себе. А по тому, как он оскалил зубы, граф внезапно догадался, что грозит бедному Шакалу, и не на шутку испугался. Жестокость, с которой Луис расправился с пытавшимися спасти Шакала, подтверждала догадку графа.
Между тем начавший что-то понимать Гидо вместе с двумя непобитыми агентами схватили Шакала и потащили к воротам. Увидев, что Шакала уносят, Луис попробовал обойти графа, но был отброшен назад толчком ступни в плечо.
Тогда Луис обрушил на графа серию ударов руками и ногами, от которых граф ушел, разорвав дистанцию, и принял защитную стойку. Луис продолжал нападать. Натиск его ударов усиливался по мере того, как Шакала оттаскивали к воротам. Луис рвался напролом, не заботясь о защите, и вынудил графа встречать его скользящими ударами в верхнюю часть живота. Под бешеным натиском Луиса граф медленно отступал, крича Гидо:
– Да уберите же вы его скорее! Скорее!
Но обезумевший Шакал боролся с попытками утащить его в машину, принимая Гидо и его помощников за людей Луиса. Шакал охрип, но продолжал визжать.
– Вы что, Луиси? Вы чего деретесь! – Звонкий голос графини заставил Луиса опустить руки. Графиня остановилась между ним и графом и подняла на Луиса потрясенные, полные слез глаза. – Ты, Луиси, какой бессовестный! – выкрикнула Люси и расплакалась. – Ты почему папу бьешь! Обижаешь его, злой какой! – Графиня плакала, размазывая слезы по прекрасному, покрытому матовым загаром лицу.
Луис не двигался.
– Не надо, Котйнук! – продолжала графиня, когда слезы прошли. Она никогда не плакала долго. – Ну, не на-а-до! – Для большей убедительности графиня сделала в сторону Луиса круглое движение рукой. – Ты же всегда такой добрый! Никогда нас с папой не обижаешь!
Граф с трудом владел собой. В страшном напряжении он следил за каждым движением Луиса. Потом не выдержал и, подхватив графиню, двумя прыжками отнес ее в сторону.
Луис стряхнул с себя оцепенение, бросился вперед и камнем упал на Шакала, отшвырнув пытавшегося помешать ему Гидо. Его зубы сомкнулись на судорожно задвигавшемся, остром кадыке Шакала. Пальцы Шакала царапали голую спину Луиса, оставляя на ней кровавые полосы.
Граф тащил Луиса за плечи, а Луис яростно грыз горло врага. Вкус крови исторгал тигриное рычание из его груди. Граф положил ладонь на шею Луиса, и на его руке вспухли гибкие мышцы. Через две-три секунды челюсти Луиса разжались. Граф продолжал сдавливать артерию, пока Луис не заснул.
Из разорванного горла Шакала волнами шла кровь. Граф нащупал сосуд, придавил его пальцем, и кровь остановилась.
– Скорее машину! – потребовал граф, и Гидо побежал загонять машину во двор.
Только что прибывший лейтенант Майкл Сортобенто поднимал майора, который, хотя и пришел в сознание, но мало понимал, что происходит вокруг. Вдруг майор вырвался из рук Мики и гневно прокричал:
– Где остальные? Ищите остальных! В дом, скорее! Мики, а вслед за ним сержант дорожной полиции бросились в дом. По дороге Мики успел достать из кобуры тяжелый «магнум», точно такой же, как тот, из которого вел огонь по «ударной группе» Ригоберто. Вытягивая руку с револьвером далеко перед собой, Мики ворвался в дом.
Следовавший за ним сержант увидел лейтенанта Майкла Сортобенто сидящим на полу в гостиной и громко изрыгающим то, что полчаса назад было ранним обедом с пивом и кофе, которым Мики решил побаловать себя, удрученный нагоняем. Сержант уставился на Мики, носом втянул в себя воздух, перевел взгляд в глубину комнаты и, обнаружив Лысана и растекшийся по его щеке глаз, сел на пол, рядом с Мики. Опомнившись, Мики выскочил из дома, бросив «магнум» на полу.
– О, мамочка! – завопил он, простирая руки к Роберто. – Там два трупа! Два трупа, карахо! – беззвучно повторил Мики, и приступ рвоты сломал его пополам…
– Луиси, посмотри, какая у меня на ножке родинка! – удивлялась графиня, трогая родинку пальцем. – Это, знаешь, между прочим, почему она у меня есть? Потому что я молоденькая! Когда ты был молоденький, у тебя тоже была родинка, правда? Смотри, какая хорошенькая, такая миленькая! Вот я ее поцелую! – И графиня, вытянув трубочкой губы, важно поцеловала маленькую родинку на своем колене. Ей казалось, что родинка – живое существо.
– А теперь ты поцелуй! – потребовала она, и Луис бездумно подчинился. – Правда, приятненькая? – настаивала графиня, отчасти обиженная невниманием к своей родинке. – Ну скажи, Котйнук, приятненькая?
– Очень… – рассеянно согласился Луис и потянулся за телефонной трубкой.
– Ты опять звонишь папе? – заинтересовалась Люси. – Передай ему привет от меня и от бабушки Марии.
Граф снял трубку сразу.
– Все по-старому, Луиси, – осторожно ответил он. – Нет, этот самый старший, Адам, до сих пор не приходил в себя. Но он скоро должен очнуться. Мне так кажется, по крайней мере.
– Послушай, Хуан, скажи мне наконец прямо: он будет жить или нет? Мне легче знать правду, чем вот так томиться! – В который раз за прошедшие сутки Луис спрашивал графа об одном и том же.
