму и разумному. Они оскорбили нашу веру, они нанесли оскорбление всем его друзьям, они попрали самое святое! Если убивать таких людей, как твой отец, то кто же в нашем мире заслуживает права на неприкосновенность! – Учитель был философом и иногда позволял себе порассуждать. Но сейчас он остановился, чувствуя, что Хуан понимает все намного лучше, объемнее, чем он сам. – Мы охраняем тех двоих, которые работали вместе с ним и остались. Но если они не уедут, их убьют! Мы охраняем тебя… – Учитель запнулся, чувствуя, что говорит то, что понятно графу без слов, а значит, не должно быть произнесено.
Хуан молча кивал головой в знак благодарности. Потом он встал, поцеловал руку Учителя и сказал:
– Кровь рождает только кровь… Так всегда говорил отец. Он не хотел бы, чтобы сейчас лилась кровь… Люди, убившие его, не добры, но они люди… Такие же, как я, как вы, как он. Я не вижу за собой права лишать их жизни. Они ничего не поймут, потому что мертвые ничего не понимают. Мертвый мертв… Я не хочу мести. Моя душа не просит мести, не требует крови. Я врач… Как мой папа… – Хуан впервые в жизни в разговоре с Учителем позволил себе назвать отца папой, и в этот миг случилось то, что потрясло душу его наставника. Хуан заплакал. Как ребенок, горестно всхлипывая, упав на колени и уткнувшись лицом в циновку, плакал двадцатидвухлетний граф Хуан Сантос Родригес, гордость и легенда Школы. Потом его лицо обезобразила гримаса ненависти, он поднялся на ноги и прошептал: – Я убью их! Я убью их всех…
Через два дня после визита Учителя газеты Бангкока напечатали разноречивые сообщения о происшествии необычайном, почти фантастическом. Заголовок одной из статей можно было бы перевести с тайского примерно так: «Молодой врач, сын убитого представителя Ватикана, мстит за своего отца и наводит порчу на господина министра внутренних дел». В статье рассказывалось следующее.
Молодой граф Хуан Сантос Родригес, сын убитого епископа, известный своими многолетними занятиями кун-фу, вошел в резиденцию министра внутренних дел средь бела дня и попросил принять его. Это произошло позавчера. Как и следовало ожидать, ему было отказано, а дом господина министра наполнился вооруженной охраной в ожидании нападения, так как известно, что у покойного епископа-врача много влиятельных друзей среди китайской общины. Но в ту же ночь молодой граф Хуан Сантос Родригес проник в дом министра, несмотря на многочисленную охрану, при этом не причинив вреда никому, кроме сторожа, охранявшего двери спальни. Вред, нанесенный сторожу, был незначителен: граф Хуан, как установила полиция, сначала ударил его в гортань, чтобы лишить возможности крикнуть, а затем сдавил артерию на шее, и страж уснул в кресле.
Что делал граф Хуан в комнате господина министра – пока остается загадкой. Неизвестно также, кто помог ему проникнуть в тщательно охраняемый дом и покинуть его незамеченным. Но результат его посещения оказался из ряда вон выходящим.
Господин министр изменился и стал неузнаваемым. Он не сошел с ума, хотя многие находят, что в его манере говорить и улыбаться появилось нечто ненормальное, а его недоброжелатели заявляют, что министр все же спятил со страху…
Как узнал граф впоследствии, через три месяца после встречи с ним главный убийца его отца побрил голову и ушел в монастырь, где вскоре умер. Монахи утверждали, что это был очень радостный и приятный собрат, что казалось совершенно необъяснимым, потому что бывший министр внутренних дел был известен как человек нрава необычайно жестокого, садист, замучивший и убивший своими руками несколько жен и любовниц.
О том, что ночью в доме побывал граф Хуан, а не кто-то другой, узнали со слов самого министра. Кроме того, сторож опознал графа на фотографии. Министра долго держали в больнице, так как его многочисленные друзья и партнеры доказывали, что графом был введен какой-то новый, неизвестный яд, который превратил потерпевшего в умалишенного. Но доказать, что бывший министр внутренних дел действительно стал психопатом, судебные эксперты так и не смогли, и по этой причине следствие против графа Хуана было прекращено.