– Конечно, будет! Я устал повторять, Луиси, что все самое страшное для этого типа позади. У него очень крепкая голова. Успокойся, я прошу тебя! Через час за мной заедет Роберто, и мы вместе приедем обедать. Он хочет рассказать тебе что-то.
– Ладно, – устало ответил Луис и повесил трубку. Графиня внимательно прослушала разговор от начала до конца и обиженно надула губы.
– Ты какой хитрун! – с вызовом обратилась она к Луису. – Такой Котёнук обманчивый! Обманываешь меня! Обещал передать привет и не передал! Все бы тебе детей обманывать! – Таким выводом графиня подвела черту под обвинением и осторожно заулыбалась. Она не умела сердиться.
Луис не отвечал. Он лежал в кресле. Его закрытые веки набухли от бессонницы. Графиня забралась в кресло и вопросительно подняла на Луиса голубые глаза.
– У тебя, наверное, головка болит, Котёнук? – сочувственно произнесла она и погладила Луиса по голове. – А знаешь чего! – Глаза Люси засверкали. – А давай я тебя прямо в открытые глазы поцелую! И голова у тебя пройдет совсем сразу! Только ты не закрывай глазки, а то мне скучно, когда у тебя глазы закрыты.
Луис открыл глаза и пересадил графиню себе на колени.
– Не надо, Люси. Я болею, – отозвался он.
– А знаешь чего, Котйнук! – громко зашептала графиня в ухо Луису. – Тогда вчера ты тоже такой больной был! Мне папа рассказывал, что ты так заболел, Котеночек… – Графиня таинственно покачивала головой. Ее светлые, легкие, как пух, волосы касались лица Луиса. – Ты так заболел, Котйнук, и стало тебе казаться, что ты тигр! Что ты зверь такой страшный! Поэтому ты этого дядю заесть решил… – грустно закончила Люси, но улыбка вновь осветила ее лицо. – А папа, а папа тебя сразу вылечил! И дядю вылечил. Ты же его не совсем заел, Котйнук, а только чуть-чуть!
Луис нервно улыбнулся. Он не мог ни вспомнить, ни тем более понять, что с ним произошло вчера утром. Он запомнил, как Шакал сказал, что они сейчас притащат Люси. Потом был провал, который окончился, когда Луис проснулся в доме графа на кушетке вечером того же дня с криком: «Где Люси!» Графа не было дома, и прибежавшая на крик негритянка Мария испуганно сообщила, что Люси на улице, и, выполняя инструкцию графа, бросилась к телефону. Под окнами дома проурчал мотор. Доктор Хуан и Роберто Кастельянос приехали обедать. Майор был возбужден и весел.
– Знаешь, Луиси, твой лысый приятель пришел в себя! Я только что говорил с ним! – и майор расхохотался. – Он все выспрашивал у меня, сколько стоит самая дешевая моторная лодка! Представляешь себе, чико, только это – и ничего больше! Он задает этот вопрос всем, кого видит!
Луис сделал несколько неуверенных, деревянных шагов и засмеялся вместе с майором. Это был странный сдавленный смех. Луис пытался проглотить вдруг оказавшийся в горле комок и не мог.
– Доктор Хуан, между прочим, говорит, что при таких травмах часто остаются идиотами на всю жизнь. Но твоему лысому другу это не грозит, карахо! Или грозит не больше, чем мне на всю жизнь остаться мулатом!
Луис глотал слюну и переводил взгляд с майора на графа. По его лицу расплывалась неудержимая улыбка.
– Ты напрасно так переживал, Луиси! – произнес граф. – Прочность черепа этого Адама превзошла самые смелые ожидания. Он абсолютно вне опасности. Что касается двух других, то с ними все просто прекрасно. Этот огромный разговаривает и требует, чтобы к нему привезли адвоката, хотя, как говорит Роберто, ему еще никто не предъявил обвинения. Другой, правда, молчит, но очень внимательно смотрит по сторонам и, по-моему, собирается бежать, о чем я решил сказать майору, потому что ловить и охранять этих людей пока еще не входит в мои обязанности.
– Я заберу их! – отозвался майор. – Ну а если этот Шакал будет бежать, не держите его! Куда он отсюда денется? Пойдемте лучше есть, я голоден, как бродячий пес! За обедом, если только доктор решит, что болван вроде меня заслуживает обеда, я расскажу вам что-то интересное.
В гостиной за накрытым Марией столом графиня уже увлеченно поедала свинину с фасолью. Майор налил себе бокал пива и продолжил:
– Дело в том, Луиси, что ты становишься известным человеком. Знаменитостью, я бы сказал. Пока ты предавался грусти о лысой голове Адама Бочорносо, который, между прочим, по крайней мере, десять минут держал тебя на мушке, толпа репортеров осаждает аэропорт в столице и прибудет сюда с первым же вертолетом. Приготовься давать интервью…
– Не надо так долго шутить, чико, давай к делу! Не томи меня! – прервал майора Луис.
– Это не шутки, карахо! Все утро сегодня я провел в разговорах о тебе, причем не с кем-нибудь, а с сеньором генеральным прокурором Эль-Параисо! Сейчас я выпью пива и расскажу все по порядку.
Майор осушил бокал, бросил в полный белоснежных зубов рот несколько кусочков мяса и продолжил:
– Я связался с шефом пограничной службы и с прокурором и по их просьбе отправил в столицу копию пленки и отпечатки пальцев этого лысого Адама, которые были сняты с твоего винчестера.