Бывший министр стал другим человеком. Он стал равнодушен к еде, к женщинам, стал набожен и улыбчив. Правда, он довольно часто плакал, ничего не говоря о причине своих слез. Но во всем остальном это был разумный, волевой человек, в здравом уме и памяти, составивший сложное и точное завещание, в котором, не забывая детей, большую часть состояния пожертвовал храму…
Молодой граф Хуан Сантос Родригес бесследно исчез. Его искали и друзья, и враги, но недолго. Всем в Бангкоке было ясно, что скрываться в городе граф не стал бы. Он и в самом деле был уже далеко. Через двадцать часов после посещения убийцы своего отца Хуан вышел из самолета в международном аэропорту Сан-Франциско.
Единственным человеком, который знал об этом, был Учитель. Ему же граф передал письма для двух остававшихся в Бангкоке бывших сотрудников бюро. Граф именем отца заклинал их покинуть страну, доверившись его друзьям.
Хуан и Учитель прощались молча, глядя друг другу в глаза, братья, один из которых был на сорок пять лет старше другого. Им не нужно было говорить, чтобы понять друг друга.
Когда огни самолета растаяли в черном небе, Учитель вдруг вспомнил свой давний разговор с отцом Хуана. Обычно скупой на похвалы, Учитель, находясь под впечатлением триумфальной защиты диплома, сказал тогда за праздничным столом по-китайски, обращаясь к графу Антонио Сантосу Родригесу:
– Дорогой господин! На вашем сыне, лежит печать духа высокого и благородного. Ему чуть больше двадцати, а я вижу, что он умнее меня, старика! Это печать доброго света!
Граф Антонио Сантос Родригес растерянно кивнул в ответ. Он привык к похвалам, сыпавшимся на него по поводу успехов сына, но ни одна из них не была так неожиданна и приятна.
В Сан-Франциско граф поступил на первый курс медицинского колледжа, ничем не выдавая своего многолетнего врачебного опыта. Он начал изучать хирургию и занимался этим в течение шести лет. Его удивительные успехи были заметны и ощутимы с первых же дней его пребывания в Сан-Франциско. Через два месяца после приезда Хуан свободно говорил по-английски, а через год никто не узнавал в нем иностранца.
Многие общемедицинские дисциплины и вопросы практической терапии были знакомы графу не хуже, чем тем, кто учил его. Но он ни разу не поставил своих учителей в неловкое положение.
Гениальные задатки графа были настолько очевидны, что он начал оперировать, будучи студентом третьего курса. Когда он заканчивал колледж, несколько клиник Лос-Анджелеса и Сан-Франциско осаждали его самыми заманчивыми предложениями, несмотря на то что он был иностранцем, а к иностранцам янки испытывают неистребимое недоверие. Причиной этому были не только выдающиеся способности графа как хирурга, но и его умение искусно использовать травы, которые он выписывал и получал из разных стран. Лечение травами, иглоукалывание, массаж и многие другие методы лечения восточной медицины с успехом применял отец графа, который считал их использование обычным и во многих случаях единственно приемлемым лечением.
Граф Хуан Сантос Родригес никогда не разделял стремления многих американских коллег поскорее уложить пациента на стол и отрезать ему что-нибудь. «Восточная медицина, за редкими исключениями, не знает операций, – объяснял он обычно свои взгляды коллегам, – и тем не менее добивается излечения таких болезней, перед которыми европейские врачи бессильны».
Широкую известность принесли графу лекции по самым разным аспектам восточной медицины, которые собирали огромные аудитории ученых мужей, студентов, практикующих врачей и просто любопытных. На законные вопросы, откуда он все это знает, граф отвечал, что ему выпала в жизни большая удача несколько лет жить и учиться на Тайване, где он начал увлекаться восточной медициной и продолжал ее изучение уже в Сан-Франциско.
Граф Хуан Сантос Родригес не любил обманывать. Но говорить неправду, а также повторно сесть за учебную скамью заставила его идея, которой он отдавал все, что мог, и осуществление которой было по плечу лишь гению. Граф мечтал создать искусство медицины, которое вобрало бы в себя лучшие достижения европейского и восточного опыта врачевания. С этой целью он стал хирургом, хотя в юности вслед за отцом повторял, что резать человека ножом, чтобы вылечить его, – это абсурд.
У окружающих людей граф всегда и везде вызывал чувство неудержимой и необъяснимой симпатии. Он притягивал к себе как мощный магнит. Но все его многочисленные друзья знали о прошлом графа удивительно мало. Он скрывал свое прошлое, и ему удавалось это, как удавалось все, за что он брался. Большинство друзей и знакомых Хуана обращались к нему просто по имени и, вероятно, не смогли бы ответить на вопрос, какова его фамилия. Коллеги графа в Сан-Франциско ничего не знали о его отце, не читали его книг, потому что в США